(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

За низким желтым домом виднелась мрачная трехэтажка из красного кирпича – место, где отца приговорили к сроку.

Отец жил отнюдь не в комфортабельных условиях, знала Саша, но лекарства ему выдавали. Так он писал в письмах. Еще он писал, что его пожалели и пристроили в колонии библиотекарем – очень редкая возможность, повезло. Теперь он мог коротать часы, читая скудный набор из классики с вырванными страницами («А кто такая эта Мерседес?») и любовных романов («Эта Анжелика ну прямо вылитая ты!»).

– Ты меня слушаешь вообще?

– А? Да-да. Татары и казаки.

– Какие еще татары, – нахмурился Роман и шмыгнул носом. – Нет, я тебе про отца и крипту рассказываю. Ты заснула, что ли?

Вот идиотка, могла же потом материал дополнить, когда всё закончится. Причем словами прямо из первых рук!

– Нет, просто задумалась. Так… о чем ты говорил?

Впрочем, ничего интересного Роман ей не рассказал. Даже наоборот: она видела, какие фрагменты истории он затушевывал, а какие выпячивал, чтобы показаться более важным, чем был на самом деле. В варианте Романа именно он помог отцу выйти на связь с криптовалютной биржей и прекратить мошеннические сделки и отмывание денег под угрозой взлома, который сделали бы «надежные ребята» (Саша знала, что «надежными ребятами» были «Новалайн» со связями в ФСБ, но вслух это произносить, понятно, не стала). И якобы именно Роман координировал операцию по поимке преступников и суду над ними.

– Так ты Супермен, оказывается? – Саша отстранилась от его ладони и ткнула его в бок, стараясь скрыть, как дрожат у нее пальцы.

– Ну, Супермен не Супермен, – усмехнулся Роман. – Но на какого-нибудь Сорвиголову уже тяну, а?

И положил руку ей на коленку. Ладони были потные; спасибо, Саша, что колготки надела. Она постаралась мило улыбнуться ему и отвернулась к окну.

Естественно, в театр чуть не опоздали. Леонов-Юлианов уже весь извелся и названивал им каждую минуту.

– А вот и вы! Наконец-то, – проревел бородатый магнат во фраке, с пошло торчащей из переднего кармана платком и раскрасневшейся шеей под накрахмаленным воротником. Леонов придирчиво оглядел Сашу и проворчал: – Роман, а почему твоя пассия носит такое дерьмо?

Саша замерла, как в детской игре, не зная, как ей реагировать. Леонов, кажется, был этому даже рад, потому что он подхватил двумя пальцами ее рукав и тыкнул в лицо сыну.

– Вот это что за дешевая хренотень? – Леонов, кажется, уже успел посетить буфет. В бороде качался кусок капусты, который при каждом выкрике приближался к Сашиному лицу, так что она боялась, что рано или поздно они встретятся. – Че тебе, денег не хватает бабу свою одеть?

– Надеть, – заметил Роман.

– Не дури, балбес, я знаю, как правильно произносится! – рявкнул Леонов. – В данном случае правильно «одеть»! И правильно не носить эту, – он посмотрел прямо в лицо Саше, – хрень.

«Только не порви сраное платье, пожалуйста, не порви платье», – мысленно молилась Саша – и молитва, кажется, помогла, потому что Леонов от них отстал и, качая головой, направился к официанту, который разносил на подносе шампанское.

Шампанского Леонову не хватило, и отец с сыном направились в большой буфет, чтобы усиленно подкрепиться. Там он заказал себе водки, сыну и его партнерше – вина, вдобавок взял салат, крабовые котлеты со спаржей, тарелку пельменей, несколько бутербродов и рюмку коньяка.

Пока трапезничали, к ним подошли двое – так незаметно, что Саша сначала даже подумала, что их пришли задерживать. Образ дополняло то, что оба были в черном. У первого было бледное лицо с большой родинкой на подбородке, белые лайковые перчатки и трость со страшным черепом на набалдашнике, – лишь после его приветствия Саша признала в нем бывшего замглавы президентской администрации Боброва и проглотила ком в горле. Зато сопровождавшего его человека в черном она узнала мгновенно – и едва не вскрикнула. К ее ужасу, человек в черном тоже улыбнулся и кивнул. Он ее помнил. Тогда, в театре, на обыске.

– А вот позвольте представить, – Бобров хлопнул своего рыжеволосого сопровождающего по плечу. – Стригоев, мой доблестный сотрудник.

– Ну, с юной леди мы уже знакомы, – сказал Стригоев и подмигнул ей, приспустив очки. Один глаз был голубой, другой ореховый.

– Ого, это откуда? – поинтересовался Роман.

– Ну, мы занимались вместе кое-какими театральными делами. Александра, я же правильно помню?

Саша замерла, словно статуя.

– О, это прекрасно, мы с Юрием Абрамычем тоже любим театр! – воскликнул красный Леонов и обменялся взглядами с Бобровым. – И большие поклонники Цитрина, не так ли?

– О да, – любезно улыбнулся Бобров. – Один из моих любимых режиссеров. Мы работали с ним вместе какое-то время назад.

– Очень жаль, что не получилось поработать втроем.

– Очень жаль, да.

– Погодите, так вы работали вместе? – вмешался Роман, глядя то на отца, то на Боброва.

– О да, – натянуто улыбнулся Леонов. – У нас был кое-какой общий бизнес в четырнадцатом году…

– Общий проект, – уточнил Бобров, поднося к губам шампанское. – Мы были чем-то вроде двух крепостей, не так ли, Фома Владиленович?

– Да, – покивал Леонов, отправляя в рот оливку и шумно чавкая. – Очень жаль, что всё закончилось.

Стригоев не сводил глаз с Саши. Она чувствовала себя неловко, сбежать хотелось прямо сейчас, и чувство это усилилось еще больше, когда она услышала знакомый голос у себя за спиной:

– Саш, привет, это ты, что ли?

Боже, вот только тебя здесь и не хватало.

– Ой, Олежа, это что, Бобров?

Под руку Олег держал женщину немного ниже и сильно старше себя, в красивом синем пальто в пол и очках; через них она теперь внимательно рассматривала Боброва, которого раньше видела только по телевизору – пока он оттуда не пропал лет пять назад.

– Э, да. Здравствуйте. Мам, можешь пока заказать что-нибудь…

– Да-да, Олеж, конечно, я сейчас. – Маленькая женщина убежала к очереди в буфет, пока Олег с потерянным видом смотрел на Сашу. Саша нацепила улыбку и показала рукой на Олега:

– Простите, это Олег Руцкой, мы дружим. Он – адвокат по театральному делу.

– О, очень приятно с вами познакомиться, молодой человек, – протянул ему руку Бобров. – Занимаетесь правильным делом.

– Это защитник Матвеева, что ли? – угрюмо спросил Леонов.

Олег оторопел.

– Э… Ну… Да…

– Зря вы отстаиваете этого проходимца, – Леонов нахмурился. – Если человек – вор, он должен сидеть в тюрьме. А еще лучше – исповедоваться, как всякий честный христианин.

Улыбка Саши стала натянутой. Первым молчание неожиданно прервал Роман, разведя руки в извиняющемся жесте:

– Отец просто шутит. Он очень строго относится к традициям и…

– Я сказал не это, – оборвал его Леонов. – Я сказал, что враги Веры, враги Культуры