Необыкновенные приключения Синего человека - Луи Буссенар

И правда, что происходило здесь? Что за люди бесшумно, словно тени, проворно пробирались по аллеям, занимали посты у входов и выходов?..

А дело вот в чем.

В тот самый момент, когда весь персонал покинул здание, откуда ни возьмись появилась группа неизвестных. Они стояли возле стены, окаймлявшей парк с северной стороны, то есть прямо напротив фасада.

Вдоль стены тянулась плохо освещенная улочка с выщербленной брусчаткой[324]. В этот поздний час вокруг было пустынно.

У каждого из пришедших в руках оказался смотанный трос[325] с крюком на конце. Бросок — и трос накрепко зацепился за верх стены.

Потом раздалась команда. Всего три слова, произнесенные низким голосом:

— Давайте наверх, ребята!

И ребята легким движением, как будто всю жизнь только и делали, что занимались гимнастикой, вскарабкались на стену и, усевшись верхом, перекинули трос на другую сторону, в парк.

Потом послышалось:

— Спускайтесь!

Пришедшие оказались посреди великолепного сада, принадлежавшего его светлости. Наступая на клумбы и без зазрения совести давя роскошные гортензии[326] — жемчужины, выпестованные английским послом собственными руками, неизвестные направились дальше.

Один, которому местность, очевидно, была знакома, оторвался от группы, прошел несколько шагов и вполголоса произнес:

— За мной!

Все гуськом пошли след в след, дружно топча стриженый газон[327]. Кстати, газон был очень к месту, он скрадывал шаги, так что в саду не раздавалось ни шороха.

Компания приблизилась к стоящему поодаль строению. Окна были едва освещены.

— Больница, — шепнул тот же голос, видимо, принадлежащий предводителю. — Стоп! Никому не двигаться. Я посмотрю, что там.

Пять минут спустя вокруг внезапно загорелся яркий свет.

— Я открыл газ. Со светом как-то уютнее, — проговорил вожак. — Здесь никого нет, кроме портье[328]. Только он в дымину пьян. Поторопимся! Время не ждет. Корабль ведь не будет гореть бесконечно. Того и гляди, вернутся. Я войду, со мной Джим. Остальным — оставаться на месте! Выйдем втроем. Человек, который будет с нами, болен и очень слаб. Если он не сможет идти, вам придется его нести на руках. Поможете ему перелезть через стену. А потом сами знаете, куда идти. Если нападут, пользуйтесь только ножами. Упаси вас Бог стрелять. Никакого шума. Нам не нужно встреч с полицией. Понятно? Джим, я рассчитываю на тебя. В случае чего не забывай, что тебе светят две тысячи долларов.

— Все ясно! — по-английски ответил тот, кого звали Джимом.

Двое мужчин беспрепятственно проникли внутрь. Главный чиркнул спичкой, зажег крошечный фонарик и стал одну за другой обходить совершенно пустые комнаты.

— Вероятно, англичане в Буэнос-Айресе неплохо живут. Во всяком случае, не болеют, — заметил он.

Одна из дверей не поддалась. Она была заперта на два оборота. Однако ключ оказался тут же в замочной скважине.

Мужчина вошел и направился прямо к кровати. Из груди его вырвался радостный возглас:

— Черт побери! Феликс! Ни слова…

— Кто это?

— Это я, твой друг, Поль Анрийон… Со мной еще два десятка молодцов. Мы пришли, чтобы освободить тебя. Скорей!

— Но я раздет!.. В одной рубашке! — ответил слабый голос.

— Мы позаботимся о твоем целомудрии[329]. Завернись в одеяло и следуй за мной.

Капитан погасил фонарь, взял бакалейщика под руку и собирался уже присоединиться к своим спутникам, как с улицы раздались крики.

Это, обогнав своих высокопоставленных хозяев, вернулась прислуга. В здании темно, но в саду явно кто-то есть. Воры?

Заметили слабый свет у больницы и бросились туда. Сначала двое, потом четверо, десятеро… Все с фонарями, вооружены вилами.

А тут подоспели и его светлость, советники, секретари, атташе с револьверами.

Капитан Айрийон все же успел присоединиться к своим. Выпустив руку Феликса, он сказал:

— Беник!.. Жан-Мари!.. Хватайте нашего больного и уносите отсюда во что бы то ни стало. Галопом, ребята! Мы вас прикроем.

Две пары сильных матросских рук подхватили парижанина, точно пушинку.

Англичане по-прежнему шумели, метались вокруг больницы. Затем рассеялись по парку.

— Сюда! — завопил один из них. — Сюда!

Когда самые прыткие подбежали к кричащим, оба моряка вместе с Обертеном были уже на стене. В одну секунду они перемахнули через нее и оказались на темной улочке. Раздались револьверные выстрелы. Пули просвистели мимо голов, но не задели никого.

В стене была прорублена единственная дверь, возле которой лежало громадное дерево, недавно спиленное садовником. Англичане схватили бревно и, превратив его в таран[330], взломали дверь.

Послышался шум катящейся повозки, гневные крики:

— Воры!.. Держи преступников!

Швейцары, секретари посольства, выездные лакеи, советники, архивариусы, поварята, словом, все, позабыв о чинах и различиях, выбежали на улицу.

Ночные визитеры разбежались кто куда. Их пытались преследовать, но это делалось скорее для очистки совести. Поймать никого не удавалось. Матросы явились хорошими бегунами.

Однако погоня не прекращалась. И вот за углом показались беглецы. Один из них был закутан в одеяло и еле-еле поспевал за остальными.

— Сто гиней[331] тому, кто его поймает! — вскричал посол.

Сто гиней! Щедрое обещание приободрило преследователей, собиравшихся было оставить эту затею.

— Ура! Да здравствует Англия!

Все внимание ловивших сосредоточилось на человеке в одеяле. На прочих уже никто не смотрел.

Наконец один из полицейских решительно перерезал ему дорогу, схватил за грудки и… отпрянул в ужасе.

Он увидел нечто, отчего вся его смелость и решимость моментально испарились.

— Санта Мария! — вскричал изумленный страж. — Этот человек синий!

— Ура! — воскликнули англичане. — Синий человек взят в плен!

Пленник сбросил одеяло и, скрестив руки на груди, спокойно сказал по-английски с едва заметным американским акцентом:

— Боже мой! С каких это пор запрещено ходить по улицам Буэнос-Айреса завернутым в одеяло? И почему нельзя вымазать себе лицо кобальтом[332]? Что, собственно, происходит?

— Вы вор!.. Убийца!.. — вне себя от ярости вопил мажордом его светлости.

— Джентльмены! Вы по ошибке задержали не того человека.

— Вы выбежали из парка английского представительства, вы попали туда незаконно.

— Нет, сэр! Кто меня видел в парке? Я прогуливался вдоль стены парка, по улице. Что верно, то верно. А разве это запрещено? По ночам мне нравится гулять там так же, как нравится заворачиваться в одеяло и мазать лицо краской. Я матрос и развлекаюсь как хочу. Это ведь мое дело, не так ли?