Жертвы Северной войны - Варвара Мадоши

— И опять вы правы.

— Тогда напрашивается вывод, что это открытие уникально. Никто его нигде не повторял. Чтобы вернуть меня домой… чтобы вернуть домой Альфонса Элрика, логичнее всего сейчас открыть лабораторию, организовать комплекс исследований.

— Снова совершенно верно, — Мустанг кивнул и посмотрел на Альфонса очень пристально. Тот отвел взгляд. — Я думал над этим.

— Но вы не можете отдать такой приказ, — произнес Хайдерих, глядя в огонь. — Исследования не удастся по-настоящему надежно засекретить. Или все-таки можно?.. — спросил он сам себя, и сам же себе ответил. — Да нет, вряд ли! Ведь у вас точно такая же конкуренция и гонка вооружений, как у нас… — нечто едва уловимое сказало Хайдериху, что его собеседник слегка напрягся при этих его словах. — Открытие, сделанное в одном государстве, рано или поздно сделается общим достоянием. И открытие такого уровня неизбежно можно будет применить в военном отношении. Причем, может быть, таким образом, о котором мы сейчас даже не подозреваем. Соответственно, контакты с параллельными мирами, сам новый принцип перемещения может привести к новому витку гонки вооружений. Причем не только здесь, у вас, но и там, у нас.

— И что? — чуть насмешливо спросил фюрер. — Вы полагаете, зная о возможности развития нового оружия, здравый государственный деятель не ухватится за возможность его получить обеими руками? Наплевав на все возможные последствия?

— Кто-то — возможно. Запросто. Облеченный властью фанатик — наверняка. Правитель стабильного демократического государства подумает трижды. И, как мне кажется, скорее всего, откажется от затеи. Я понял это еще пару месяцев назад, когда задумывался о том, что в принципе можно сделать в моей ситуации. И тогда же я решил…

— Не дергаться и смирно сидеть в психушке? — на сей раз в голосе фюрера звучала уже не ирония, а прямо-таки неприкрытый сарказм. Во всяком случае, для Роя Мэтьюза такие интонации означали бы именно это.

Хайдерих повернул голову и встретился взглядом с Мустангом.

Да, определенно, он правильно расслышал.

— Положиться на судьбу, — пожал плечами Хайдерих. — Или на удачу. Я понимал, что одному в чужом мире мне выжить будет сложно. Я ждал случая, который мне поможет, и готовился к нему — газеты читал, книжки по истории. Пытался адаптироваться. Случай представился. И теперь, возможно, нам следует положиться на удачу и готовиться к случаю, который позволит нам с Альфонсом Элриком снова поменяться местами.

— Вы очень похожи на Альфонса, — произнес Мустанг. — Очень.

Хайдерих склонил голову.

— Я, конечно, не фанатик. Я был совсем мальчишкой, когда изобрели танки… да. Но и Аместрис — далеко не стабильное демократическое государство, как вы изволили выразиться. Лаборатория будет организована, — Хайдерих снова вскинул глаза на фюрера, ибо не поверил своим ушам, но теперь уже Мустанг смотрел в огонь, избегая взгляда собеседника. — Я уже, собственно, отдал приказ. Этим будет заниматься полковник Уитби… Ну, вы еще познакомитесь. Он не алхимик, но опыт кураторства научных проектов у него изрядный. К тому же до сих не слишком высокое звание. Это удобно. Далее… Вы, конечно, понимаете, что от вас потребуется вся посильная помощь?.. Вы — наша единственная связь с тем миром.

— Надеюсь, разбирать на части вы меня не будете? — нервно хмыкнул ошарашенный Альфонс.

— Я тоже надеюсь, — кивнул Мустанг. — Но ученым виднее.

Хайдерих не понял: пошутил, нет?.. Однако ответил:

— В любом случае, я готов сделать все, от меня зависящее… Сведения какие угодно… Думаю, как от инженера от меня толку немного будет — у вас тут механика совсем другая… я не проверял, но не удивлюсь, если константы все-таки немного отличаются. А то как иначе могла бы работать эта ваша алхимия — не представляю. Здорово смахивает на магию, все-таки. Но, в общем, можете на меня рассчитывать. Я ведь хочу вернуться. У меня там жена и сын остались.

«И брат, — подумал Хайдерих про себя. — От которого их, в случае чего, никто не защитит… Ох, нет, лепечу, как полный придурок… но кто бы мог подумать…»

Фюрер встал и снова подошел к окну. Произнес:

— Очень рад, что вы настроены столь решительно.

Хайдерих не знал, что сказать. Зачем-то он тоже встал — наверное, ему казалось неудобным сидеть, если Мустанг стоял, а может быть, просто не знал, что же теперь делать. Наконец, сказал:

— Спасибо.

— Не за что, — ответил фюрер. — Это в моих интересах.

Потом он снова обернулся к Хайдериху.

— Кстати, не хотите чаю?

Хайдерих растерялся. Такого предложения он тем более не ожидал.

— Э… то есть…

— Мне хотелось бы расспросить вас о вашем мире. Согласитесь, не часто выпадает подобный случай. На сегодня с делами я уже покончил, так что время у меня есть. Или… быть может, вы устали? Голодны?

— Нет, спасибо, — Хайдерих махнул рукой и выпалил уже совершенно некстати. — А вы действительно очень похожи на Роя Мэтьюза. Так же притворяетесь, что вам все равно, но такой же любопытный!

— Мэтьюз? — Мустанг приподнял брови.

— Ваш двойник. Я сразу подумал, что вы очень похожи на одного моего знакомого. Он бывший военный инженер, сейчас работает в Африке… это такая местность… в миссии Красного Креста. Жена его там учительствует.

— Вот как? — Мустанг чуть улыбнулся. — Всю жизнь мечтал уволиться из армии и работать в благотворительной миссии, — он подошел к столу, нажал кнопку на селекторе и негромко сказал: — Люси, два чая, пожалуйста.

Хайдерих отметил, что обычной для важных господ, разговаривающих с секретаршей, барственной снисходительности в его голосе не появилось.

Мустанг вернулся к камину, снова сел в кресло, и Альфонс последовал его примеру.

— А что такое Красный Крест? Я понял, что это благотворительность, но звучит зловеще.

«Господи, мне что, рассказывать ему про христианство, крестовые походы, орден госпитальеров и Бум Международных Организаций в прошлом веке?!»

— Ну… исторически сложилось такое название, — пожал плечами Альфонс. — Крест — это символ одной из основных у нас религий… — Хайдерих продолжал говорить, отвлекаясь только на то, чтобы прихлебывать принесенный симпатичной, но отнюдь не молодой секретаршей чай.

Государственный деятель в кресле напротив слушал, и лицо его было непроницаемым. Впрочем, иногда он что-нибудь говорил — чаще всего, задавал вопрос.

Под конец разговора Альфонс спросил и сам:

— Скажите… а эта трость… у вас там шпага внутри?

— Шпага?! — лицо Мустанга, кажется, слегка вытянулось. Впрочем, Альфонс не поручился бы. — С чего вдруг?

— Не знаю, — пожал плечами Альфонс. — Просто подумал.

— Я не любитель холодного оружия, — так же пожал плечами фюрер. — Никогда не умел им пользоваться. Просто в последней военной кампании, где я участвовал, мне довелось попасть в переделку… Убить не убили, но ноги перебило. Сначала было ничего, но постепенно кости начали причинять неприятности.

— Простите…

— Не стоит извиняться, — снова едва уловимо улыбнулся Мустанг.

Альфонс вышел за дверь все еще в прострации. Он никак не мог поверить, что решение о начале полномасштабных исследований действительно принято, и возможность вернуться домой из призрачной и недостижимой мечты стала делом вполне реальным. Тем более он не мог понять: зачем же Мустанг рискнул?.. На облеченного властью фанатика он действительно не походил. Более того, Хайдериху казалось, что войну этот человек скорее ненавидит. Тогда в чем же дело?..

Может быть, все просто, и Мустанг действительно всего лишь хочет вернуть своего друга?.. Ведь они явно были лично знакомы, довольно неплохо знакомы… И он самостоятельно взял на себя ответственность за весь возможный риск, причем принял решение еще до их разговора…

Нет, государственный деятель, по представлению Хайдериха, не мог быть столь нерасчетливым — это уже граничило с изменой. Но с другой стороны, что Хайдерих знал о государственных деятелях?..

В одном он был уверен наверняка: фюрер Мустанг — личность героическая.

…Едва посетитель покинул кабинет «героической личности», Мустанг сел за стол. Поставил локти на столешницу, положил подбородок на сцепленные пальцы. Потом нахмурился каким-то своим мыслям, выдвинул ящик стола и достал оттуда зазубренный нож. Такие двадцать лет назад использовали в спецназе. С тех пор успели перейти на другую, более удобную рукоять, да и само лезвие по новому стандарту стало немного длиннее.

Двадцать лет назад Рой уже поставил личные мотивы выше долга перед страной — как он понимал долг. Он пошел на убийство из мести, зная, что это, скорее всего, окончится его казнью, а даже если и нет, навсегда исключит для него всякую возможность оказаться во главе государства. На волне государственных переворотов предводителями в итоге становятся те, кто ничем себя не запятнал.