Ласка сумрака - Лорел Гамильтон

У Риса на спине висел меч, один из тех, что он использовал в древности, – Уамас, Ужасная Погибель. К поясу была привешена секира: с единственным глазом он не так хорошо чувствовал расстояние, чтобы идеально владеть мечом. Кинжалы у него тоже были, но я не хотела бы стоять рядом с мишенью, в которую он их метнет. Не все можно компенсировать, когда теряешь глаз.

Меч Никки был почти такой же, как у Галена, – обычный рыцарский клинок, красивый, смертоносный, но не обладающий собственной силой. В наплечных кобурах у Никки были два пистолета. Не так давно мне довелось узнать, что он владеет обеими руками одинаково. Кроме того, был еще третий пистолет – на пояснице, и кинжал на другой стороне от меча. Скорее всего он был стандартным изделием, как и меч.

Китто знал о пистолетах не так много, чтобы верить, будто он не отстрелит себе ногу, но за спиной его поперек футболки с изображением Хитрого Койота с Запада висел короткий меч.

У Шалфея был маленький меч, ярко блестевший серебром на солнце. Имя меча эльф нам не назвал. "Знание имени дает власть", – заявил он.

Раздался грохот, и, кажется, сама земля содрогнулась, когда часть стены, окружавшей поместье Мэви, рухнула внутрь. Безымянное схитрило. Оно не прошло сквозь ее защитные чары – оно разрушило основу, на которую их наложили.

Мерцающая фигура вдвинулась в пролом, сопровождаемая несколькими отрывочными выстрелами и криком сержантов: "Не стрелять, не стрелять!"

Дойл пошел вперед.

– Я воспользуюсь кинжалами. Они должны ударить верно, как им велит их природа.

– Ты сумеешь подойти достаточно близко, но так, чтобы он до тебя не дотянулся? – спросил Холод.

Дойл коротко оглянулся:

– Надеюсь.

Он не замедлил шаг.

Холод отставил меня в сторону, нежно взяв за локти.

– Мне нужно идти с ним. Если у него не выйдет, я должен быть на подхвате.

– Поцелуй меня сначала, – попросила я.

Он покачал головой.

– Если я коснусь твоих губ, я от тебя не оторвусь. – Он быстро поцеловал меня в лоб и помчался вслед за Дойлом.

Рис схватил меня в охапку, когда я еще не отошла от потрясения. Он поцеловал меня со всем знанием дела, так что чуть не вся моя помада осталась у него губах. Я почти задыхалась, когда он снова поставил меня на ноги.

– Мою смелость ты не украдешь поцелуем, Мерри. Ты меня не так сильно любишь. – Он убежал вслед за первыми двумя, прежде чем я нашлась с ответом.

Полицейские выставили группу спецназовцев в броне в качестве поддержки стражам; они двинулись вперед через пролом в стене и скрылись из виду.

Как ни странно, Безымянное тоже пропало: мерцание не различалось за стеной, хоть и должно было возвышаться над ней.

– Что, если мы зайдем в заднюю дверь и выведем Мэви наружу? – спросил Гален в повисшей тишине. Мы все уставились на него.

– Драться с Безымянным нам не под силу, но это мы можем сделать.

Люси хлопнула себя по лбу.

– Тупица! Настоящая тупица. Мы должны были эвакуировать миз Рид еще до этой катавасии.

– Оно пошло бы за ней, – возразила я. – Если не пригнать прямо сюда вертолет, мы вряд ли успеем ее вытащить.

Люси задумалась на миг.

– Может, мне удастся это провернуть. У Ридов в городе немалое влияние.

– Попробуй, если сможешь.

– А пока дай нам несколько человек, и мы пойдем на задний двор, – сказал Гален.

– Я с вами, – сказала я.

Он покачал головой и очень серьезно на меня поглядел.

– Нет, Мерри, ты не пойдешь.

– Пойду, Гален. Меня воспитали в убеждении, что предводитель не должен требовать от своих людей того, что не желает делать сам.

– Твой отец был настоящий мужчина и настоящий вождь... Но ты – смертная, Мерри. В отличие от нас.

– Полицейские – тоже смертные, все до одного, и все же они пошли туда.

Он покачал головой.

– Нет.

Мы поспорили, но в конце концов я настояла на своем, потому что все, кто мог меня переспорить, были по ту сторону стены, сражаясь с тварью, которую мы пришли уничтожить.

Глава 42

Перебраться через стену оказалось удивительно легко. Она была высокая, но не слишком, а сигнализация проблемы не составляла – полиция уже среагировала на сигнал. Мне помогли приземлиться на узкий бордюр, так густо засаженный темно-зелеными камелиями, что они практически образовывали вторую стену, почти скрывающую дом от наших глаз. Они в эту пору не цвели, так что выглядели просто высокими кустами с плотными восковыми листьями. Я узнала со всей точностью, каковы эти листья на ощупь, потому что Люси с Галеном заставили меня остаться в этих чертовых кустах. С собой они меня взяли, но были твердо намерены не дать мне ничего делать.

Полицейский в форме нырнул за угол и, вернувшись, прошептал, что впереди раздвижная стеклянная дверь – легко открыть. Мы уже готовились проскользнуть за угол и войти в дверь в поисках Мэви Рид, когда произошло что-то жуткое.

Безымянное перестало быть невидимкой.

Его гламор исчез – с магической отдачей, едва не сбившей с ног всех фейри в округе. Все еще вжатая в кусты камелий, я ничего не могла различить, но двое из полицейских широко открыли рты и заорали. Их товарищи побледнели, но старались их успокоить, пока один из кричавших не упал на колени и не попытался выцарапать собственные глаза. Один из еще сохранявших присутствие духа не давал ему это сделать, силой отнимая его руки от лица. Другой полицейский, постарше, хлестал второго обезумевшего по щекам, сопровождая ругательствами каждый удар. "Сукин сын", пощечина, "сукин сын", пощечина... пока тот не сел на траву и не захныкал, закрывая лицо руками.

Оставшиеся двое полицейских и Люси, побледневшие, но готовые к драке, держали оружие наготове.

Галена отнесло от стены, когда гламор исчез. И он, и все прочие фейри на нашей стороне зачарованно смотрели на то, что открылось нашим взорам. Я почти решила не смотреть. Я – частично человек; мой разум мог не выдержать, как у тех двух полицейских. Но в конце концов я не удержалась и посмотрела.

Как описать неописуемое? У него были щупальца, и глаза, и руки, и рты, и зубы – и всего этого было слишком много. И всякий раз, когда я думала, что уловила его форму, эта форма менялась. Стоило мне моргнуть – и оно уже становилось другим. Может, я просто была не в состоянии выдержать его истинное обличье. Может, мой разум не мог вместить его целиком и потому давал мне ту картинку, какую мог удержать. Но если этот уродливый колосс, воплощение ужаса, был смягченной версией, которую мне позволил видеть мой мозг, – то лучше мне и не видеть, каким он был самом деле.

Люси опустила голову, по ее лицу пробежала гримаса страдания, словно сам вид твари причинял боль.