Предназначение Адхары - Личия Троиси

Кто-то набросился с ножом на Сана, но тот, стремительно отразив нападение, вонзил в его тело меч. Человек замертво повалился на землю.

Толпа неистовствовала.

— Убийца! — Из многочисленной толпы раздался один-единственный хриплый возглас.

И тогда наступил хаос. Амхал не хотел обнажать свой меч. Перед ним стоял образ толпы, яростно расправлявшейся с телом нимфы. Юноше совсем не хотелось становиться таким же. Существовали грани, за которые не следует переступать, равно как переходить за рамки дозволенного. Тут последовал удар в руку, и смешанная полупрозрачная кровь Амхала стремительно хлынула из раны. Толпа онемела.

— У него кровь нимфы…

— Предатель! Предатель!

На юношу накинулись и повалили наземь. Под бесконечные вопли чьи-то руки срывали с него одежду, кто-то пытался впиться в него зубами. И в этот момент Амхал почувствовал, как ярость сдавила ему грудь, неистовым криком требуя выпустить ее наружу и спасти ему жизнь.

Молодой человек выкрикнул заклинание, и воздух вокруг него раскалился добела. Яркий свет окутал толпу, в буквальном смысле слова растворяя ее в невыносимом жару. Когда все стихло, на земле лежало семь обуглившихся трупов. Но это был еще не конец. Амхал вскочил и, плавным движением выхватывая из ножен меч, дал выход своей ярости.

Люди в ужасе кинулись бежать, но их крики только сильнее возбуждали юношу. Он бросился вслед за ними, вытаскивая из своих домов и безжалостно нанося удары везде, где бы они ни прятались. Амхал поражал всех без разбора: мужчин, женщин, детей, стариков. Он должен был убить их всех. Юноша чувствовал, как Сан делал то же самое, и ощущал свое внутреннее с ним единение. Действуя в унисон, они оба были частями одного целого. В этом противоестественном экстазе жертвы одного становились жертвами другого и наоборот. Они остановились только тогда, когда в живых никого уже не осталось. Амхал тяжело дышал, ощущая при этом необыкновенный прилив сил.

— Нужно сжечь, — сказал, не скрывая своего раздражения, Сан. — Это место должно сгореть дотла.

Оба вышли за ворота и остановились на достаточном расстоянии от селения. Хватило одного слова Сана, и в его руках вспыхнул огненный шар. Он метнул его в сторону деревни, и та вспыхнула, словно сухая солома. Амхал с наслаждением закрыл глаза. Несмотря на ноющие от боли мышцы, несмотря на усталость во всем теле, он чувствовал себя как никогда хорошо.

Но на обратной дороге в Амхале стало просыпаться чувство вины. Возникшая сначала глухая боль за грудиной переросла в сильное пламя. Неожиданно у юноши перехватило дыхание, и он был вынужден прислониться к дереву.

— Что с тобой? — спросил его Сан.

Амхал посмотрел на него рассеянным взглядом. Почувствовав, что юноша падает, Сан подхватил его.

— Что там было? — прошептал молодой человек.

Сан был невозмутим.

— Ты вызвал Мрачную Молнию, хотя я не учил тебя этому. Мы сровняли с землей зараженную деревню, чтобы не дать заразе распространиться дальше.

— Что же мы наделали… — снова пробормотал юноша. — Они же ни в чем не виноваты…

— Не виноваты? — Сан от удивления выгнул брови. — Они, чтобы спастись, растерзали нимфу, и только для того, чтобы удержать заразу, сожгли дом своего же соседа. Если бы мы оставили их в живых, болезнь распространилась бы повсюду, вызывая все новые жертвы.

Эти доводы не убедили Амхала. Он чувствовал себя подавленным. Юноша не мог вынести случившегося, ведь кто-то должен был проявить милосердие и остановить его.

— Целую деревню… — повторил он.

Сан положил руку ему на плечо:

— Амхал, я знаю, что ты чувствовал. Ведь и тебя охватило ощущение блаженства, которого ты не испытывал уже давно. Ощущение настоящего дела, во имя которого ты и был рожден.

Юноша с недоумением посмотрел на Сана:

— Кто ты?

Сан улыбнулся:

— Я тот же, кто и ты.

И тогда Амхал почувствовал, как в его сердце пробивается смутное утешение, постепенно заполняя его кощунственной сладостью. Припав головой к груди Сана, он дал волю слезам, даже не ведая, что послужило тому причиной: то ли чувство вины, то ли страх, то ли радость.

Он понимал лишь, что уже сделал следующий шаг, что перешел ужасную грань и отныне ему больше нет дороги назад.

Как только Амхал пришел в себя, они двинулись дальше в путь. Чувство вины еще осталось, но теперь юноша мог контролировать его. Там, в деревне, остались и страх за себя, и неприятие того, что совершил, и все следы его прошлой жизни.

Приблизившись к лагерю, Сан обернулся к молодому человеку:

— Когда мы пришли туда, деревня уже была в огне. Мы пытались погасить пламя, но все оказалось безрезультатно. Тебе ясно?

Амхал кивнул, не моргнув глазом.

Сан довольно улыбнулся.

29

АРЕСТ

Амхал был уверен, что выглядел так же, как и всегда. Никто в лагере ни о чем его не спросил, никто ничего не заметил, кроме Адхары.

— Что случилось? — спросила его она.

Юноша тщательно смыл кровавые следы с меча. И все же девушка сумела разглядеть что-то в его глазах.

Положив руку Амхалу на плечо, она снова спросила:

— Что случилось?

Перед ее взглядом он почувствовал себя уязвимым и растерянным. Юноша понял, что Адхара также осталась по ту сторону грани, которую он преодолел этим утром, и что, всецело предаваясь жажде крове, навсегда ее потерял. И к тому же никогда не сможет рассказать девушке о том, что сегодня совершил.

— Ничего, простая проверка.

— Амхал, ты сегодня странный… больше обычного.

— Какого дьявола тебе нужно от меня? Ты разве не понимаешь, где мы находимся? Ты же целыми днями видишь здесь больных, видишь задыхающихся в агонии и умирающих мужчин, женщин, детей. Ты и в самом деле хочешь знать, что со мной? Меня со всех сторон окружает смерть, вот что со мной! — кричал юноша до боли в горле. Он надеялся, что этот тон оскорбит Адхару и она, разозлившись, покинет его.

Девушка не сдвинулась с места.

— Уйдем отсюда, тебе не обрести здесь покоя, — тихо произнесла она.

Теперь Амхал знал, что он и не искал покоя. С самого начала он знал, что шел навстречу безумию. Когда страдание одерживает верх, когда уходит прочь надежда, единственный путь — это безумие. И он добровольно пошел по этому пути.

— Оттуда нет дороги назад.

— Это ты так считаешь.

— Ты ничего не знаешь, — сказал он, приблизившись к ее лицу. — Ты никогда ничего не знала. Ты думала, что сможешь преподать мне урок исходя из своего жизненного опыта, сможешь понять меня в то время, как сама не способна разобраться в себе самой.