Голова королевы. Том 1 - Эрнст Питаваль

— Приветствую вас, милорд Сэйтон, — воскликнул Дэдлей, — я рад видеть вас здоровым и надеюсь, что встреча с примирившимся со мной противником послужит мне хорошим предзнаменованием. Я прибыл в качестве гостя королевы и, надеюсь, также гостя Шотландии.

— Если вы — только гость и желаете остаться им, то и я приветствую вас с приездом, — ответил Сэйтон, весьма удивленный вежливостью своих парижских противников. — Конечно, я предпочел бы встретиться с англичанами, как с врагами, на границе и там увидеть вас, но я обязан оказать вам гостеприимство, так как ни один Сэйтон никогда не потерпит, чтобы его упрекнули в неисполнении своего долга. Если вам это удобно, я провожу вас в свой дом, предоставив его в ваше распоряжение, пока вы не окончите здесь своих дел.

— Милорд Сэйтон, — засмеялся Лейстер, — я надеюсь не так скоро покончить дела, как вы это думаете. Впрочем, это должна решить королева Шотландская. Я принимаю ваше предложение.

— И я также, — сказал Сэррей, подавая руку Сэйтону.

— Милорд, я чту в вас верного слугу государыни, которой я также когда-то верно послужил, и если мы когда-либо встретимся с вами как политические противники, я хотел бы, чтобы это произошло без малейшей личной вражды.

Георг Сэйтон пробормотал себе в бороду несколько непонятных слов и ответил на рукопожатие Сэррея с таким выражением лица, которое ясно давало понять, что он охотно поднял бы брошенную ему перчатку, но все же настолько понимает приличия, чтобы ответить на вежливость вежливостью.

— Стройтесь! — скомандовал он своим всадникам. — Лорды Сэррей и Лейстер — мои гости, и кто только будет искать ссоры с их людьми, будет также иметь дело и с Сэйтонами. Покажите этим господам, что мы умеем жить и даже принять англичан, когда они являются к нам мирными гостями. Поворачивайте своих лошадей, поезжайте вперед и трубите в трубы, чтобы в доме Сэйтона приготовили все самое лучшее для приема гостей.

— На нас здесь смотрят не особенно дружелюбно, — сказал Сэррей Дэдлею, когда они заняли свои комнаты в доме Сэйтона. — Повсюду в городе мы видели мрачные лица, словно все эти люди охотнее приветствовали бы нас алебардами. Проект Елизаветы кажется мне немного смелым, и граф Мюррей мог бы встретить нас. Может, ветер подул в другую сторону, и он посылает нас ко всем чертям? Но что заставило тебя просить Сэйтона о гостеприимстве?

— Этот надменный дурень вел себя так, точно мы обязаны ему жизнью за то, что он провел нас невредимыми через город.

— Ведь в Париже мы тяжко оскорбили его, а ты еще требуешь, чтобы он улыбался нам, — засмеялся Дэдлей. — Неужели было бы лучше, если бы мы вступили в драку с грубыми парнями и поставили королеву Марию Стюарт в затруднение, какое удовлетворение дать оскорбленным гостям? Мне доставляет громадное удовольствие принуждать к вежливости этого высокомерного молодца, да к тому же я сделал открытие, что у нас здесь не будет недостатка в развлечениях. Я видел у окна головку восхитительной леди, которая быстро исчезла при виде гневного взора Сэйтона.

— Ты думаешь о приключениях в то время, как хочешь сделать предложение королеве? — спросил Сэррей и покраснел, подумав о возможности встречи с Марией Сэйтон.

— Почему же нет? Когда человек уже приготовился к отказу, который он должен получить, может же он искать себе другие развлечения!

— Ты неисправим. Но тише… сюда идет Сэйтон.

Георг Сэйтон вошел в комнату в сопровождении хранителя винным погребом и лакеев, несших золотую чашу с вином и бокалы.

— Позвольте, милорды, поздравить вас с приездом, — сказал Сэйтон. — С вами ли еще паж, который ходил за мной, когда я лежал больной в вашей гостинице в Париже? Я наполню его карманы золотом.

— Милорд, — ответил Сэррей, — этот паж исчез, и желание отыскать его явилось одной из причин моей поездки сюда с графом Лейстером. Он — здешний уроженец…

— Значит, он — шотландец? Милорды, все мои служащие к вашим услугам. Если вам это удобно, я велю через час подать вам сюда ваш обед.

— Милорд Сэйтон, — ответил Дэдлей, у которого официальный тон хозяина вызывал насмешку, — если мы для вас — приятные гости, докажите нам это и не стесняйтесь. Мы устроимся, сообразуясь с вашими удобствами и привычками, как вы это сделали в нашем скромном убежище в Париже. Мы будем являться к столу, когда ваша леди велит звонить в колокол.

— Я не женат, милорд, — ответил Георг, бросив на говорившего подозрительный взгляд, — и сожалею, что в моем доме вы должны отказаться от удовольствия блеснуть своей галантностью перед дамами.

— Как? — воскликнул Лейстер, не обращая внимания на предостерегающие знаки Сэррея и замкнуто-серьезное лицо Георга, — неужели мои глаза обманули меня, когда я видел прелестную кудрявую головку в угловом окне вашего дворца? Значит, красавица была служанка и…

— Милорд, — резко прервал его Сэйтон, — у вас очень зоркие глаза. Дама, которую вы заметили, — моя сестра.

— В таком случае простите! Да и правда, было бы даже невозможно, чтобы такие благородные черты принадлежали служанке. Я был бы рад познакомиться с леди Сэйтон.

— Милорд, моя сестра, к сожалению, должна отказаться от этой чести, она не принимает незнакомых лиц, приехавших с юга.

— Лорд Сэйтон, это звучит оскорблением.

— Граф Лейстер, не в шотландских обычаях оскорблять гостя-друга. Но я один приветствовал вас с приездом, простите, если моя сестра не нашла достаточных причин поступить так же, и будьте добры отнестись с уважением к ее желанию.

— Я повинуюсь, милорд, но с сожалением.

На этом Сэйтон покинул своих гостей.

— Я надеюсь, — сказал Дэдлей, — что еще когда-нибудь встречу этого молодца на ратном поле и сломаю ему шею. Этот высокомерный дурень боится, чтобы не заглянули слишком глубоко в светлые глаза его сестры и не поставили его в затруднение породниться с почтенным домом.

Молодые люди еще болтали, когда им доложили о приезде лорда Рандольфа. Привезенные им известия не предвещали Дэдлею особенно благоприятного приема у Марии Стюарт.

— Королева, — сказал посол, — противится браку, который ей будут навязывать, все зависит от того, как вы при своем личном общении с ней рассеете ее подозрение, будто вы — фаворит Елизаветы; затем вы должны привлечь на свою сторону лорда Мюррея — он здесь всемогуш.

— А как я могу расположить его в мою пользу?

— Вы должны показаться ему как можно незначительнее. Он честолюбив и не хочет быть третьим в государстве.

— Странно! В таком случае он должен был отсоветовать Марии избрать себе супруга.

— Он боится, что она предпочтет вам соперника, вы еще самый подходящий для него претендент на руку королевы, так как не имеете никакого влияния в стране, и он надеется этим браком склонить Елизавету признать Марию Стюарт своей наследницей.

— А-а! Надежды становятся все более блестящими! Но вы говорили о сопернике, кто это?

— Генри Дарнлей. Он прибыл вчера, вероятно, с целью опередить вас. Он — сын графа Леннокса, из дома Стюартов; его отец сражался за Генриха Восьмого и вследствие этого получил в супруги племянницу короля, леди Маргариту Дуглас, дочь Маргариты Тюдор, вдовы Иакова Четвертого. Следовательно, Дарнлей — двоюродный брат королевы и имеет права на ее престол. Назло Гамильтонам — его смертельным врагам — Мария вернула ему его конфискованные поместья, и теперь он является соперником, с которым надо считаться. Говорят, Джэмс Мелвил, его поверенный, через личного секретаря королевы, Давида Риччио, уже вел переговоры о сватовстве как с Марией, так и с королевой Елизаветой.

— Вот что! — вскрикнул Дэдлей, краснея. — Значит, королева Елизавета знала, что я найду здесь соперника?

— Она знала это, только она придает очень мало значения Дарнлею; она называет его хмелевой тычинкой и высказала мнение, что умная женщина никогда не возьмет в мужья человека хотя и красивого, но слабого и безбородого, скорей похожего на девушку, чем на мужчину.

— А Мария Стюарт? Она такого же невысокого мнения о нем? — спросил Дэдлей.

— Она никогда не видела его, — ответил Рандольф. — Мария Стюарт примет его только для того, чтобы иметь возможность сказать, что до окончательного решения делала выбор между вами обоими. Таким образом, она хочет вынудить королеву Елизавету на новые уступки.

Когда Рандольф удалился, Дэдлей воскликнул:

— Ах, что я слышу!… Прелестная Мария, игравшая во Франции роль очаровательной невинности, пускается в интриги. Я еще, пожалуй, влюблюсь в нее. Необходимо все хорошенько выведать от этого Рандольфа. Если он заодно с Елизаветой и оба думают поймать меня в ловушку, то они очень ошибаются. А когда Мария Стюарт отдаст мне свою руку, тогда они убедятся, что я сумею быть королем.

Дэдлей изменился. Неопределенность положения заставляла его смотреть на окружающее недоверчиво. Теперь это настроение совершенно исчезло. Достаточно было сказать Дэдлею, что он должен завоевать сердце женщины и победить соперника, чтобы у него явилось желание борьбы; препятствие в деле любви скорее всего могло только возбудить его страсть, а так как от этой победы зависело и удовлетворение его тщеславия, то Дэдлей сразу почувствовал себя почти влюбленным в королеву.