Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков

«Сознательные товарищи», которых – вот уже полгода – нужно было упрашивать каждый раз, чтобы вывести на занятия, по-видимому, с охотой пошли разоружать «буржуазную гидру». Офицеры стояли у них на ротах и взводах. Из окон третьего этажа мы им кричали: «Офицера, что же вы не приказываете вашей сволочи стрелять?» Кажется, только тогда вмешалось наше бывшее начальство. Солдат в корпус все-таки не пустили, и берданки выносились на улицу корпусной прислугой. По-видимому, она и предупредила местный Совет. С этого дня мы самовольно начали строиться ротным строем по ранжиру и превратили уроки гимнастики в строевые занятия.

Странная была жизнь в Оренбургском Неплюевском корпусе после Корниловского выступления. Вставали в семь вместо шести под какой-то колокольчик, заменивший барабан и горниста. Утренних занятий не было, как не было и определенной формы: можно было надеть гимнастерку или бушлат, сидеть на уроках в мундире, оставаться в освещенных классах после 9 часов вечера. В городе нас часто задевали, по вечерам вокруг корпуса бродили банды хулиганов, в надежде встретить и избить запоздавшего из отпуска кадета. В театре «интеллигентная молодежь» встречала нас ироническими возгласами и взглядами. Приходилось иногда пускать в ход кулаки. В сентябре на Урале, совсем недалеко от 2-го корпуса, после футбольного матча, в котором одна из лучших в то время кадетских команд – команда 2-го Оренбургского корпуса – жестоко «наложила» местным гимназистам, раздосадованное хулиганье бросилось на не очень многочисленных присутствовавших на матче кадет. Избивали, срывали погоны, кое-кого бросили даже в Урал. Вмешаться и помочь было некому. Досталось и нескольким присутствовавшим неплюевцам. Мы ответили чисткой «Собачьего сада», как назывался небольшой парк рядом с корпусом, полный вечерами оренбургским хулиганьем, влюбленными парочками и пьяными солдатами. Здесь-то и организовывались нападения на отдельных кадет.

Вооруженная цигелями от кроватей, первая рота спустилась бегом по парадной лестнице так быстро и внезапно, что бедный дежурный «надзиратель» (в этот день дежурил наш симпатичный француз Гра) не успел раскрыть рта. Только минут через десять полковники Рацул и Азарьев[113] появились в освещенной парадной двери. Бедные старые русские офицеры были совершенно растерянны. Не звать же им было распущенную революционную милицию. К счастью, их даже не пришлось «уговаривать». Чистка произошла молниеносно. Хулиганы и их подруги в панике бросались к заборам, влезали на деревья, бросались на землю, пользуясь кромешной темнотой. Но многим все же досталось. Кое-кого удалось даже выпороть толстыми железными прутьями. Инцидент остался без последствий, – во всяком случае, во внутренней корпусной жизни. Директор корпуса генерал-майор Пузанов прекратил начатое было расследование, а со стороны жалоб тоже не было.

Октябрьские события дошли до Оренбурга с опозданием и в неправильном освещении. По оренбургским эсеровским газетам выходило, что петербургское восстание большевиков только неприятный и неожиданный инцидент и что скоро, на днях, может быть завтра, войска революционной демократии войдут в столицу со своим Главнокомандующим во главе. Как ни не любили в военной среде Керенского, все же ему искренне желали успеха в этом предприятии.

Все это кончилось очень скоро и очень плохо. Оренбург всколыхнул слух о больших потерях (их, конечно, преувеличивали) Оренбургской сотни под Пулковом и о неудаче похода генерала Краснова. Оренбургский атаман – молодой и энергичный полковник Дутов[114] – немедленно разоружил и распустил по домам солдат запасных полков и взял на себя полноту власти от имени Оренбургского казачьего войска. Местные большевики временно затихли. К несчастью, прибывающие с фронта Великой войны были почти также разложены, как и пехота. Очень скоро выяснилось, что в случае военных действий рассчитывать на казаков не приходится. А тем временем белый Оренбург все теснее и теснее зажимался между красной Самарой и красным же Ташкентом. Хотя до декабря месяца никаких боевых действий не происходило и поезда на Ташкент свободно проходили через город, было ясно, что так продолжаться долго не может. Красные заставы занимали станцию за станцией без всякого сопротивления – уже совсем близко подходили к Оренбургу. В это время к нам в корпус попала небольшая группа кадет 2-го корпуса[115]. Они рассказывали нам, как чернь срывала с кадет погоны в дни юнкерского восстания и бросала кадет в воду. Прорывались к нам так же небольшими группами ярославцы, аракчеевцы[116] и симбирцы. Их корпуса были также разгромлены и разогнаны новой властью. Их искали по вагонам, выбрасывали на полном ходу с поездных площадок.

Каждый день приносил что-то новое, всегда плохое. 17 декабря поезда стали. Со стороны Самары и Бузулука на Оренбург наступал красногвардейский отряд инженера Кобозева, поддержанный матросами. Одновременно ташкентские большевики подошли к Илецкой Защите. Город был взят между двух огней. В распоряжении полковника Дутова было несколько слабых добровольческих отрядов эсеровского толка и отдельных казачьих сотен, тоже из добровольцев, довольно низкой боеспособности. Все же первое наступление Кобозева было отбито благодаря посылке на фронт пехотного и казачьего училищ.

Утром 17 декабря наш вице-фельдфебель Юзбашев построил первую роту. Полковник Рацул поздоровался, молча прошел по фронту и вышел из ротного помещения. Старик благословил своих кадет.

От корпуса до казачьего училища довольно далеко. Шли гимнастическим шагом, и бедный четвертый взвод еле поспевал. Оружия с нами не было никакого, но в пустынном, омертвевшем городе мы не встретили ни друзей, ни врагов.

Помню, как восторженно встретили нас юнкера. Только что одна сотня ушла под Бузулук, а оставшиеся сбились с ног от патрулей и караулов. С этого дня Неплюевская рота взяла на себя все внутренние караулы училища, превращенного Дутовым в арсенал. Подходило Рождество. Об отпуске и доме, о веселых рождественских базарах и балах нечего было и думать, хотя под самый сочельник красные отошли на Бузулук и даже открылось железнодорожное сообщение. Мы вернулись в корпус. Разъехались только уральцы: прямо степью на Илек и дальше по своим станицам. Ушли в отпуск местные оренбуржцы. В первой роте оставалось больше 30 человек. Зато казачье училище отблагодарило нас за неделю патрулей и караулов, вооружив нас трехлинейными винтовками. Их торжественно водрузили на их законное место под ключ, и седьмой класс спешно начал учить бывших «гимназистов» ружейным приемам.

Корпусной праздник Оренбургского Неплюевского корпуса празднуется второго января. Дата не очень удобная в нормальное время, так как даже в далеком Оренбурге больше половины кадет обыкновенно разъезжалось. На этот раз волей-неволей мы были гораздо многочисленнее.

Как всегда, бал происходил в спальне первой роты, и, совсем как раньше, играло два оркестра: наш кадетский и знаменитый на всю Россию симфонический оркестр Оренбургского казачьего войска. Приглашены были старшие классы Оренбургского института, юнкера обоих