Октябрь - Николай Иосифович Сказбуш

говорил необычно сбивчиво, утратил свойственную ему обстоятельность, и, что более всего поразило Тимоша, пересыпал речь флотскими словечками — стоило прожить на суше неделю, появилась флотская речь. Должно быть, соскучился за кораблем и товарищами. Впрочем, и тут был он не одинок — два молоденьких матросика, похожих друг на друга, как близнецы, тенью следовали за ним.

Сидорчук нетерпеливо гнал Тимоша к Павлу, да Тимош и сам спешил узнать, зачем призвали его к начальнику отряда.

— Товарищ Руденко, — встретил Тимоша Павел, — немедленно с товарищем Сидорчуком на воинскую, может, распознаешь кого из знакомых господ. Подчиняться во всем Сидорчуку. Возьмите людей, действуйте решительно на мою ответственность.

Разъяснения Сидорчука были предельно краткими:

— Окружим. Полундра. А там вже — дудки! — Он крепко стиснул кулак, подмигнул. — Понятно? — Заторопил людей, распространяться было некогда, но все же Тимошу удалось выжать из него еще несколько слов:

— Нашел Шинкофа и Фатова?

— Э, нашел! Жинка, спасибо, помогла.

— Которая?

— Та та ж самая — Растяжного. Они тогда до Растяжного ночью приходили — Фатов и еще один штатский. Дальше — всё ясно.

Ничего больше от него нельзя было добиться. Он вел себя так, точно на всю жизнь было отпущено определенное и весьма ограниченное количество слов. Только уж на воинском дворе раскошелился:

— Даешь! — оглянулся он на отряд и, выхватив из кармана узеньких брючек наган, остальное досказал наганом, указывая дулом направление.

Четверо из отряда стали по углам комендантского дома, два молоденьких матросика и Тимош последовали за Сидорчуком к черному ходу.

— Панифатов! — воскликнул вдруг Тимош, завидев представителя флота, юркнувшего под вагон.

— Давай, — потряс наганом Сидорчук и сверкнул черными глазами: «Ступай, мол, прочь с твоим Панифатовым. Потом, мол, сам разберешься с твоим Панифатовым. Давай вперед!»

Тимош повиновался…

А Панифатов тем временем шумел уже в Совете:

— Товарищ Левчук! Эксцесс. Очередной эксцесс. Банда флотских дезертиров и мальчишек. Шпана. Опять любезный товарищ Павел. Автомобиль ждет. Мы. Вы. Россия. Скорей!

Левчук немного подумал:

— Павел?

— Павел.

Левчук разыскал в Совете Агнесу:

— Дорогой друг, немедленно. Новый эксцесс Павла. Надо выручать…

Спиридон Спиридонович не стал объяснять, кого и почему приходится выручать, увлек дорогого друга за собой и через минуту Агнеса была уже в автомобиле, в обществе Панифатова и Левчука.

* * *

Операция на воинском дворе проходила без каких-либо осложнений, мирным путем; застигнутые врасплох, гости этапного коменданта не сопротивлялись. Господин Шинкоф, завидев наган Сидорчука, молча поднял руки.

Матросы и дружинники, окружив группу растерявшихся людей, попарно выводили на шестую платформу.

Но тут вдруг на воинский двор влетел «Бенц».

— Товарищи! — вопил Панифатов, протягивая руку вперед, — остановитесь, товарищи!

— Хлопцы, гляди, — крикнул матросам Сидорчук, — Фатов прикатил. Сам в руки просится.

— Не Фатов, а Панифатов, — поправил Тимош.

— Какой там Панифатов, — оборвал Сидорчук, — обыкновенно Фатов. Ясно вижу.

— А я говорю: Панифатов. Я его у Левчука встречал.

— Э, делов, Фатов или Панифатов, один черт, — махнул рукой Сидорчук и кинулся к автомобилю. — Слезай на землю!

— Товарищи! — выпрямилась Агнеса, — немедленно прекратите эксцесс. Необдуманными поступками мы только льем воду на мельницу мировой буржуазии.

— Чего там необдуманными, мы об этом гаде десять лет думаем!

— Товарищи, но это произвол! Кто вам дал право? Нам известно, что здесь происходило деловое гарнизонное совещание.

Арестованные, получив неожиданную поддержку, зашевелились, послышались выкрики: «Не имеете права!», «Мы протестуем!». Рабочие из отряда остановились в нерешительности.

— От имени Совета, — воскликнула Агнеса.

— От имени Совета, — подхватил Фатов, оглядываясь по сторонам. Агнеса, следуя своим правилам, собиралась, что-то разъяснять отсталой, обманутой массе, а Панифатов, следуя своим правилам, блудливо высматривал на кого бы опереться. На воинской платформе вечно толокся разношерстный народ, приходили и отходили эшелоны, прибывали и погружались части фронтовые и запасные, выздоравливающие и отозванные с позиций, пехота и казаки, кавказские и донские дивизии.

— Товарищи! Братцы! — вопил Фатов-Панифатов, обращаясь ко всей воинской платформе, к эшелонам на запасных путях, — провокация, глумление над боевыми командирами!

Он продолжал озираться по сторонам, стараясь определить, откуда может прийти подмога. Левчук одобрительно кивал Фатову и Агнесе и одновременно сочувственно поглядывал на дружинников. Он сидел, забившись в угол автомобиля, но с таким видом, точно в любую минуту готов был подняться во весь рост — остановка была лишь за подходящим пьедесталом.

А воинская платформа уже шумела — из эшелонов выскакивали донцы и кубанцы, появились какие-то люди в добротных суконных гимнастерках, закружились, замелькали шинели, еще мгновение и отряд будет смят нахлынувшей толпой.

— Чего стали, товарищи, — бросился Тимош к дружинникам, — давай, отводи контру. Давай в штаб! Сидорчук поддержал его:

— Именем революции!

Сопровождаемый ропотом и возгласами, отряд двинулся, конвоируя десяток сбившихся в кучу людей. Шинкоф шел, вытянув шею вперед, тяжело передвигая ноги, обутые в просторные новенькие калоши, следом бодрым шагом двигался господин в сюртучке военного кроя, без шапки. В его кругленьких блестящих глазках так и сверкало: «Хамы!»

За ними топтались прочие господа в мундирах и без мундиров, с бакенбардами и без бакенбардов.

— Товарищи, это произвол, — пыталась образумить обманутую массу Агнеса, — кто вам дал право? Тимошка, Руденко! Ты несешь полную ответственность!

— Э, милая барышня, дорогой товарищ, не знаю как звать, — погрозил ей наганом Сидорчук, — ты нас не путай! Мы Шинкофа и Фатова знаем. Весь Черноморский флот знает их, гадов, — Сидорчук вскочил на подножку «Бенца».

— Товарищи, — обратился он к наседавшим со всех сторон солдатам, — от имени флота и наших замученных товарищей заявляю, что тут перед вами охранник и палач царской военно-морской охранки, — Сидорчук указал наганом на Панифатова, — глядите, у него руки в крови наших братьев!

Ручки у Панифатова были чистенькие, пухленькие, вот-вот после душистого мыла, но все вдруг увидели кровь. Толпа зашумела, окопные и выздоравливающие, донцы и кубанцы подались вперед. Вооруженные рабочие окружили конвоируемых плотным кольцом, охраняя от гнева массы.

— А действуем мы, товарищи, совершенно законно, — продолжал уже спокойней Сидорчук, — по указанию штаба революции и товарища командира отряда. А кто сомневается, пусть сейчас же заглянет в помещение коменданта и убедится, откуда мы винтовки забрали. Там у них в спальне целый склад. Считаю и пулеметы обнаружить вполне возможно.

— Господа, товарищи, — затрясся Фатов, — это ложь! Клянусь, товарищи. Да меня все товарищи прекрасно знают!

— А мы знать не хотим твоих товарищей. Слезай, говорят!

— Товарищ Агнеса… — взмолился Фатов, — товарищ Левчук!

И тут вдруг обнаружилось, что Спиридона Спиридоновича нет, Левчука в автомобиле не оказалось. Оставалось еще у всех ощущение его недавнего присутствия, виднелась еще вмятина на кожаной подушке «Бенца», сохранялась теплота насиженного места, но Левчука не было.

— Товарищ Левчук! — беспомощно оглянулась Агнеса.

Нигде не было Спиридона Спиридоновича. Он