Бабуин мадам Блаватской - Питер Вашингтон

В стране он оставался восемнадцать месяцев, заведя новых друзей, включая Нандини Мета и ее сестру, Пупул Джаякар, близкую подругу семьи Неру[398]. Вскоре Кришнамурти стал зависеть от прекрасной Нандини, которая помогала ему справляться с приступами "процесса", что привело ее к подаче прошения о разводе с мужем. Это событие в 1950 г. явилось истинным подарком для прессы, у которой, естественно, возникли догадки о причастности к этому делу Кришнамурти. Судья, ведший дело о разводе, не сомневался в том, что правда, а что нет. Хотя он и не принял догадок мистера Меты о том, что Кришнамурти якобы преследовал Нандини, но согласился, что анархическое учение побудило его жену восстать против мужа, и он отклонил просьбу миссис Мета о разводе, несмотря на ее заявления о психической и физической грубости ее супруга[399].

С каким бы равнодушием поначалу ни относился Кришнамурти к школе Хэппи-Вэлли, он проявлял интерес к своим индийским школам в Раджгхате и РишиВэлли, где его племянник со временем стал директором. Хотя эти учреждения основывались на его собственных принципах ненасилия, свободного развития, отсутствии механической зубрежки и терпимости к другим точкам зрения, к тому времени эти принципы уже не были чем-то особенным и представляли собой лишь одну из форм прогрессивных педагогических идей, доминировавших в послевоенный период вплоть до 1980-х годов. Но Риши и Раджгарт были не только школами. Они были также и общинами, медицинскими центрами, фермами, а в Раджгхате еще и сельскохозяйственным институтом и женским колледжем. Школы были призваны научить учеников думать самим. Кришнамурти настаивал, что образование и не имеет других целей, хотя традиционные дисциплины были в некоторой степени обязательными[400].

И снова здесь кроется парадокс. Его интерес к школам свидетельствовал о глубокой озабоченности будущим своего учения; но при этом доктрина, которую он проповедовал, отрицала догму, учила не доверять идеям и образованию как средству передачи информации. Если под "идеями" — "грубыми вещами", как он часто называл их[401], - Кришнамурти подразумевал сведение сложной реальности к простым формулам, запоминаемым механически, и замену опыта словами, он был прав, говоря, что образование должно включать в себя нечто большее. Но другое дело, если он собирался совсем исключить идеи. Что он предлагал взамен? Бессловесное общение? Хорошо, Кришнамурти, возможно, был прав, отвергая "идеи"; но не отрицал ли он их просто потому, что они были не его идеями? И как быть с его учением? Разве оно не выражалось словами? Разве у него не было своих формул? Все это было непрактично и противоречиво.

Существовала и другая трудность. Ранее Кришнамурти настаивал, что его учение не может быть воспроизведено другими людьми или преобразовано в набор правил; что он уникален; что прямая передача доктрины невозможна и что у него не будет учеников или последователей как таковых, а только аудитория, которой посчастливилось услышать его слова. Эти взгляды соответствовали отрицанию "идей". Другие учителя в прошлом преодолели эти трудности, прибегнув к эзотерическим методам: передавая свои доктрины посредством символов, ритуалов, аллегорий или церемоний. Но отрицание теософии в какой-то степени подразумевало и отрицание эзотерического подхода. И все же сам факт его неприязни к набору правил или общепринятых методов подразумевал, что в своей педагогической практике он продолжал в легкой форме поддерживать эзотеризм, на который нападал теоретически. Тем не менее он пришел к выводу, что его практика — если не кодифицированная доктрина, которая воплощала эту практику — достойна сохранения. Но как это сделать?

Один из способов — посредством школ, которые могли бы основать традицию, не сводимую к механическому запоминанию. Новые школы открывались в Калифорнии и Англии, и незадолго до смерти Кришнамурти один его богатый друг из Германии профинансировал строительство роскошного центра возле английской школы Кришнамурти в Броквуде, в Гемпшире[402]. Целью этих учреждений — для детей, взрослых или для тех и других — было способствовать скорее духовному, нежели интеллектуальному образованию. В этих школах намеренно поддерживалась слабая организация — учеников не учили, а им показывали, как можно научиться. Не существовало учебного плана (хотя они могли изучать традиционные предметы по желанию): вместо того они эволюционировали в общине как представители человечества, выбирая свой собственный путь и поддерживая отношения с другими.

Хотя Кришнамурти отказывался играть какую-либо формальную роль в этих учреждениях, он их регулярно посещал, проводя общие дискуссии с учениками и учителями и лично беседуя с отдельными людьми. Но даже если он настаивал на насущной необходимости индивидуального открытия, записи его разговоров с учениками показывают его как человека, способного безжалостно заставить собеседника принять его точку зрения [403].

Не только в собственных школах Кришнамурти стал уважаемым учителем. Он был популярен во всем мире, но особенно в калифорнийских университетских кампусах 1960-х годов, где он стал настоящей звездой синтеза Нового Века, ставшей путеводной для любого альтернативного направления — от наркотиков до астрологии. Сочетание нарциссизма, идеализма и свободомыслия, характерное для молодежных движений 1960-х, казалось, как нельзя более гармонировало со взглядами Кришнамурти. На самом деле это была иллюзия. Самопознание — это не то же самое, что нарциссизм или самолюбование, а требование широких гражданских прав — не то же, что отстранение. Не вступая никоим образом в конфликт с существующим порядком, Кришнамурти во многом был его частью, то есть гуру на услужении у богатых классов, выражавшим эстетическое недовольство самопотаканию спонтанных молодежных движений.

К тому же он принимал участие в публичных беседах с физиками[404], биологами и психологами, симпатизирующими синтезу Нового Века, что знаменовало собой любопытное возвращение к духу теософии. Однако к другим деятелям Нового Века, особенно к новому поколению индийских гуру, он относился с подозрением. Прилетев в Лели в 1974 г., он увидел, что вместе с ним по трапу спускается Махариши, который поспешил приветствовать старшего коллегу, держа в руке цветок. Кришнамурти быстро пробормотал извинения и удалился[405]. Ему не нравилась сентиментальность тех, кто говорил: "Любовь — это все, что нужно". Он презрительно относился и к тем, кто шел по его стопам. Через некоторое время после этой встречи он сказал, что хотел бы видеть, как Махариши сохраняет спокойствие. Махариши мог бы то же самое сказать и о нем.

К концу жизни Кришнамурти восстановил дружеские отношения с теософией. На протяжении пятидесяти лет он посещал Адьяр, не смея войти в здание — Теософскую штаб-квартиру, куда часто заходил Раджагопал повидать старых друзей. Кришнамурти оставался в Васанта-Вихара, на другой стороне улицы. За эти годы Общество изменилось. Джордж Арундейл положил конец связям с такими организациями, как масонские ложи или Либеральная Католическая Церковь. После Второй мировой войны многие представители старой гвардии, враждебно настроенные против Кришнамурти, скончались. Общество стало своего рода семейным предприятием: после смерти Арундейла его наследником сначала стал Джинараджадаса, а затем его родственник Шри Рам, а после некоторого перерыва, в 1980 г. президентом стала его племянница, Радха Бернье. Для нее старые ссоры были уже историей, и она решила вернуться к несекстантским, экуменическим корням Общества. Будучи давним другом Кришнамурти, она признавала его значение для теософского движения. После своего избрания она пригласила его в адьярское здание, которое он посетил впервые за сорок семь лет. Общество снова начало распространять его книги и рекламировать его речи и дискуссии о нем, что продолжает делать и до сих пор. Кришнамурти теперь снова стал членом — хотя и почетным — теософского пантеона.

Примирение с теософией тем более занятно, что в послевоенных беседах Кришнамурти настойчиво возникала тема природы времени. Во всех публичных лекциях и частных беседах он настаивал на насущной необходимости жить сейчас, в настоящем; не в том смысле, что следует наслаждаться текущим моментом, а в том, что нельзя превращаться в рабов прошлого. Величайшей целью жизни, согласно Кришнамурти, является духовная свобода, а ее можно достичь, только научившись оставлять позади все приобретения — будь то вещи, люди или опыт и желания. Прошлое не существует помимо иллюзий, но иллюзии эти очень могущественны. Не научившись избегать их, невозможно достичь духовного озарения, потому что оно зависит от непосредственного восприятия вещей такими, каковы они есть на самом деле, а не какими были или какими бы человек хотел их видеть.