Если я буду нужен - Елена Шумара

теперь Мелкий и Хасс куда-то ушли вдвоем, почти по светлому, даже не спросив у меня разрешения. Я молча таращился в рот догорающей печке, и сердце мое стучало как материна швейная машинка.

Мне потребовалась минута на то, чтобы прийти в себя и вытащить сотовый. В списке последних вызовов Мелкий значился третьим. Курлык, курлык, соединение прошло, и я услышал мятые голоса «Братьев Га». Здесь, совсем рядом, за моей спиной. Перетряхнув одеяла, лежащие на топчане, я нашел источник звука – довольно крупный смартфон в чехле с наклейками. По экрану бежала строчка: «Зяблик звонит». Мелкий поганец сменил телефон – мой, кнопочный, на этот, дорогой и чтобы пальчиком в экран. Откуда такие богатства? Неужто папка на заводе заработал? Я нажал «отбой», приглушил лампу и сел на пороге подсобки – ждать.

Печка совсем затихла, когда распахнулась дверь и в Берлогу влетел Мелкий. Один. Не сразу заметив меня в полутьме, он бросился к топчану – искать смартфон.

– Где Павел? – глухо спросил я, и Мелкий вздрогнул, словно его ударили.

– Зяблик? – прошептал он и вдруг начал громко, в голос рыдать. – Зяблик, миленький, что делать? Павел сбежал! Я его вел на цепи, вот так. А он дернул… сильно дернул, Зяблик! Видишь, содрано, это цепью, больно! Зяблик… мы же его теперь не найдем!

– Найдем, – я поднялся и схватил Мелкого за шиворот, – показывай, где он вырвался, живо!

– Покажу, Зябличек… все покажу! Только он далеко уже, наверное. Быстро бегает, скотина.

– Сам ты скотина! – огрызнулся я, наспех запер дверь, и Мелкий, тонко подвывая, потащил меня к участку Хряща.

Я светил во все стороны фонарем, кричал: «Павел!», но не замечал ни звуков, ни движения. Мелкий вполголоса каялся, мол, увел не со зла, этот гулять захотел, так просился, почти вопил.

– А разве надо, чтобы он вопил, Зябличек? Мы же его прячем!

– Не надо, – согласился я и полоснул фонарем по сиреневым кустам, – но взять его без спросу… это нож в спину, Мелкий!

– Но ты ведь занят, Зяблик, ты всегда занят! А я бы скоренько. Делов-то, прогулял, и домой!

– Делов-то, – передразнил я его, – помолчи лучше, слушать мешаешь.

Он заткнулся и ускорил шаг. Через минуту мы выскочили к рябиновому овражку, нашей с Хрящом границе. Мелкий взял меня за рукав и прошептал:

– Вот тут он дернул, а потом в кусты побежал. Я хотел за ним, но испугался. Если хрящевые меня поймают, то поколотят – жуть, ты же знаешь.

– Не помешало бы, – буркнул я и выключил фонарь.

Идти на ту сторону вот так, нелегально, опасно было и мне. Хрящ договор соблюдал: сам не лез и все его шестерки, даже Жир, который служил нам обоим, обходили мой край стороной. По-хорошему, нужно было просить Хряща о помощи, вместе мы бы нашли беглеца еще до рассвета. Но, увы, сейчас никаких союзников, кроме Мелкого, я позволить себе не мог.

Рябина, густая, тонкорукая, с плотными катышками будущих листьев охотно нас впустила. Мы почти бесшумно сползли в канаву и, вгрызаясь ботинками в подсохшую землю, снова вылезли наверх. Почему-то я был уверен, что Хасс далеко не ушел, что он лежит здесь, неподалеку, в какой-нибудь яме и бормочет свое «стыдно, стыдно, стыдно».

Фонарь я, разумеется, не включал, и потому поиски двигались медленно. Мелкий помогал мне как мог – гибкой куницей ввинчивался в кусты, слушал, выпростав из-под шапки уши, нырял в овраги. Я держал направление, сверяясь по дальнему зареву городских огней, цепко осматривал все вокруг и думал: что же будет, если мы его не найдем?

Мы забрались уже очень глубоко, когда я услышал: хрущ, хрущ, хрущ. Метрах в тридцати от нас по площадке, забросанной битым кирпичом, кто-то шел. Не сговариваясь, оба мы сиганули за высокую кладку подгнивших досок. Мелкий зажал себе рот и испуганно выпучил глаза. Я же пристроился к щели, почти у самой земли, и вскоре увидел невысокую фигуру, явно детскую. Потом раздался голос – знакомый голос, и я, выдохнув, разжал замерзшие кулаки.

– Туда беги, сюда беги, – голос звучал раздраженно, – еще и пинается. Надо мне это все! Вот свалю – пожалеешь, морда. Скажешь – где Жир, кого пинать? А некого! Махно своего пинай, морда, понял?!

Жир остановился возле нашей кладки, с другой ее стороны, вытащил сигареты и закурил. Запах был мерзкий – жженых тряпок и прели. Затем он еще немного поворчал и пошел, пиная осколки, прочь от Хрящевой хаты. Когда шаги его стихли, а запах почти растаял, я услышал далекое бормотание, однообразное, словно песня плакальщицы. Ветер нес его с юга, как узкую капроновую ленту, протертую по всей длине. Мелкий встрепенулся и дернул меня за рукав.

– Туда, – сказал я одними губами, и мы, почти на цыпочках, побежали на этот звук.

Хасс лежал, свернувшись баранкой, в низких шиповниковых кустах. Глаза его были зажмурены, а ботинки валялись рядом, с наполовину вытащенными шнурками.

– Мессершмиты, – бубнил он, – летят мессершмиты. Ж-ж-ж, бум-м-м! Война. Пилотку, пилотку дайте, голову понакрыть. Ж-ж-ж. Сын полка, полкан, расстреляли. Все по окопам, в матушку-землю. Матушке письма слать… матушке… матушке моей…

Я просунул руку между колючими ветками и тронул его за плечо:

– Павел, это я! Павел, слышишь? Вылезай оттуда, пойдем домой.

Он открыл один глаз, охнул, встал на четвереньки и выполз из кустов к моим ногам. Потерся лицом о штанину, будто отысканный кот, мявкнул:

– Мой!

– Что – твой? – спросил я.

– Мой малец. Пришел, – разулыбался Хасс и снова кошачьим лбом уперся мне в колено.

– Одевайся, быстро! – Я чуть отстранился и подпихнул к нему расхристанную обувь.

Хасс послушно сел и, позвякивая цепью, стал шнуровать ботинки.

– Самолеты, – пожаловался он, – бомбежка. Я в окоп схоронился. А теперь улетели, туда, на Саратов. В клочки разнесут.

– Тише, Павел! – шикнул я и помог ему подняться.

И тут он увидел Мелкого, стоящего поодаль. Увидел и раскричался так, что мне пришлось накинуть ему на голову свою куртку.

– Не кричи! – увещевал я его. – Не надо, опасно!

Но он рвался, махал руками и выл:

– Злой, злой гаденыш!

Мелкий отбежал к упавшему дереву, выломал ветку и выставил ее перед собой.

– Это горячка, Зяблик, горячка! Папка когда упьется, схоже дуркует! Давай его треснем, вот так, – Мелкий взмахнул веткой, – а то он нас обдерет!

– Никого мы не треснем, – прохрипел я, едва удерживая Хасса под круткой. – А ты уходи, сейчас же! Видишь, он бесится из-за тебя. В город давай, живо!

– А телефончик? – некстати вспомнил Мелкий. – Он же в сарае! Папка убьет, если без него