Дороги - Яна Завацкая

— Это все - про нас, - сказала Мира наконец. И многие молча согласились с ней.

— Да, может, по неверной дороге, - пробормотала Ильгет, - и ни одного ориентира, кроме…

Аурелина подняла лицо и неуверенно улыбнулась.

— Ну совсем уже мрачно.

— Ну что ты, заинька, - ласково сказал ей Иост, - очень хорошая песня.

Он подсел ближе к Арли.

— А вы знаете, что наша Аурелина заняла двенадцатое место в рейтинге?

Ильгет постояла перед дверью квартиры.

Святая Дара, - она давно уже не молилась так горячо, так осмысленно, - пожалуйста, прошу тебя, помоги мне! Помолись за меня! Дай мне смирения и любви!

Дверь отползла. Пита ждал ее - Ильгет предупредила о визите заранее.

Она не думала ни о чем, просто шагнула в дверь.

Какая глупость… вот он, ее родной, любимый человек. Знакомые впадинки на плечах. Узкий подбородок. Руки. Запах. Родной теплый запах.

Так не бывает, чтобы люди, бывшие одной плотью, вдруг стали чужими. Не бывает. Это иллюзия. Можно, конечно, перешагнуть через это, с мукой перешагнуть, но это все равно останется. Они всегда будут родными, что бы ни случилось.

То обещание перед алтарем - оно действительно не только если муж заболел. А если он стал эммендаром? А если сошел с ума? Если на него действует сагон? Неужели из-за этого его надо бросить?

Ильгет посмотрела в глаза Пите. Милые, добрые серые глаза. Она не смела шагнуть к нему, обнять… Слезы вдруг снова прорвались.

— Я тебя люблю, - прошептала Ильгет, - прости меня.

Пита обнял ее, неловко похлопывая по спине.

— Ну… не реви, ну что ты…

Надо было еще что-то говорить, но Ильгет не могла, она просто плакала. Наконец выдавила с трудом.

— Я виновата… действительно. Но я люблю тебя.

— Ну вот… перестань. Ну теперь мне тебя жалко…

Он нагнулся к ней и стал целовать. Ильгет ответила на поцелуй.

— Извини, - сказала она, - я… я не хочу на тебя давить или что-то. Просто… я люблю…

Пита шумно вздохнул. Ильгет отступила назад.

Ей было легко. Словно святая Дара действовала и говорила вместо нее, от Ильгет осталась лишь глупая, бессмысленная оболочка.

— Я хочу быть с тобой, - прошептала она.

— Иль, - Пита обрел уверенный, спокойный тон. Он выглядел довольным, - ты же сама понимаешь… уже слишком поздно.

— Пита, ты мой муж. Другого у меня нет. И я люблю тебя. Мы венчались.

— Да, - сказал Пита, - но я не хотел. Ты же на меня давила.

— Я давила? - удивилась Ильгет. Это было что-то новенькое - таких обвинений до сих пор не было.

— Конечно! - уверенно ответил Пита, - ты же отказывалась спать со мной, пока я не…

Ильгет покачнулась. Она уже ничего не понимала. Она никогда не отказывалась спать с Питой. Ни по какому поводу.

— Разве это было так? Я не помню такого, - беспомощно произнесла она.

— Ну может, не совсем так… но все равно… я пошел на это только для того, чтобы наладить нашу жизнь. Я в общем-то не имел в виду, что действительно собираюсь с тобой… оставаться до конца жизни в любом случае.

— А что тебе священник сказал? - спросила Ильгет. Пита пожал плечами.

— Ну он сказал, что мол, конечно, на земле меня никто не поймет и по церковным правилам мы муж и жена. Но Бог на небе разберется…

Ильгет прикусила губу.

— Ну хорошо… тогда я…

— Извини, Иль, - мягко сказал Пита.

Дома она тут же позвонила отцу Маркусу и попросила срочно встретиться с ним.

— У меня мало времени, но если хочешь, Ильгет, давай в сети… зайди в наше пространство.

Ильгет надела транслятор на голову, скользнула в пространство Храма Святого Квиринуса. Отец Маркус, в той же обычной сутане, которую он носил и в реале, ждал ее у ступенек церкви. Справа виднелись небольшие порталы - входы в индивидуальные кабины. К одному из них и двинулись священник с Ильгет.

Стена, медленно мерцая, закрылась за ними. Отец Маркус присел у стола. Ильгет перекрестилась на Распятие, висящее здесь прямо в воздухе, и тоже села.

— Тебе исповедь нужна? Тогда сегодня вечером в реале… после службы.

— Нет, отец Маркус. Нет. Мне надо поговорить.

Ильгет рассказала о том, что слышала от Питы. Отец Маркус опустил глаза.

— В какой храм он ходит?

— Святого Иоста…

— Понятно.

Он помолчал.

— Ильгет, а ты действительно его любишь?

— Да. Но я… просто устала. Я устала от всего этого, понимаете? Я больше не могу, - вырвалось у Ильгет, - я ненавижу войну, но здесь-то тоже не лучше… Просто ждать. Молиться… но ведь это все равно, я ведь не чувствую, что я одна. Он все равно мне муж… он все равно здесь, если я молюсь за него, я должна и думать о нем, а если я думаю о нем - я думаю о своей вине, а это тяжело…

— Ильгет, а ты уверена, что он муж тебе? - тихо спросил отец Маркус. Ильгет расширила глаза.

— Но ведь мы венчались…

— Ну что ж, венчание ведь бывает и ошибочным. То, что ты сказала - это ведь как раз и говорит о том, что венчание недействительно. Был просто обман.

Ильгет задумалась.

Она-то была честной. Она действительно, совершенно искренне собиралась жить с этим человеком. Именно с этим и именно всю жизнь. Но он - не собирался.

Был ли он ей мужем хоть когда-нибудь?

Собирался ли он хоть когда-нибудь, хоть в самом начале действительно взять на себя такой груз - жить с ней, что бы ни случилось, в болезни, в нищете, в неприятностях? Даже если у нее окажется дурной характер? Даже если будет тяжело?

Нет, честно ответила себе Ильгет.

Но все остальное - это не брак.

— Наверное, вы правы, - произнесла она, - наверное, это не брак.

— Тебе нужно подать заявление… если хочешь, я помогу. Это быстро рассмотрят. Как основание - во-первых, это заявление, во-вторых, прелюбодеяние… у него ведь есть женщина?

— Не знаю… живет-то он один. Правда, мне он говорил… но это же нельзя доказать!

— Ильгет, - мягко сказал отец Маркус, - церковный суд ведь не будет стоять со свечкой и доказывать, сколько и когда. Основанием для решения будут как раз его слова. И твои слова. Тебе будет достаточно перечислить то, что он тебе говорил - по поводу другой женщины, и вот по поводу венчания.

— А если я лгу? - удивилась Ильгет.

— Это вопрос твоей души, твоего отношения к Богу и Церкви. Но ты же не лжешь, верно?

— Да.

— Вполне достаточно его слов о том, что он изменяет. Более, чем достаточно. Даже если это блеф. Ты не обязана проверять это. И церковный суд не обязан.

Ильгет посмотрела на свои руки. Они мелко, едва заметно дрожали.

Как все, оказывается, просто… и не надо мучиться больше. Ильгет только теперь осознала, какой давящей тяжестью ложились на нее эти отношения.

Эта любовь.

Любовь к человеку, который никогда не считал ее своей женой. Даже и не собирался.

— Да, отец Маркус… пожалуйста. Помогите мне тогда с заявлением.

Сидя на кровати, Арнис натянул штаны. Обернувшись, поразглядывал и потрогал на собственном плече зажившие следы от электрохлыста. Издали их уже не видно, но вот почему-то эти бледные бугристые тяжи соединительной ткани остаются долго, кожа никак не может восстановиться полностью. Так же было и у Ильгет, следы, если приглядеться, оставались еще пару месяцев. Арнис протянул руку за чистой скетой, оделся. Встал - позади зашуршала, сворачиваясь, постель. Пол был прохладный, слегка упругий, солнце било в окно, которое Арнис предпочитал не затемнять. Босиком он вышел на балкон. Утренний воздух ранней осени холодил, он подумал, что может быть, стоило надеть куртку. Но с другой стороны, движение разогреет. Арнис опоясался блестящим широким ремнем, потом надел крылья.

Этот способ передвижения не использовался в армии - низкая скорость и маневренность, необходимость мышечных усилий. Носить же на себе реактивный двигатель и запас горючего еще тяжелее, чем скарт. Но полеты на крыльях были любимым спортом и видом развлечения на Квирине.

Арнис вскочил на бортик балкона, включил гравипояс и прыгнул вперед и вверх. Медленно, продавливая воздух, взмахнул широкими крыльями. Стал медленно набирать высоту, двигаясь в центре созданной гравитационной флюктуации.

За шагом шаг - успеешь ли? Но вот дорога вниз ушла, Ты оттолкнулся от земли, Раскинув руки, как крыла.

Арнис безотчетно улыбался, все выше забираясь в упругую синеву. Он видел кончики собственных пестрых крыльев, взлетающие и опадающие вновь, ветер наполнял легкие, промывая их, вытряхивая из всех уголков остатки смрада, накопленные, осевшие там за год в подземелье.

Всех, у кого Полет в крови, Кого Вселенная зовет, Кто, задыхаясь от любви, Блаженно встречный ветер пьет.

На высоте он раскинул руки, отключил гравипояс и медленно парил, опускаясь кругами, словно ястреб, любуясь городом, словно игрушечным, пестрым и блестящим среди зелени, на синих холмах, и морской синевато-стальной далью.

Он лишь корректировал направление крыльями, земля росла, надвигаясь на него. Арнис двигался к прибрежной кромке. К любимым северным пляжам, за "Синей вороной", где песок переходил в округлую гальку. Метров с пяти Арнис спикировал вниз, сложив крылья, перевернулся у земли и легко приземлился на ноги, словно кошка, у самой кромки моря.