Голос сердца. Книга вторая - Барбара Брэдфорд

— Порой с тобой это случается, Николас, — мягко упрекнула его миссис Латимер. — Но я понимаю, что ты делал это неумышленно и что твои прогулы приходятся на те годы, когда ты болтался по заграницам. — Секунду поколебавшись, она торжественно заявила: — Знаешь ли, мы ждем Катарин тоже.

— Очень мило с вашей стороны, но я не уверен, что она сможет приехать, мама. Она уже и так пропустила пару спектаклей из-за больного горла.

— Весьма сожалею об этом. Надеюсь, с ней ничего серьезного?

— Нет, вероятно, завтра вечером она снова выйдет на сцену. Между прочим, чем меньше остается времени до Дня Благодарения, тем сильнее я начинаю подозревать, что театр будет работать в этот вечер.

— О, дорогой мой, какая жалость! Твой отец будет разочарован не меньше моего. Но ты сам все равно приедешь?

— Да, дорогая, обязательно.

— Чудесно. Теперь мне пора поторапливаться. Я записана на прием к стоматологу. О, Ник, дорогой…

— Да, мама? — быстро переспросил он, бросая взгляд на часы и торопясь поскорее приняться за новый сценарий, который писал для Виктора.

— Есть хоть доля правды во всех этих слухах? Нас с твоим отцом очень интересует…

Она, недоговорив, испуганно замолчала.

— Какие именно слухи тебя волнуют, мама? — спросил Ник, прекрасно зная, что она хотела узнать.

— Ну, все эти заметки в газетах по поводу вашего романа с Катарин, о том, что вас с нею видят то тут, то там, словом, всюду вместе. Может быть, у нас наконец-то появится невестка?

— Не торопи меня, ма, — рассмеялся Ник.

— Тебе уже сорок, Никки.

— Всего тридцать шесть, ма. До свидания. На той неделе увидимся.

— До свидания, Никки, — вздохнула его многострадальная мать и положила трубку.

Продолжая посмеиваться, Ник вставил в машинку чистый лист бумаги, поставил номер страницы и откинулся в кресле, глядя в стену перед собой и пытаясь воспроизвести перед глазами ту сцену будущего фильма, которую он собирался сейчас описать. Тут снова зазвонил телефон, и Ник, выругавшись про себя, повернулся вместе с креслом и поднял трубку. Звонил его литературный агент, который, извинившись за беспокойство, коротко рассказал Нику о возможной продаже прав на экранизацию его нового романа, после чего повесил трубку. Затем один за другим с небольшими перерывами последовали еще три звонка — от издателя, от секретаря Ника Филлис, работавшей у него по полдня, и, наконец, от «Тиффани»[18], чей торговый агент сообщил Нику, что его заказ готов.

Закурив сигарету, чтобы прочистить мозги от всех этих отвлекающих звонков, Ник переставил оба телефона на пол, снял с них трубки и бросил поверх них две диванные подушки. Докурив, он сел за машинку и стал неторопливо печатать. Интенсивно проработав часа два, Ник сходил на кухню и, вернувшись в кабинет с большой кружкой кофе, снова с головой погрузился в свой сценарий. Увлеченный работой, он не замечал ничего вокруг, и ему потребовалось несколько минут, чтобы расслышать настойчивое дребезжание звонка у входной двери. Ник посмотрел на часы. Было около трех. Недоумевая, какой нежданный гость заявился к нему, он сбежал по лестнице вниз.

Отперев дверь, Ник с изумлением обнаружил за ней стоящую на ступеньках, укутанную в толстый платок и соболью шубу Катарин. Громадные темные очки прикрывали половину ее лица.

— Привет, дорогая, — обрадованно сказал Ник, пропуская ее с холода в дом и глядя вниз в поисках лимузина у входа.

— А где машина? — нахмурился он. — Неужели ты шла пешком…

— Ник, ты ничего не знаешь? — спросила Катарин, порывисто хватая его за руку, и, сняв темные очки, пристально посмотрела на него. Всегда бледная, она сейчас была белой как полотно и выглядела страшно чем-то потрясенной. Ник не успел ничего ответить, как Катарин, заикаясь, с трудом выговорила: — П-п-президент. В него стреляли, он убит. Я целую вечность пытаюсь дозвониться до тебя, но твои телефоны…

— О Боже!

Глаза Ника недоверчиво распахнулись, и он, будто получив сильный удар в солнечное сплетение, привалился к стене. Потрясенный, он потерянно повторял:

— О Боже! Ты уверена в этом? Где? Когда? О, ради Христа, нет!

— В Далласе, примерно в двенадцать тридцать, — дрожащим голосом ответила Катарин и с искривившимся лицом шагнула к Нику. Он обнял ее и прижал к себе. Смертельно побледнев, подобно Катарин, Ник стоял в полутемной прихожей, ничего не видя перед собой. Перед его взором неотступно стоял образ молодого красавца президента, полного жизни и надежд. Как мог он умереть? Нет, только не Джон Кеннеди! Этого не может быть! Это какая-то ошибка.

— Кэт, ты уверена? Как ты узнала? — кричал он срывающимся голосом.

Она отстранилась, глядя ему прямо в глаза, и слова стали торопливо слетать с ее губ:

— Это правда, Ник! У меня был случайно включен телевизор. Я сидела, читала и не очень приглядывалась к тому, что показывают. Кажется, шла мыльная опера «Если мир перевернется». Неожиданно Си-би-эс прервала передачу и запустила экстренный выпуск новостей. На экране появился ужасно взволнованный Уолтер Кронкайт, который сказал, что по президентскому кортежу в Далласе сделано три выстрела и президент тяжело ранен. Я посмотрела на часы и запомнила время. Было час сорок. Я принялась названивать тебе, но обе линии были постоянно заняты. Я все продолжала звонить, но потом сообразила, что ты снял…

— Идем к телевизору! — крикнул Ник и бросился наверх.

Он включил телевизор в кабинете и застыл, глядя на экран. Все сомнения рассеялись. Теперь Кронкайт владел полной информацией и мрачным, потрясенным голосом сообщал подробности. У него дергалась щека, когда он снова повторял сказанное им несколько минут назад для тех, кто только что включил телевизор. Президент Кеннеди скончался в мемориальном госпитале «Парк-лэнд» в Далласе.

Ник не мог поверить в случившееся. Факты не доходили до его сознания, и он переключал телевизор с одного канала на другой, улавливая обрывки информации, сообщаемой растерянными дикторами новостей. Он обернулся к Катарин, но ее не было рядом. Он даже не заметил, как она вышла. Минуту спустя она вернулась уже без шубы, неся в обеих руках кружки с кофе. Она молча поставила кофе на стол и опустилась на диван. Ник сел рядом, и Катарин, положив голову ему на плечо, проговорила дрожащим голосом:

— Ник, это же Америка, а не какая-то банановая республика. У нас здесь никогда не было террористов. О, Ник, я боюсь. Что происходит с этой страной?

— Я не знаю, — пробормотал Ник. — А самое главное — что будет со страной потом, после этого дня?

Он растерянно провел ладонью по лбу, достал сигарету и с трудом прикурил от метавшегося пламени зажигалки в его дрожащих руках.