Золотой город - Дуглас Престон

— Они? — вскинулся Смитбэк. — Кого вы имеете в виду?

— Колдунов, оскверняющих прах, — едва слышным голосом произнес Бейудзин. — Оборотней. Людей-волков.

Нора почувствовала, как кровь леденеет в жилах.

— Так вы думаете, с нашими лошадьми расправились колдуны? — уточнил ее спутник.

Старый индеец заметил в голосе журналиста оттенок недоверия.

— Вы верите в существование зла? — Выражение его лица в подступившем мраке совершенно не угадывалось.

— Конечно.

— Ни один из жителей Нанковип, находясь в здравом уме, не убьет лошадь. Лошади для нас — священные животные. Я не знаю, как в ваших краях зовут людей, несущих зло. Но мы зовем их оборотнями, людьми-волками. У них много имен, и они способны принять множество обличий. Они берут все хорошее, что есть в наших верованиях, и переворачивают с ног на голову. Вы можете думать все, что угодно, но мы твердо знаем — они существуют. И долина Чилба притягивает их как магнит. Потому что именно там находится город, где творилось великое зло. Город черной магии, жестокости, болезней и смерти.

Слова его почти не долетали до ушей Норы. Люди-волки. Мысленно она вернулась в темный заброшенный дом, где прошло ее детство. И вновь перед ее глазами возникло косматое чудище, склонившееся над ней, жуткая тварь, с невероятной скоростью несущаяся за ее машиной.

— Я верю в то, что эти люди-волки действительно существуют, — произнес Смитбэк. — В последнее время мне довелось увидеть столько чудес, что теперь я готов поверить во что угодно. Но откуда они взялись?

Бейудзин молчал, сложив жилистые руки на коленях. Потом он свернул еще одну сигарету и замер, уперев взгляд в землю. Минута за минутой проходили в безмолвии. Нора слышала даже звук, производимый челюстями пасущейся неподалеку лошади. Наконец индеец заговорил, не отрывая глаз от земли.

— Для того чтобы стать колдуном, человек должен убить того, кого любит. Того, кто близок ему по крови. Брата или сестру, мать или отца. Совершив убийство, колдун обретает силу. А после того, как тело предадут земле, он тайно выкапывает его. — Бейудзин помолчал, раскуривая сигарету. — И жизненная сила, которой обладал убитый, превращается в силу зла.

— Как это? — прошептал Смитбэк.

— Когда человек рождается, в тело его входит жизненная сила. Мы называем ее ветер, или лиехей. Входя в тело, ветер закручивается в спираль. Нечто вроде кругов на воде. Следы этой спирали остаются на затылке, на пальцах рук и ног. Именно там колдуны отрезают у трупов кожу. Эту кожу они сушат, измельчают и превращают в порошок. А из черепа они вырезают круглый диск, который нужен им для совершения магических ритуалов. Если колдун убил сестру или мать, он совокупляется с ней и из собственной спермы тоже готовит порошок. По-нашему он называется «алчи бин лех тсал» — порошок трупного соития.

— Ужас какой! — простонал журналист.

— Затем колдун отправляется ночью в уединенное место. Раздевается догола. Мажет тело белой глиной, надевает украшения из серебра и бирюзы, которые были похоронены вместе с убитым. Кладет по обеим сторонам от себя шкуры волка или койота и читает заклинание Ветра Ночи, начиная с последних слов и кончая первыми. После этого одна из шкур сама поднимается с земли и срастается с его телом. Так колдун обретает злую силу.

— И что же он может творить при помощи этой силы? — спросила Нора.

Бейудзин выпустил несколько колец дыма. Где-то вдалеке скорбно прокричала сова, и эхо в каньонах многократно ее передразнило.

— Некоторые люди говорят, что колдуны способны бежать всю ночь быстро как ветер и при этом совершенно бесшумно, — продолжил старый индеец. — Другие считают, будто они могут по собственному желанию становится невидимыми. Они знают могущественные заклятия, способные действовать на расстоянии. И конечно, могут убить. Убить всякого, кого пожелают.

— А как они убивают? — поинтересовался Смитбэк. — И как действуют на расстоянии?

— Для того чтобы заклятие обрело силу, колдуну надо завладеть малой частичкой жертвы — волосом, зубом, обрезком ногтя или хотя бы пропотевшим лоскутком одежды. Они кладут это в рот трупа и произносят магические слова. Слова, которые убивают человека. Убивают его лошадь, скот, портят имущество. Еще колдуны способны вывести из строя любую машину. Также стоит им захотеть, и у человека заболеет жена, умрет ребенок или собака.

Сказав это, старый индеец вновь погрузился в молчание. Сова вновь жалобно заухала в темноте, на этот раз ближе.

— Пожалуй, с этими парнями лучше не связываться, — сокрушенно покачал головой журналист. — Слишком большие у них возможности.

Бейудзин мельком взглянул на него, сверкнув в темноте глазами, и вновь уставился в землю.

— Расскажу я вам одну историю, — произнес старый индеец тоном человека, принявшего важное решение. — Она произошла со мной много лет назад, когда я был мальчишкой. Я давным-давно никому ее не рассказывал.

Бейудзин затянулся, и красный огонек на конце самодельной сигареты на мгновение выхватил из темноты его суровое лицо.

— Дело было летом, — продолжил он. — Я помогал деду перегонять овец в Эскаланте. Путь занимал два дня, и мы брали с собой лошадь и повозку. Заночевали мы в местечке, которое называется Тенистая Скала. Сплели из веток загон для овец, лошадь пустили пастись, а сами легли спать. Где-то в полночь я внезапно проснулся. Вокруг стояла темнота хоть глаз коли — ни луны, ни звезд. И ни единого звука. Я сразу понял — что-то не так. Позвал деда. Тот не ответил. Тогда я ощупью нашел прут и стал ворошить угли потухшего костра. Наконец они разгорелись.

Бейудзин помолчал, сделав несколько глубоких затяжек.

— И тогда я увидел деда. Он лежал на спине, и глаза его были выколоты. Кто-то срезал кожу с его пальцев и зашил ему рот. А на затылке темнела кровавая рана. — Старый индеец махнул рукой, и огонек сигареты рассек темноту красной линией. — Я подбросил в костер сучьев и увидел нашу лошадь. Она валялась примерно в двадцати футах от костра, с распоротым животом и выпущенными кишками. Овцы тоже были мертвы, все до единой. Они умерли, не издав ни единого звука.

Бейудзин ткнул окурок в землю, и огонек погас.

— А когда костер догорел, я увидел кое-что еще. Глаза, горящие в темноте. Только глаза, и ничего больше. Эти глаза не мигали и не двигались. И все же я чувствовал их приближение. А потом услышал утробный рык. В лицо мне полетела пыль, и глаза защипало. Я рухнул на землю, от ужаса даже не в силах кричать. Не помню, как я добрался домой. У меня началась лихорадка, и несколько дней я не мог встать. Наконец меня положили на телегу и повезли в Сидэ, в больницу. Доктор сказал, у меня тиф. Но мои родственники знали, что недуг мой совсем иного рода и лекарствами тут не поможешь. Они ушли из больницы, оставив бабушку за мной присматривать. А через пару дней я пошел на поправку. К великому удивлению врачей.