Рабы Парижа - Эмиль Габорио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Растерянный адвокат смотрел на хозяина агентства широко открытыми глазами.
— Перпиньян знает ровно столько, сколько ему положено знать. Почему же ты думаешь, что с тобой я поступаю иначе? — продолжал тот. — Что мне мешало до поры до времени не говорить тебе, что Поль Виолен — на самом деле сын герцога де Шандоса?
Совесть адвоката была действительно нечиста. Если он изменил сообщникам и не сообщил им секрет герцога де Шандоса, то почему они, зная об этом, не могут водить его за нос? Батист вполне способен сочинить всю эту пьесу только для того, чтобы расставить капкан для изменника Катена…
Адвокат некоторое время молчал, перебирая в уме подробности описанных в пьесе событий и их возможные последствия.
Никакой опасности для себя он не обнаружил.
— Я не меньше вас всех. — заговорил он, — заинтересован в том, чтобы Поль Виолен был настоящим наследником герцога. Но если бы это было так, то зачем бы ты тратил столько сил и времени на подготовку спектакля? Так что ты сам заставляешь меня усомниться в аристократическом происхождении Поля.
— Сомневайся, сколько влезет, — грубо буркнул доктор.
— Дело не во мне. Герцог обязательно откроет обман. И я не знаю, как ему помешать…
Батист жестом прервал адвоката.
— Ты что, все еще не понял? Поль Виолен действительно сын де Шандоса.
— Что означает эта дурацкая комедия? — взорвался Катен.
— С каких пор правда стала комедией? — осведомился Батист Маскаро.
— Ну, если ты так настаиваешь, то позволь мне узнать правду, — сказал адвокат.
— Желаю тебе рассеять все свои сомнения.
Катен подошел к Полю.
— Встаньте, пожалуйста, месье наследник.
Поль Виолен встал.
— Прошу вас снять сюртук.
Хозяин агентства и доктор многозначительно переглянулись.
Ортебиз глубоко вздохнул, как это делает грузчик, освободив свои плечи от тяжелой ноши.
— Только и всего, — прошептал он. — Ну, тогда нам нечего бояться. Если уж хитрый лис Катен не нашел препятствий посложнее, то дело в шляпе!
Виолен все еще не снимал сюртук и вопросительно посматривал на хозяина.
— Доставь это удовольствие нашему другу, — сказал Батист.
Поль снял сюртук и повесил его на спинку кресла.
— Теперь, — сказал адвокат, — закатайте до плеча рукав сорочки.
Виолен повиновался.
Едва взглянув на его руку, Катен обернулся к Маскаро и уверенно произнес:
— Это не сын де Шандоса!
К немалому удивлению адвоката, Батист и Ортебиз разразились хохотом.
— Но я говорю правду, — сказал Катен.
Хохот усилился.
— Герцог тоже с первого взгляда это увидит…
— Довольно, — сказал Маскаро и обернулся к Ортебизу.
— Доктор, объясните нашему другу, что он неправ, хотя и говорит сущую правду.
Врач подошел к адвокату, с иронически — торжественным видом взял Поля за руку и начал:
— Видишь ли, Катен, ты утверждаешь, что Поль не является наследником герцога, поскольку не находишь на его теле известной тебе приметы. Если бы ты, как честный компаньон, предупредил нас об этом, то она уже давно была бы на своем месте.
— Не может быть!
— Может, адвокат! Я врач и знаю, что говорю. В тот день, когда герцог будет осматривать руку Поля, на ней будут такие приметы, в которых не сможет усомниться сам Фома Неверующий!
— Каким образом?
— Герцогу сообщили в Вандомском приюте, что его сын в двенадцать лет получил ожог плеча. Так?
— Откуда вы знаете? — пролепетал изумленный адвокат.
— Мы знаем если не все, то очень многое. На плечо мальчика опрокинулось ведро кипятка. Верно?
— Да…
— Если бы Поль в двенадцать лет пережил подобное несчастье, то сейчас мы увидели бы здесь большой шрам с тремя ответвлениями. Середина его с самым глубоким поражением кожи находилась бы на плече, а ветви расходились бы по спине, груди и предплечью.
Доктор водил пальцем по телу Виолена, иллюстрируя свой рассказ.
— Кроме того, на коже тут и там были бы разбросаны кругообразные следы брызг.
Катен кивнул.
— Так бы это и было, — подтвердил он. — Если бы ведро опрокинулось на Поля, а не на сына герцога.
— Благодари Бога, адвокат, что в агентстве Батиста Маскаро есть врач!
— И что же этот врач сделает? Даже если ты обольешь Поля кипятком, через месяц шрам будет выглядеть слишком свежим.
— Слушай, что я сделаю. Прямо отсюда Виолен пойдет ко мне.
— Прекрасно.
— Я положу его в своем кабинете на операционный стол.
— Поля уже тошнит от страха, — сказал Катен.
— Не беспокойся, мой мальчик, я тебе все сделаю под общим наркозом. Ты ничего не почувствуешь!
— Дальше, — потребовал адвокат.
— Когда Поль уснет, я приложу к его плечу кусок ткани, смоченной в одном реактиве, который я сам составил и держу в большом секрете.
— И что же?
— А то, что этот кусок мягкой ткани будет вырезан в форме шрама, который я тебе описал. Маленькие кружки той же ткани изобразят брызги. Минут через десять я сниму это все с Виолена и перевяжу полученный шрам по моему собственному методу. Затем разбужу Поля и угощу его отличным ужином. Приходи и ты, Катен. У меня сегодня на ужин фазаны.
Батист удовлетворенно потер руки.
— Что скажешь? — спросил он у пристыженного адвоката.
— Идея великолепна. Но вы не учли, все же, одну мелочь.
— Какую?
— Что одно лишь время может придать шраму тот вид, который он должен иметь через столько лет.
— Это я беру на себя, — ответил Ортебиз. — Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы через месяц показать вам прекрасный старый шрам. Конечно, он не обманет лучших врачей Парижа, но за герцога де Шандоса я ручаюсь.
Поль Виолен зашатался, как пьяный, и упал на пол.
— Что с ним? — вскричал адвокат.
Доктор осмотрел молодого человека и коротко ответил:
— Обморок.
— Что надо делать? — спросил Маскаро.
— Принеси холодной воды и вели заварить кофе, — ответил Ортебиз, расстегивая Виолену воротник.
Батист вышел.
— А я чем могу помочь?
— А ты, Катен, подложи под ноги подушки с кресел, это вызовет прилив крови к голове.
— Готово, — сказал адвокат, выполнив указание доктора.
— Хорошо. А где вода?
— Вот, — произнес Маскаро, входя в комнату. — Бомаршеф готовит кофе.
— Отлично.
Ортебиз побрызгал водой в лицо Полю.
Тот не шевельнулся.
— Дайте мне одеяло или небольшой ковер. Надо его тепло укрыть.
— Возьми его сюртук, — сказал Батист.
Доктор укрыл Виолена.
— Через несколько минут он придет в себя.
— А если нет?
— В таких случаях срочно приглашают врача, — ответил Ортебиз. — Но нам спешить некуда: я и так уже на месте.
Подложив Виолену подушки, Катен отошел в сторону и задумался.
Адвокат был очень расстроен. Все его хитрости обернулись против него.
За такую важную новость, как примета наследника герцога, можно было бы многое потребовать при дележе добычи! Однако он опоздал: сообщники уже каким-то образом узнали о шраме на плече маркиза де Шандоса. Теперь долю Катена урежут.
Двенадцать миллионов! Из-за доли от такого пирога стоит поторговаться…
— Так на чем мы остановились? — прервал его размышления громкий голос Маскаро.
— На последних сомнениях адвоката, — отозвался Ортебиз.
— К дьяволу все сомнения! — воскликнул Катен с совершенно искренним восторгом. — Все предусмотрено до последней мелочи и игра стоит свеч. Я играю с вами! Можете положиться на старого друга Катена! Батист, я преклоняюсь и смиряюсь. Я твой душой и телом!
Маскаро и Ортебиз переглянулись. Они прекрасно знали, что последует за этим вступлением.
— Ты прав, как Евангелие! Миллионы де Шандоса уже у нас в кармане! Я пришел к дележу последним, это правда, но мне ведь принадлежит важная роль в твоем спектакле. Вы без меня ничего не смогли бы сделать…
— Ты получишь свою долю, — уклончиво ответил Маскаро.
— Я хочу получить долю, равную вашим.
— Хорошо, — ответил Батист.
— Рассчитывай, — прошептал доктор.
Друзья скрепили уговор, обменявшись рукопожатиями.
— У меня есть вопрос, — сказал адвокат.
— Слушаем.
— Уверены ли вы в том, что герцог не знает никаких других примет своего сына?
— По-видимому, не знает. Ведь новорожденного сразу же подменили и отправили в приют.
— А герцогиня?
— Она была очень больна. К тому же от нее, наверно, стремились скрыть сам факт подмены. Это проще всего сделать до того, как она впервые увидит своего ребенка. Поэтому есть основания полагать, что ей никакие другие приметы неизвестны.
— Но его видел Жан. Он, как вы помните, был против подмены младенца. Вполне возможно, что он постарался запомнить приметы на тот случай, если герцог когда-нибудь раскается в своем злодеянии и захочет вернуть сына.