Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе

– Кроме того, получив отказ, Цезарь женился на французской принцессе и сейчас является союзником Франции, – продолжил Жоан. – Альфонсо уже не нужен клану Борджиа и сильно мешает им. Он превратился во врага, внедренного в Ватикан.

– Боюсь, что время, отпущенное арагонской династии Неаполя, заканчивается, – заявил маркиз торжественно.

Фраза вызвала озноб у Жоана. Это были те же слова, которые д’Авалос произнес, предрекая конец Савонаролы.

– Почему? – спросил книготорговец.

– Потому что ходят слухи, что Испания и Франция тайно договариваются о разделе королевства, – сказал Иннико, понизив голос. – И если это произойдет, Папа уже не станет защищать Неаполь, как во время прошлого французского нашествия. Как раз наоборот, Цезарь окажет помощь французам.

– Вы ошибаетесь, недооценивая угрозу, Анна, – сказал Жоан, глядя на жену. – Положение Альфонсо Арагонского незавидно. Также в опасности его сестра Санча. И может быть, это коснется и вас, если вы по-прежнему будете поддерживать с ними слишком близкие отношения.

В ту среду утро выдалось очень жарким. Было очевидно, что наступает один из тех липких летних дней, когда над Тибром поднимаются миазмы и разносятся по всему Риму. Город по-прежнему был переполнен пилигримами, количество которых превышало количество спальных мест не только на постоялых дворах, но и в монастырях, больницах и даже в частных домах, которые были согласны принять их на постой. Теплое время года позволяло паломникам спать прямо на улицах, поэтому скопление огромного количества народа на небольшой площади и их испражнения были причиной зловония и создавали проблемы для здоровья. Все боялись чумы.

Микель Корелья появился в лавке, когда еще не наступила дикая дневная жара.

– Как идет борьба с бандитизмом? – спросил его Жоан.

– Это просто ужас. Похоже, что проходимцы из всей Европы собрались в Риме, чтобы Папа отпустил им грехи. А прежде чем получить индульгенцию, они решают обеспечить себе безбедное существование на целый год вперед и таким образом воздерживаться от греха в течение какого-то времени. Как будто нам своих воров в этом городе не хватает.

– Паломники представляют собой легкую жертву.

– И паломники, и те, кто ими не является, – ответил Микель раздраженно. – Прошлой ночью напали на посла Франции и тяжело ранили двух его спутников на территории клана Колонна. Насколько ты можешь себе представить, это последнее, чего бы хотел Цезарь. Каких только мошенников не встретишь! На днях мы арестовали врача госпиталя на Летране, который травил больных, чтобы завладеть их имуществом.

– Вид на входные ворота в Ватикан, расположенные за зубцами стены замка Сант-Анджело, на которых висят тела повешенных, вызывает дрожь, – сказал Жоан. – Это абсолютно ужасающее зрелище.

– Это предупреждение, которое мало помогает, – объяснил дон Микелетто. – И поверь мне, все те, что висят там, – это свежак, они не более нескольких часов как мертвы. При такой жаре трупы тут же разлагаются. Каждый день мы ловим как минимум двадцать прохиндеев. Самое обидное, что многие из них не были преступниками у себя на родине, а всего лишь несчастными верующими, которым вдруг взбрело в голову стать паломниками и которые добрались до Рима, веря в божественное Провидение. Большая часть тех, кто не погибает по пути, оказывается в Риме без гроша; они голодают и в конце концов начинают воровать.

– Вам, наверное, не хватает судей?

– Судей? – ухмыльнулся валенсиец. – Для чего мне судьи?

Жоан удивленно смотрел на своего друга.

– Преступников слишком много, а судьи существуют для того, чтобы вести процесс над богатыми. Эти же – голытьба. Я приказываю их немедленно вешать, – ответил Корелья.

– Немедленно? Без суда?

– Я предоставляю им священника, который исповедует их и отпускает грехи. И пусть Бог будет им судьей. – Видя, что книготорговец не согласился с его доводами, Микель добавил: – Да, я все понимаю. Это неблагодарная работа, но кто-то же должен ее делать.

Анна с неодобрением смотрела на валенсийца. Она услышала несколько фраз из разговора, и эти фразы еще больше упрочили мнение, которое давным‑давно сложилось у нее о доне Микелетто. Женщина всегда старалась избегать его и односложно отвечала на приветствия, когда не оставалось другого выхода. Она все еще не до конца преодолела эмоциональные последствия насилия, совершенного над ней три года назад, и считала дона Микелетто в значительной степени виновным в том, что с ней произошло. Он мог не допустить этого, но ничего не сделал и, возможно, даже подстрекал герцога, чтобы потом превратить Жоана в свое орудие, в наемного убийцу, который расправился с Хуаном Борджиа, дабы его брат Цезарь смог взять власть в свои руки. Анна не могла понять, почему ее муж продолжает считать капитана Корелью своим другом, несмотря на все это, а также на то, как тот использовал его, чтобы покончить с Савонаролой. Она любила Жоана и ценила его положительные качества, но в некоторых случаях, как, например, сейчас, он вел себя с детской наивностью, граничащей с глупостью.

Была почти полночь, когда Альфонсо Арагонский, отужинав с Папой, покинул Ватикан и направился в свой дворец в Санта Мария ин Портико, где его ожидала Лукреция. Легкая дымка накрыла город, но, несмотря на это, римское небо было покрыто звездами.

– Наконец-то стало чуть прохладнее, – сказал Альфонсо неаполитанскому придворному, сопровождавшему его вместе со слугой.

– Однако воздух все еще тяжелый, – ответил дворянин.

Паломники и нищие спали где придется – на площади Святого Петра, на ступеньках лестницы, и молодые люди, проходя мимо них, осторожно продвигались вперед, чтобы ни на кого не наступить.

– Они везде, – сказал Альфонсо. – Я восхищаюсь тем, насколько эти несчастные верят в Божий промысел. Далеко не все из тех, кто покинул свои дома, добрались до Рима, и немногие из тех, кто смог это сделать, вернутся домой.

– Тем не менее те, кому это удастся, освободятся здесь от своих грехов, – ответил с иронией его спутник.

– Да поможет им Бог, – заключил герцог.

По мере своего продвижения они слышали храп, бормотание во сне, а вдали – неясные обрывки разговора ватиканских гвардейцев. От распростертых на земле тел распространялся тошнотворный запах.

Они уже почти дошли до церкви Благословений, когда вдруг несколько человек, лежавших на земле, зашевелились и в их руках при слабом свете звезд блеснули кинжалы. Они оттеснили слугу и придворного и набросились на герцога.

– Измена! – крикнул Альфонсо.

Ему удалось вытащить меч и кинжал из ножен, и он стал защищаться. Его спутники старались помочь. Море тел, покрывавших площадь, всколыхнулось, как при буре: одни хотели бежать, другие, находившиеся дальше, приподнимались, чтобы понаблюдать за боем на ножах, а значительное количество присоединилось к атаковавшим. Их число увеличивалось, они появлялись отовсюду, и неаполитанцам ничего не оставалось, как отчаянно сопротивляться. Герцог сражался отважно, отвечая ударом на удар, и звук скрежета стали вместе с криками разнесся по Ватикану. Убийц было слишком много, и им удалось нанести герцогу многочисленные раны: сначала его ударили по голове, потом пронзили клинком ногу и изрезали ножами плечи. Юноша на удивление упорно защищался, но в конце концов потерял равновесие, и наемники набросились на него. Крики неаполитанцев и образовавшаяся толпа привлекли внимание солдат стражи у папского дворца, которые мгновенно кинулись им на помощь. Они оказались на месте как раз в тот момент, когда наемные убийцы готовились прикончить юношу, чтобы затем оттащить его тело к Тибру и сбросить в воду.

Нападавшие, уверенные в гибели арагонца, не оказали сопротивления солдатам и сбежали, воспользовавшись лестницами, заранее приставленными к стенам Ватикана. Вскоре с другой стороны стены послышался звук лошадиных копыт. Свидетели уверяли, что нападавших было более сорока, что их действия были слаженными и что они не бросили ни одного из своих на поле боя.