Исход (Том 2) - Стивен Кинг

«Возможно, ты хочешь, чтобы это было мучительно и плохо». Тревожная мысль. Гарольд вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

Надин открыла глаза в тот момент, когда закрылась дверь. Она села, задумчиво посмотрела на дверь, а затем снова легла. Все тело ломило от томительного желания. Это напоминало боли при менструации. Если это такая ничего не значащая вещь, подумала она (даже не догадываясь, насколько ее мысли сходны с мыслями Гарольда), то почему же тогда она чувствует себя так? В какой-то момент прошлой ночью она стиснула зубы, чтобы сдержать крик: «Прекрати это дурачество и ПРОНЗИ меня этой штучкой! Ты слышишь меня? ПРОНЗИ, наполни меня ДО ОТКАЗА собой! Ты думаешь, что делаешь для меня все возможное? Пронзи меня и давай, ради Бога — или хотя бы ради меня, — закончим эту безумную игру!»

Гарольд лежал, зарывшись головой между ее ног, издавая странные похотливые звуки — звуки, которые могли бы казаться комичными, если бы не были столь правдивыми, почти безумными. А она смотрела вверх, эти слова готовы были сорваться с ее уст, и видела (или это ей только казалось?) лицо в окне. И спустя мгновение огонь ее желания превратился в холодный пепел.

Это было его лицо, улыбающееся ей.

Крик застыл у нее в горле… а затем лицо исчезло, лицо было всего лишь колышущимся переплетением теней на темном запыленном стекле. Не более чем пугающим ребенка воображаемым страшилищем, которое притаилось в темной кладовой либо за игрушками в уголке шкафа.

Не больше, чем это.

Но это было более значимым, и даже теперь, в первых холодных рациональных лучах рассвета, она не могла думать иначе. Это был он, и он предупреждал ее. Будущий супруг присматривал за своей собственностью. И суженая, лишившаяся девственности, не может быть желанной невестой.

Глядя в потолок, Надин подумала: «Я занималась с ним оральным сексом, но ведь это не означает потерю девственности. Мы пробовали и анальный секс, но это тоже не то. Я одевалась для него, как потаскуха, но это тоже ничего». Однако этого вполне достаточно, чтобы задуматься, что же за человек этот твой fiance[18]. Надин долго, очень долго смотрела в потолок.

Гарольд приготовил себе чашку растворимого кофе, отхлебнул глоток с гримасой отвращения и, прихватив пару бутербродов, вышел на террасу. Он сидел и жевал их, пока рассвет медленно крался по земле.

Прокручивая события назад, последние пару дней он представлял себе безумной карнавальной гонкой. Оранжевые пятна грузовиков, Вейзак, похлопывающий его по плечу и называющий Хоком (теперь все они так зовут его), мертвые тела, их бесконечный поток, а затем возвращение домой после бесконечного потока смерти и занятие бесконечным извращенным сексом. Достаточно, чтобы помутился разум.

Но теперь, сидя на ступеньке крыльца, такой же холодной, как могильная плита, с чашкой отвратительного растворимого кофе, застревающего в горле, он мог, жуя бутерброды вкуса древесных опилок, думать. Голова у него была свежей, мыслящей после сезона безумства. Ему показалось, что для человека, всегда считавшего себя мудрецом среди стада воинственных неандертальцев, в последнее время он непростительно мало думал. Его водили, но не за нос, а за пенис.

Он подумал о Франни. Именно Франни была в его доме в тот день, теперь он знал это наверняка. Он пошел к ней, использовав вымышленный предлог, на самом же деле он хотел посмотреть на ее обувь. На ней были туфли, подошва которых полностью соответствовала найденным им отпечаткам. Круги и линии вместо обычных зигзагов или клеточек. И нет вопросов, детка.

Гарольд думал, что может без особого труда связать все вместе. Каким-то образом она выяснила, что он прочитал ее дневник. Должно быть, он запачкал чем-то одну из страниц… а может быть, и не одну. Поэтому она пришла в его дом в надежде отыскать приметы того, как он реагирует на прочитанное. Что-нибудь написанное.

Конечно же, его дневник. Но она не нашла его — Гарольд чувствовал это. В его дневнике вполне ясно говорилось о том, что он собирается убить Стью Редмена. Обнаружив хоть что-нибудь подобное, она рассказала бы об этом Стью. Даже если бы и не рассказала, он был уверен, что Франни не смогла бы вести себя так естественно и непринужденно во время его вчерашнего визита.

Кривясь, Гарольд доел бутерброд. Он решил, что пройдется пешком до автовокзала и не поедет на мотоцикле; Тедди Вейзак или Чед Норрис смогут подвезти его домой в конце рабочего дня.

Он поднялся и застегнул куртку до самого подбородка, борясь с холодком, который уступит место теплу через час-другой. Он шел мимо пустых домов с опущенными жалюзи и кварталов через шесть увидел начертанные мелом крестики на дверях. Это тоже его идея. Похоронный комитет проверил все дома, помеченные крестиком, и убрал все находившиеся там тела. X — перечеркнуто. Люди, жившие в домах, на которых появился этот знак, исчезли навсегда. В следующем месяце этот знак забелеет по всему Боулдеру, означая конец света.

Пришло время думать, и думать хорошенько. Казалось, после встречи с Надин он утратил эту способность… хотя, возможно, это случилось гораздо раньше.

«Я прочитал ее дневник, потому что мне было больно и я ревновал, — подумал он. — Затем она пробралась в мой дом, возможно, разыскивая мой дневник, но не нашла его». Но сам факт вторжения был достаточной расплатой. Это определенно выбило его из колеи. Теперь счет сравнялся, они были квиты.

Он уже больше не желал Франни, ведь так?… Так? Гарольд был полон негодования. Может, и не желал. Но это не меняет того факта, что они отвергли его. Хотя Надин ничего не говорила о причинах, побудивших ее прийти к нему, Гарольду казалось, что она тоже каким-то образом была отвергнута, оттолкнута, отринута. Они были парочкой аутсайдеров — аутсайдеров, вынашивающих план заговора. Возможно, это единственное, что не дает им сойти с ума. («Не забыть записать это в дневник», — подумал Гарольд…) Теперь он дошел почти до самого центра города.

По ту сторону гор находилась целая компания аутсайдеров. А когда достаточное количество отверженных собираются в одном месте, происходит магический осмос[19], и вы оказываетесь внутри. Внутри, где так тепло. Какая маленькая и незначительная вещь — находиться внутри, там, где тепло, но как это важно. Это чуть ли не самая главная в мире вещь.

Возможно, он не хотел поквитаться с ней. Возможно, он не хотел покориться судьбе, вручающей ему лишь бессмысленные письма с благодарностями за его идеи, или ждать пять лет, пока Бейтмен уйдет на пенсию, чтобы он, Гарольд, мог войти в Комитет… а что, если они снова не выберут его? Они могут сделать это, ведь вопрос вовсе не в возрасте. Они выбрали этого проклятого глухонемого, а тот ведь всего лишь на несколько лет старше его.