Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса - Нассим Николас Талеб

Медицинская ятрогения обусловлена богатством и усложнением, а не бедностью и безыскусностью, и, конечно, это продукт частичного знания, а не невежества. Потому идея отказаться от накопленного и уйти в пустыню – это мощная субтрактивная стратегия в духе via negativa. Немногие понимают, что богатство обладает собственной ятрогенией – и что если отделить человека от денег, его жизнь станет проще, а здоровье – лучше ввиду позитивных стрессоров. Так что бедность не лишена плюсов, если практиковать ее правильно. Современная цивилизация дала нам много всего, в частности законодательство и неотложную хирургию. Но представьте себе, насколько улучшилась бы жизнь, избавься мы, как рекомендует via negativa, от лишнего: никаких жалюзи, солнцезащитных очков для карих глаз, кондиционеров, апельсинового сока (только вода), гладких поверхностей, лимонадов, навороченных таблеток, громкой музыки, лифтов, соковыжималок… На этом я остановлюсь.

Когда я смотрю на своего друга, крестного отца «пещерного» стиля жизни Артура де Вейни, который в семьдесят лет может похвастать здоровьем, каким не обладают и многие люди на тридцать лет моложе, и сравниваю его с миллиардерами вроде Руперта Мёрдока или Уоррена Баффета (с фигурами, похожими на груши), у меня всегда появляется одна и та же мысль. Если настоящее богатство – это спокойный сон, чистая совесть, взаимная признательность, отсутствие зависти, хороший аппетит, крепкие мышцы, физическая энергия, здоровый смех, обеды с друзьями, никаких спортзалов и конференц-залов, физический труд (или хобби), хорошая перистальтика, а также регулярные неожиданности, значит, истинное богатство субтрактивно (из него убрана всякая ятрогения).

Религия и наивное вмешательство

У религии есть незримые цели помимо тех, о которых талдычат понимающие буквально все ученые и псевдоученые, и одна из этих целей – защитить нас от учености, то есть от этих самых людей. Из корпуса надписей (на могилах) мы можем заключить, что многие строили фонтаны или даже храмы, посвященные любимым богам, после того, как эти боги преуспели там, где потерпели неудачу врачи. Мы нечасто осознаем пользу от религии, между тем она ограничивает нашу склонность к вмешательству и ятрогению: сплошь и рядом, если ваше недомогание не столь значительно, все то, что удаляет вас от врачей и позволяет вам ничего не делать (а значит, дает природе сделать свою работу), идет вам на пользу. Потому пойти в церковь (или храм Аполлона) в ряде случаев (когда речь идет о легком дискомфорте, а не о ране или травме, полученной в автомобильной аварии; повторю – имеются в виду ситуации, в которых риск ятрогении превышает отдачу от лечения, то есть случаи с негативной выпуклостью) весьма полезно. В храмах можно найти множество надписей типа «Аполлон спас меня, врачи пытались убить меня»; такие пациенты, как правило, завещали свое имущество храму.

Судя по всему, в глубине души каждый человек знает, когда следует искать утешения в религии – и когда надо переключиться на науку[121].

По средам я буду веганом

Бывает, что перед конференциями организаторы присылают письмо с вопросом, есть ли у меня диетические ограничения. Кое-кто спрашивает об этом за полгода до события. В прошлом я обычно отвечал, что избегаю употреблять в пищу кошек, собак, крыс и людей (особенно экономистов). Сегодня по итогам личной эволюции я должен знать, на какой именно день приходится банкет, чтобы понимать, буду я веганом – или же присоединюсь к пожирателям чудовищно толстых стейков. Как я это узнаю? Очень просто: смотрю в греческий православный календарь и узнаю, постятся в этот день или нет. Обожающие четкие классификации устроители современных бизнес-конференций, как правило, наивные парни, сильно смущаются, потому что не могут отнести меня ни к приверженцам «диеты каменного века», ни к «веганам». (Первые – это мясоеды, которые стараются придерживаться древнего высокомясного рациона охотников-собирателей; вторые – те, кто не ест мяса и отказывается даже от сливочного масла.) Далее мы увидим, почему наивные рационалисты, ставящие либо на «диету каменного века», либо на веганство, совершают ошибку (если только они не делают это по причинам религиозного или духовного характера).

Я верю в эвристику религии и слепо следую ее правилам (будучи православным христианином, я могу иногда мухлевать – это часть игры). Среди прочего роль религии заключается в том, чтобы приручить ятрогению пресыщения: пост уравнивает всех, невзирая на заслуги. Но есть тут и более тонкие аспекты.

Эффекты выпуклости и беспорядочное питание

На примере с аппаратом искусственного дыхания мы уяснили практическое следствие из неравенства Йенсена: в некоторых областях у нерегулярности есть преимущества, а у регулярности – недостатки. Там, где применимо неравенство Йенсена, нерегулярность может стать лекарством.

Возможно, по большей части нам нужно всего лишь вычеркнуть из меню несколько продуктов, а также перестать питаться размеренно. Мы совершаем ошибку, не замечая нелинейности в двух местах: в составе пищи и частоте ее приема.

Проблема с составом заключается в следующем. Мы, люди, вроде бы всеядны по сравнению с более «специализированными» млекопитающими, такими как коровы и слоны (они едят салаты), а также львы (они едят добычу, и это, как правило, добыча, которая ела салаты). Способность к всеядности появилась, когда среда обитания человека стала более разнообразной, а источники питания – внеплановыми, случайными и, главное, перемежающимися: специализация – это реакция на более стабильную среду обитания, не подверженную резким изменениям, а избыток вариантов появляется, когда среда меняется. Диверсификация функции – это всегда ответ на разнообразие. Причем разнообразие с определенной структурой.

Наше тело устроено весьма изощренным образом. В том, что касается приема пищи, корова и другие травоядные подвержены куда меньшему воздействию случайностей, чем лев; они поглощают пищу размеренно, но должны очень хорошо потрудиться для того, чтобы метаболизировать все питательные вещества. В итоге коровы едят по многу часов в день. Наверное, это очень скучно – все время стоять и есть салаты. Лев, с другой стороны, вынужден больше полагаться на удачу; ему удается убить меньше 20 процентов потенциальных жертв, но когда он ест, его тело быстро и эффективно перерабатывает все питательные вещества благодаря тому, что жертва уже потрудилась над салатами. Случайная структура среды диктует общий принцип: когда мы «травоядные», мы едим размеренно; когда мы «хищники», мы едим беспорядочно. А значит, белки по статистическим причинам должны поглощаться нерегулярно.

Если вы согласны с тем, что нам нужно «сбалансированное» питание и определенный рацион, неверно сразу делать вывод, будто мы должны питаться так все время. Действительно, в среднем нам необходимы определенные количества различных питательных веществ, и эти вещества и дозы известны: столько-то углеводов, белков и жиров[122]. Однако способ потребления этих веществ – вперемешку, в составе одного обеда (классический стейк, салат, свежие фрукты), или раздельно – влияет на организм очень по-разному.

Почему? Потому что отказ от чего-либо – это стрессор, а мы знаем, как полезны стрессоры, когда организм может адекватно восстановиться после их воздействия. Здесь опять же работает эффект выпуклости: с точки зрения биологии получить три дневные порции белков за один день и ноль белков за следующие два дня – совсем не то же самое, что получать одинаковые порции белков ежедневно, потому что метаболические реакции у нас нелинейны. Нерегулярное питание должно приносить нам пользу – по крайней мере, так спроектирован наш организм.

Я предполагаю; на деле я не просто предполагаю, я убежден (неизбежный результат нелинейности) в том, что мы антихрупки в отношении переменчивости в составе и регулярности питания – по крайней мере, в определенных пределах, в промежутке, равном какому-то количеству дней.

Ну а вопиющее отрицание склонности к выпуклости – это теория, на которой базируется так называемая критская (или средиземноморская) диета, благодаря которой просвещенные круги США отказались от привычных стейков с картошкой и перешли на жареную рыбу с салатом и сыром фета. Произошло это вот почему. Кто-то осознал, что на Крите очень много долгожителей, проанализировал их рацион и сделал наивный вывод, что они живут дольше, потому что едят то, что едят. Может, так оно и было, но не исключено, что своим здоровьем критяне обязаны эффекту второго порядка (нерегулярности питания), однако ученые, которые смотрят на вещи прямолинейно, об этом даже не подумали. Понадобилось немало времени, чтобы заметить: на критян повлияла греческая православная церковь, требующая поститься (в зависимости от местных обычаев) до двухсот дней в году, и это весьма изнурительный пост.