Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг

— Все в порядке, Чарльз. Ведь я же выбрался из этого живым.

Однако Бордман не прекращал разговора:

— Мне пришло в голову, что если бы я совсем не высылал туда роботов, Нед, было бы значительно лучше. Ведь они слишком надолго задержали Мюллера. За это время он вполне мог вернуться к тебе. Освободить тебя. Или же поубивать этих животных. Он…

Бордман замолчал, скривился и мысленно обругал себя за эти бредни. Признак старости. Он почувствовал складки жира на своем животе. Необходимо вновь придать себе вид шестидесятилетнего мужчины и одновременно вернуть хорошее физическое самочувствие тех времен, когда ему было пятьдесят. Таким способом хитрый человек скрывает свою хитрость.

После длительного молчания он сказал:

— Я полагаю, что Мюллер уже подружился с тобой. Я рад. Пришло время соблазнить его и заставить покинуть лабиринт.

— И как я это сделаю?

— Пообещай ему исцеление, — сказал Бордман.

Глава десятая

1

Они встретились через два дня около полудня в зоне «В». Мюллер приветствовал Раулинса с явной радостью и облегчением. Раулинс подошел, наискосок пересекая овальный — может быть, танцевальный зал, расположенный между двумя сапфировыми башнями с плоскими крышами. Мюллер кивнул.

— Как ноги?

— Превосходно.

— А твой приятель? Понравился ему мой напиток?

— Безумно. — Раулинс вспомнил блеск в лисьих глазах Бордмана. — Он шлет тебе какой-то особенный коньяк и надеется, что еще раз угостишь его своей отравой.

Мюллер присмотрелся к бутылке в вытянутой руке Раулинса.

— К чертям это, — холодно произнес он. — Ты не уговоришь меня ни на какой обмен. Если ты дашь мне эту бутылку, я ее разобью.

— Но почему?

— Дай-ка, я тебе это покажу. Нет, подожди. Не разобью. Ну, давай.

Он обеими руками взял бутылку у Раулинса, открутил колпачок и поднес ее к своим губам.

— Вы — дьяволята! — ласково сказал он. — Что это? Из монастыря на Денебе XIII.

— Я не знаю. Он лишь сказал, что тебе это придется по вкусу.

— Дьяволы! Искусители! Товарообмен, чтоб нам всем гореть в аду! На этом конец. Если ты еще раз заявишься ко мне с этим проклятым коньяком… или каким-нибудь другим эликсиром… даже богов, даже… чем-то другим, я не возьму. Чем ты, собственно, занят целыми днями?

— Работаю. Я же говорил тебе. Им не нравится, что я посещаю тебя.

И все же он меня ждал, подумал Раулинс. Чарльз был прав: я уже добрался до него. Почему он такой упрямый?

— Где они сейчас копают? — спросил Мюллер.

— Нигде не копают. Мы исследуем акустическими зондами границу зоны «Е» и «F», чтобы установить хронологию… был ли этот лабиринт построен сразу или постепенно. А ты как думаешь, Дик?

— Чтоб ты сдох. Ничего нового из археологии ты от меня не услышишь! — Мюллер сделал еще один глоток коньяка. — Ты, вроде бы, слишком близко стоишь, — заметил он. — Метра четыре-пять.

— Ты был еще ближе, когда подавал мне эту фляжку. Я не видел, чтобы это тебе помешало.

— Ты не ощущаешь последствий?

— Ощущаю.

— Но скрываешь их, как положено стоику, верно?

Пожав плечами, Раулинс беззаботно ответил:

— Мне кажется, что впечатление слабеет по мере повторения. Оно и до сих пор сильное, но мне гораздо лучше, чем было в первый день. Ты уже замечал что-нибудь похожее в случаях с другими?

— Никто другой не отваживался на повторения, как ты это называешь, — сказал Мюллер. — Иди-ка сюда, малыш. Видишь вон это? Это мой водопровод. Прямо роскошь. Черная труба бежит вдоль всей зоны «В». Она из оникса, как мне кажется. Из полудрагоценного камня. В любом случае — смотрится прекрасно. — Мюллер погладил трубу и пошлепал по акведуку. — Там есть какая-то система насосов. Они выкачивают воду из каверны где-нибудь на глубине может в тысячу километров, не знаю. На поверхности Лемноса нет никакой воды.

— Моря есть.

— Независимо от… ну, от чего-то там. Вот здесь ты видишь один из кранов. Такие есть через каждые пятьдесят метров. Насколько я ориентируюсь, это был водопровод для всего города, из чего вытекает, что те, кто выстроил этот город, не нуждались в большом количестве воды. Скорее всего, вода не имела для них принципиального значения, поскольку они все это так спроектировали. Подключений я не нашел. Пить хочешь?

— Пожалуй, нет.

Мюллер подставил изогнутую ладонь под спиральный с тонкой гравировкой кран. Появилась вода. Он быстро сделал несколько глотков. Когда он убрал руку, вода перестала течь.

— Попей, — предложил Мюллер. — Чтобы потом не мучиться от жажды.

— Я не могу оставаться надолго, — сказал Раулинс, но воды немного глотнул.

Неторопливым шагом они оба добрались до зоны «А». Клетки вновь были закрыты. Раулинс при виде их содрогнулся. Сегодня я бы не хотел ставить подобных экспериментов, — подумал он. Они отыскали себе скамьи из полированного камня, изогнутые по бокам на манер кресел. Они уселись на этих скамьях и принялись беседовать. Их разделяло значительное расстояние, такое, чтобы Раулинс не чувствовал себя слишком нехорошо из-за эманации Мюллера и все же ощущение разделенности не возникало.

Мюллер разговорился. Он перескакивал с темы на тему, порой впадал в гнев, временами предавался самооплакиванию, но в общем-то, говорил спокойно, с обаянием — пожилой мужчина, которому приятно в обществе молодежи. Он высказывал мнения, философствовал.

Мюллер рассказывал о начале своей карьеры, частенько упоминал Бордмана. Раулинс старался относиться к этому безразлично. Отношение Мюллера к Бордману явно сочетало собой мешанину глубокого уважения и затаенной обиды. Мюллер все еще не мог справиться с тем, что Бордман воспользовался его слабостями и отправил его к гидрянам. Это нелогично, думал Раулинс. Если бы я сам обладал таким любопытством и честолюбием, я бы все сделал, чтобы именно мне поручили эту миссию. Безотносительно к Бордману, не глядя на риск.

— А у тебя как все было? — спросил Мюллер под конец. — Ты строишь из себя менее знающего, чем есть на самом деле. Кажешься нерешительным и наделен соображением, заботливо скрытым под маской старательного студента. Что тебе дает археология?

Раулинс посмотрел ему прямо в глаза.

— Возможность соприкоснуться с миллионом разных прошлых. Я хочу знать, как это все было, и почему именно было так, а не иначе. И не только на Земле, в нашей Солнечной системе. Везде.

— Хорошо сказано!

Еще бы, похвалил себя в душе Раулинс. Наверное, Чарльз оценит этот мой прилив красноречия.