Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Я рассказала брату о своём проснувшемся даре. После долгих хождений вокруг да около Вейас сознался, что они с отцом догадались об этом ещё дома, когда у меня начались обмороки. Так обычно происходило с теми, чей дар действовал спонтанно, помимо их воли, и отнимал слишком много сил. Отец запретил говорить со мной об этом. Хотел свалить всё на бедолагу Йордена — женский дар проблема мужа, не отца. А потом мы сбежали, и Вейас не решался меня тревожить. Лжецы демоновы! Если бы я не была так слаба, то высказала бы всё, что о них думаю. Но я чувствовала себя виноватой из-за Ходока, поэтому ограничилась просьбой помочь освоиться. Вейас с радостью согласился. Спонтанные выплески давно его беспокоили. Единственный способ с ними справиться — научиться контролю.

Пока я отлёживалась без дела, брат предоставил мне себя в полное распоряжение для тренировок с даром. Поразительно! Теперь то, что мне приходилось наблюдать со стороны, я могла делать сама. Мы с Вейасом всегда были неразлучны и учились всему вместе. То, что ему рассказывали на занятиях наставники, он передавал мне, а я помогала ему тренироваться. Теперь оставалось применить накопленные знания на практике. Довольно забавно было копаться в голове брата, как будто в его спальне потрошу ящики с личными вещами, книгами и пылящимися в шкафах скелетами. Правда, стоило мне зайти туда, куда Вей пускать не хотел, как он тут же выплёскивал воспоминания о своих рандеву со служанками. Делалось так худо, что я вылетала из его мыслей испуганной птицей. Он ещё и с несколькими одновременно был. О, брат мой, Ветер, ничего не хочу об этом знать!

Пробовала я читать и туатов, но с ними выходило хуже. Мысли доносились словно сквозь толщу воды, я вязла в них, путалась и ничего не понимала. Всё-таки не люди они, хотя и с виду похожи.

Жаль, что женский дар полностью раскрывается только после потери невинности. Где бы найти подходящего мужчину? Тогда бы я лучше смогла помочь брату во время охоты на вэса. С нелюдями связываться не хочу, а единственный человек здесь — мой брат.

Я поделилась с Веем соображениями о том, что хочу устроиться в орден. Не воином, конечно, а помощником судьи или исповедником, который облегчает души страждущим. Туда иногда брали женщин с телепатическим даром. Я могла бы жить одна, незамужней. Но брат невесело рассмеялся: мол, туда только бесприданницы идут или запятнавшие свою честь потаскухи, у которых нет шансов выйти замуж. Вряд ли отец стерпит такой позор. Но ведь я такая и есть. Сбежала, связалась с Найтом. Никак не могу заставить себя думать о нём, как о демоне-кровопийце с головой летучей мыши. Ну что за непроходимая дура! Не влюблюсь больше ни-ког-да!

Через несколько дней в ясный вечер состоялись пышные похороны короля туатов и погибших воинов. По белому ходу на больших деревянных носилках пронесли тело Ниама, укутанное в расшитый вересковыми узорами синий саван. Остальных усопших нарядили в менее роскошную белую ткань. Хор молодых туатов провожал их чистыми высокими голосами, за душу брала печальная песня-плач. Шествие продолжилось на улице под покровом звёздной зимней ночи. Трепетали знамёна на ветру, трещали смолистые факелы, хрустел под сапогами стоптанный снег, тянули жалостливую ноту охотничьи рога. Процессия двигалась туда, где, как я запомнила, был лес. Хор смолк, и вместо него зазвенел молитвами на тайном языке туатов голос Эйтайни.

Мы с братом шагали чуть в стороне к сложенному на пригорке погребальному костру. Сегодня у нас тоже были похороны. Вейас нёс на руках завёрнутое в холст тело Стража из свиты Йордена, которое туаты услужливо прихватили с мёртвой окраины. Мы молчали. Я переводила взгляд с удаляющегося роя факелов траурной процессии на неестественно прямую спину брата, который не желал показывать, как тяжко ему волочь покойника.

Душу настырно грызла совесть. Холодный порыв ветра с обжигающей укоризной стёр с лица слёзы. Я замерла, не в силах больше терпеть:

— Это я во всех смертях виновата. Меня все винят: Йорден, его слуга, Эйтайни, ты.

Брат покосился на меня вполоборота:

— Йорден слабак и трус, а больше никто тебя не винит. Плохие вещи просто случаются — все когда-нибудь умирают. Фантом привязался бы если не к тебе, то к другой несчастной девушке. Этому городу повезло, что мы сумели вовремя остановить нашествие, иначе Ходоки выжрали бы всех до последнего двора.

Его слова не утешали. Я подняла голову, вглядываясь в нестерпимое мерцание Северной звезды на небосклоне. Она звала. Будто говорила: хочешь искупления? Пройди свой путь до конца, загляни сквозь огни червоточины, тогда все смерти, всё, через что тебе пришлось пройти, не будет напрасным. Или я себя успокаиваю? На самом деле нет у меня никакого предназначения, я просто песчинка, затерявшаяся в большом мире.

— Всё равно чувствую себя непроходимой тупицей, — заговорила я, когда Вейас устал стоять с тяжёлой ношей и пошёл дальше. — Найт… Ходок говорил мне то, что я хотела услышать, то, что я сама напридумывала. В глубине души я знала об обмане и всё равно желала, чтобы он стал правдой. Желала, чтобы хоть раз в жизни меня полюбил кто-нибудь хороший, заботился обо мне и защищал, чтобы у моей сказки был счастливый конец.

— Будет, — ответил брат, устраивая мёртвого воина посреди выложенного хворостом кострища на вершине одинокого лысого холма. Я протянула брату факел, но тот не спешил его брать. Вгляделся в моё лицо и ласково потрепал по щеке. — Жаль, что твоя первая любовь обернулась так скверно, но жизнь не кончилась, будут и другие поклонники. Эйтайни сказала, что тебе суждено выйти замуж за великого человека, а она никогда не ошибается.

Вейас забрал факел и принялся обходить костёр, поджигая его с разных сторон. Я отвернулась и разочарованно пробормотала себе под нос:

— Сомневаюсь, что на меня теперь даже такой деревенщина, как Микаш, позарится. Нет, лучше одной.

— Помолись за него. У тебя лучше получается, — позвал Вейас, когда огонь с треском накинулся на сухие еловые ветки.

— Но я ведь не Страж.

— Последний Страж бежал отсюда — только пятки сверкали, так что без разницы, — покачал головой брат.

Я не знала ни одной молитвы, которую бы читали перед погребальным костром, поэтому пришлось придумывать на ходу. Интересно, боги в своих чертогах из хрусталя и звёздного света не обижаются, когда люди обращаются к ним не с теми словами? Если это так, то я уже заслужила самое жуткое родовое проклятье до седьмого колена.

— Сегодня мы провожаем в последний путь доблестного воина, павшего на поле брани. Духов воды, земли, огня и воздуха заклинаю, подтвердите на высшем суде, что жил он по чести и сердце его легче пера Белой птицы. Жнецы костянокрылые, вот ваша плата, — я бросила в огонь две медьки, — переправьте его душу по Сумеречной реке на Тихий берег. Пускай дождётся он счастливого жребия и вернётся на землю для новой жизни и новых побед.