История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

на ют с бака и с главной палубы, ожидая концерта. Помощница Флейтиста, взяв у старика футляр, села на палубу, скрестив ноги и откинув капюшон. Капитан удивился, какая она была молодая и нежная – её образ никак не подходил для спутницы безобразного старика. А может быть, наоборот, в этом контрасте как раз и рождалась гармония, как в несхожих голосах фуги. Девушка выглядела уставшей, но её тонкое лицо, отмеченное печатью ранних невзгод, было лицом ребёнка.

Флейтист заиграл – и весь корабль вздрогнул от приглушённого, цепкого звука, с которым флейта забралась на до второй октавы, а затем стремительным пассажем, как сорвавшийся с горы камень, скатилась вниз, в пещеры самой Окло-Ко. И началось невообразимое: казалось, что всё вокруг покинуло свои привычные места, что корабль плывёт по небу, а луна сброшена с высокой башни Синтийской столицы на самое дно и теперь сверкает из глубины недосягаемым сокровищем. Что морские птицы набросились на матросов, пытаясь выклевать им глаза, и загнали людей в трюм, а сами как ни в чём не бывало мерно расхаживали по палубе, раскуривая трубки. Что капитан, наконец, забрался на воронье гнездо на вершине мачты и оттуда высматривал землю.

– Прекрати! – закричал Просперо, закрывая уши.

Ему казалось, что эти визгливые звуки, раз за разом окатывающие его ледяной водой, никогда не кончатся. Как настоящий моряк, он не любил воду как вещество. И когда на юте воды оказалось уже по щиколотку, понял, что старик Флейтист задумал потопить «Люксию» изнутри.

– Прекрати! Слышишь, чего тебе нужно? – тяжело дыша, Просперо схватил Флейтиста за узкие плечи и едва удержался, чтобы не встряхнуть, как старый пыльный мешок.

Мастер Эо убрал флейту от сухих, как старый пергамент, губ – и всё мгновенно вернулось на свои места. Едва заметным брезгливым движением он скинул со своих плеч сильные руки капитана.

– Мне нужно, мой дорогой капитан, – со светской улыбкой начал Эо, – точнее сказать, я даже хочу, чтобы мы изменили курс и направились к столице Синтийской Республики. Тебе ведь по прежнему всё равно, куда плыть?

У Просперо не было сил спорить с Флейтистом. Да что там, только Форин, пожалуй, смог бы пытаться справиться в реальнейшем с ворчливым слепым. И уж точно не капитан «Люксии», обессиленный после сражения с упрямым мальчишкой. Сейчас ему хотелось только передать корабль своему старшему помощнику, пойти на бак, с которого мгновенно как ветром сдует всех матросов, отпустить вперёдсмотрящего и устроиться поудобнее, прислонившись спиной к фок-мачте. Видеть только эту тонкую линию, с которой взгляд постоянно соскальзывает то в тёмно-синюю высь моря, то в чёрную глубину глазниц вселенной, называемую людьми ночным небом…

– Курс на столицу Синтийской Республики, говоришь? – переспросил Просперо с ноткой раздражения.

Он уже успел немного прийти в себя после непрошенного концерта, и теперь оттягивал время. Ничто так не раздражало его, как необходимость задать определённый курс. Как и любая определённость, кроме определённости горизонта. Офицеры «Люксии», по молчаливой договорённости, никогда не досаждали капитану расчётами, картами, проводками. А он лишь изредка приказывал вдруг поменять курс без всякой причины: как будто проверяя, послушно ли ему море по-прежнему. И море неизменно влекло «Люксию» туда, куда желал капитан.

– Кинли, ты слышал, что сказал Мастер Эо? Лори Навий, рассчитайте курс на Синт, будьте любезны, – невозмутимо распорядился капитан, со светской улыбкой обернувшись к слепому.

И только слепой мог разглядеть за этой улыбкой бурю.

Не дожидаясь ответа, капитан отправился на бак, спугнув хмурых матросов, как стаю предгрозовых чаек, и устроился на своём любимом месте за фок-мачтой. Если с этого места смотреть вперёд, на далёкую точку горизонта, то кажется, что нет никакого корабля, людей, замершего в безветрии такелажа, а вокруг только море. Это нравилось капитану Просперо больше всего.

Тем временем старший помощник Навий рассчитал курс, а рулевой Кинли с готовностью уставился в компас, осторожно перебирая спицы штурвала. Но это не могло обмануть Флейтиста: он резко шагнул в сторону рулевого и, наклонившись к самому нактоузу, угрожающе прошипел:

– Кажется, мы не двигаемся с места?

Кинли вздрогнул и отпрянул, насколько мог, не бросая штурвал. Хотя, действительно, «Люксия» почти не двигалась. Глаза флейтиста, казалось, прожигали насквозь, и спрятаться, отвести взгляд было невозможно. Юнга вспомнил почему-то этого мальчишку, Унимо, как он стоял на мостике против них обоих, Флейтиста и капитана. Кинли бросил взгляд на старшего помощника Навия, надеясь на защиту. Но тот не спешил вмешиваться, наблюдая за происходящим, прислонившись к борту полуюта. На «Люксии» особенно ценилась способность действовать самостоятельно в любой ситуации, поэтому Кинли только усмехался, когда его немногочисленные «земные» приятели говорили о том, как, вероятно, объединяет людей морская жизнь. Рулевой разочарованно вернул взгляд на компас перед штурвалом, тщетно стараясь не замечать старика, который хищной птицей нависал над ним и ждал ответа. Корабль тем временем полностью остановился из-за падения ветра – и это было явно не то, что старик рад был бы услышать.

– Айл-мастер, ветер совсем пропал. Как только будет хоть дуновение, мы тут же направимся в сторону Синта, – осторожно сказал Кинли, стараясь, чтобы его голос дрожал не сильно.

Флейтист неожиданно улыбнулся.

– И часто здесь вот так пропадает ветер? – вкрадчиво спросил он.

Юнга снова в отчаянии взглянул в сторону офицеров: он понимал, что вопрос был задан, на самом деле, про капитана, и не хотел брать на себя риск отвечать. Поэтому уклончиво произнёс:

– Случается.

Слепой наградил его второй усмешкой и наконец разомкнул тиски своего взгляда, развернувшись и направившись в сторону главной палубы. Девушка в капюшоне мгновенно последовала за ним, как тень за кошкой в лунную ночь.

– Перестань, – раздался над ухом Просперо глухой человеческий голос, нарушая блаженную тишину. Тишину, в которой явственно слышалось мерное дыхание моря, и можно было дышать всё реже и реже, пока наконец не подстроиться под него.

Капитан с усилием открыл глаза и подвинулся, освобождая место Флейтисту.

– Хорошо тут у тебя, – сказал старик как ни в чём не бывало, усаживаясь на свернувшуюся серой змеёй на палубе бухту какой-то снасти с фок-мачты.

– Неплохо, – улыбнулся Просперо.

Он вспомнил, как страшно и тяжело ему было давно, когда он не знал ещё, что бывает море. Он плакал каждый день, сам не понимая почему, и мать с отцом ругали его за эти слёзы без причины, и от этого он плакал ещё сильнее. Как рыба, выброшенная из воды на берег, извивается жидким металлом в обжигающих лучах земного солнца, не обретает покоя, пока снова не оказывается в воде или не умирает. То, что Просперо Костин родился на земле, было такой же ошибкой, как для рыбы – попасться в сети.

– Новый король ещё не беспокоит тебя? – помолчав, спросил Флейтист.

Просперо покачал головой и удивлённо