Смерть внезапна и страшна - Энн Перри

– Не так давно, – начала попечительница госпиталя, – я случайно вошла, когда вы были заняты операцией. Вы, должно быть, меня не заметили, и я молча вышла. – Бек глядел на нее, не говоря ни слова, и лишь между бровей у него залегла небольшая тревожная морщина. – Я узнала пациентку. Это была Марианна Гиллеспи, и, по-моему, вы делали ей аборт.

Можно было не продолжать. По лицу Кристиана, на котором не было ни удивления, ни ужаса, Калландра поняла, что не ошиблась. Она попыталась успокоиться и забыть про свою душевную боль. Придется расстаться с ним, придется понять, что нельзя любить человека, который способен на подобные вещи! Пусть у нее в душе будет жуткая рана, но и она когда-нибудь в конце концов заживет.

– Вы правы, – согласился Бек, и в голосе его не было слышно ни вины, ни страха. – Она забеременела в результате насилия, совершенного ее зятем. Зачатие произошло недавно… меньше шести недель назад. – Врач смотрел на собеседницу с грустью, и на лице его читалась боль, а не стыд. – Мне случалось выполнять аборты и прежде, – спокойно проговорил он, – если ко мне обращались достаточно рано, в первые восемь-десять недель, а ребенок являлся плодом насилия, или если женщина была чересчур молода для родов – мне случалось иметь дело с двенадцатилетними! – или же если она была слишком слаба и беременность вместе с родами, по моему суждению, могла стоить ей жизни. Но не в других обстоятельствах и не за плату. – Калландра хотела остановить его и что-то сказать, но горло ее стиснуло смазмом, и она не смогла произнести ни слова. – Мне жаль, что подобные операции настолько отвратительны для вас. – Призрачная улыбка прикоснулась к его губам. – Мне действительно очень жаль. Вы должны знать, как глубоко я привязан к вам. Конечно, мне не следовало бы говорить об этом, поскольку я связан браком и не могу предложить вам достойного положения. Но чтобы вы не сомневались, признаюсь: я все обдумал давно и глубоко. Я даже молился. – Он слегка усмехнулся. – А потом решил, что это правильно и допускается Богом. Неужели даже в таких случаях женщине отказано в праве решать? И я не могу отказаться от своего мнения даже ради вас!

Теперь леди Дэвьет уже боялась за Бека. Его уличат… погибнет его карьера, последует тюремное заключение. Страх снедал ее.

– Виктория Стэнхоуп… – выговорила она хриплым голосом, всем сердцем жалея ту девочку в сиреневом платье с измученным лицом, в глазах которой оставалась надежда. Надо выяснить и это прямо сейчас или забыть о ней. – Это не вы делали ей аборт?

Лицо врача выразило глубокое горе.

– Увы, я бы, конечно, прооперировал ее, поскольку ребенок был результатом инцеста и совращения – виноват был ее брат Артур, Господь да смилуется над ним! Но ей оставалось только четыре месяца. Было слишком поздно. Я ничего не мог сделать и до сих пор жалею об этом!

Так, за какие-то минуты вся картина переменилась. Бек не пытался нажиться на нелегальных операциях, а помогал слабым и отчаявшимся, попавшим в непереносимую ситуацию. Имел ли он право поступать так? И греховны ли подобные операции?

Конечно же, нет! Ведь он делал аборты, руководствуясь сочувствием и мудростью.

Миссис Дэвьет глядела на медика, будучи не в силах выразить неизмеримое облегчение. Глаза ее наполнились слезами, а голос вместе со словами безнадежно застрял где-то в гортани.

– Калландра? – негромко позвал он ее.

Она улыбнулась удивительно ясной улыбкой. Взоры их соприкоснулись – и контакт был подобен физическому прикосновению.

С неторопливой улыбкой Бек протянул ей руку через стол и взял ее ладонь в свою. Если врач и догадался, что попечительница опасалась, не он ли убил Пруденс, то не стал об этом говорить. Как не стал и спрашивать, почему она не сообщила полиции о той операции. Она бы ответила ему: потому что пылко любит его… до боли. Но подобные мысли лучше оставить невысказанными. Они оба понимали это. А все прочее не нуждалось в словах. Руки их соприкасались несколько минут, они молча глядели друг на друга через стол и улыбались.

Рэтбоун вошел в зал суда раскаленным добела. Ловат-Смит томился за своим столом, стараясь смириться с поражением. Он поглядел на своего соперника с интересом, увидел выражение его лица и встрепенулся. Обвинитель перевел взгляд на скамью подсудимых. Сэр Герберт стоял, чуть улыбаясь, всем своим видом выражая спокойную уверенность – не вульгарное предвкушение победы, а просто убежденность в ней.

– Мистер Рэтбоун? – Судья Харди вопросительно поглядел на адвоката. – Готовы ли вы завершить ваше слушание итоговым аргументом?

Оливер заставил себя говорить самым невозмутимым тоном:

– Нет, милорд. Если суд не будет возражать, я хотел бы вызвать еще одного-двух свидетелей.

Харди казался удивленным, а глаза Ловат-Смита расширились. На скамье для публики послышался слабый шорох, кое-кто из присяжных нахмурился.

– Ну, если вы полагаете, что это необходимо, мистер Рэтбоун… – с сомнением в голосе проговорил судья.

– Да, милорд! – проговорил защитник. – Я хочу, чтобы моему клиенту был объявлен правильный приговор.

С этими словами адвокат посмотрел на скамью подсудимых и увидел, как улыбка на лице Стэнхоупа на какую-то долю секунды померкла и крошечная морщина залегла между его бровей… Но ненадолго. Улыбка вернулась, и хирург с уверенностью и пренебрежением встретил взгляд Оливера – это знали они оба.

Уилберфорс с любопытством глядел то на Рэтбоуна, то на скамью подсудимых, чуть привстав из-за стола.

– Я бы хотел вызвать доктора Джеймса Кантрелла, – отчетливо проговорил адвокат.

– Вызываю доктора Джеймса Кантрелла, – проговорил привратник громким голосом.

Юный лекарь явился через несколько секунд, как и подобает. Это был длинный и тощий человек. Его подбородок и горло были в пятнышках крови – бреясь второпях, он порезался. Джеймс был практикантом, и карьера его еще только начиналась.

Он принес присягу, и Оливер приступил к долгим подробным расспросам о безупречном профессиональном поведении сэра Герберта. Присяжные сердились, Харди тоже не скрывал гнева, но обвинитель следил за этим диалогом с неподдельным интересом. Что же касается подсудимого, то улыбка, казалось, прилипла к его губам.

А Рэтбоун продолжал задавать вопросы, чувствуя всю нелепость такого поведения. Он почти ни на что не надеялся – просто старался предоставить Монку то время, в котором детектив нуждался.

Эстер договорилась, чтобы одна из сестер подменила ее на дежурстве, обещав расплатиться с нею удвоенным количеством часов, и уже в шесть утра встретилась с Уильямом в его квартире. Следовало использовать каждую минуту: трудно было сказать, как долго продержится Рэтбоун.

– С чего мы начнем? – спросила девушка. – Я все думала об этом и, признаюсь, теперь не ощущаю прежнего оптимизма.

– А я никогда не испытывал особого оптимизма, – яростно огрызнулся Монк. – И уверен лишь в том, что не собираюсь позволить этому сукину сыну уйти безнаказанным. – Он тускло улыбнулся своей гостье, но его улыбка не давала тепла – для этого сыщик был чересчур разгневан. Зато она донесла до мисс Лэттерли нечто более глубокое – полное доверие, абсолютную уверенность в том, что она понимает и без всяких объяснений разделяет его чувства. – Стэнхоуп не давал объявлений и не рекламировал своего дела. Значит, где-то есть человек – скорее всего, женщина, – который занимался этим. Хирург принимал только состоятельных женщин, а это значит – светских. Не знаю, из старого или нового…

– Скорее из старого дворянства, – сухо перебила его Эстер. – Новое торговое общество происходит из верхних слоев рабочего класса, наделенных социальными амбициями, – как Ранкорн, например. Их мораль обычно весьма строга. Ею пренебрегают, лишь твердо зная, насколько можно забыть про приличия, как далеко можно зайти без последствий. Если такие нуждаются в абортах, то, вероятнее всего, потому, что считают невозможным справиться с излишним числом детей.

– Но бедным женщинам из бедных семей вырастить много детей еще труднее, – нахмурился детектив.

– Конечно, – согласилась мисс Лэттерли. – Но они едва ли могут позволить себе услуги сэра Герберта. Скорее всего, такие женщины обращаются к услугам всяких бабок на окраинах.

На лице Уильяма проступило раздражение на собственную глупость, но не на Эстер. Сыщик стоял возле камина, оперевшись ногой на решетку.

– И каким же образом светская леди будет подыскивать себе такого врача? – спросил он.

– Начнет расспросы, – сказала мисс Лэттерли задумчиво. – Вот только к кому она посмеет обратиться?..

Монк молча ждал, что скажет его собеседница. А та размышляла вслух:

– Ну, во-первых, это должен быть кто-то, кого не знает ее муж, или отец, если она не замужем, или, возможно, даже ее мать. Куда может отправиться женщина, не вызвав никаких сомнений? – Эстер опустилась в высокое кресло и подперла подбородок руками. – К своему портному или модистке, – ответила она себе самой. – Можно довериться подруге… но я сомневаюсь. О подобных вещах друзей не извещают; этот поступок совершается так, чтобы никто не знал!