Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков

так как «завсегда местов нет»… Это малоутешительное сообщение было не особенно приятно. После бессонной ночи плавания на «паузках» и буксирах совершенно не улыбалась перспектива длительного ожидания на грязном и безжизненном полустанке поезда, где можно было бы «найтить местов». Поэтому пришлось напрячь все силы для того, чтобы во что бы то ни стало попасть в «курьерский» поезд, наполненный, как заявил сторож, «одними комиссарами да большим начальством».

Скромному «артисту сцены и арены» Светланову трудно было при этих условиях рассчитывать на то, что в короткий срок остановки с большим багажом и несколькими членами семьи удастся проникнуть в вагоны привилегированного «комиссарского» поезда. Пущены были в ход всесильные русские «чаевые».

– А ну-ка, любезный «товарищ», не откажетесь ли вы посодействовать так, чтобы в этот поезд попасть обязательно и чтобы поезд не ушел, пока не будут погружены все вещи и пассажиры. Вот вам за хлопоты, и еще прибавим, только хорошенько постарайтесь.

Новенькие хрустящие «романовские», хотя и были уже тогда «проклятым наследием прогнившего царского режима», произвели на представителя «мирового пролетариата» ожидаемое впечатление. Сонное настроение сторожа захудалого железнодорожного полустанка улетучилось в одно мгновение, и он ушел весь в заботу подготовки для предстоящей посадки и ежеминутно справлялся по телефону у соседней станции о времени прибытия шедшего не по расписанию курьерско-комиссарского поезда… С шумом и грохотом подлетел «курьерский»… На умоляющие взоры артиста Светланова и робкую просьбу о местах проводник вагона первого класса ответил решительным и грубым отказом: «Нет местов»…

Положение создалось критическое. Поезд мог сорваться с места и уйти. Пущен был в ход только что проделанный опыт с хрустящими «романовскими», и… двери двухместного купе, «заказанного для какого-то важного комиссара», мгновенно открылись, и в них разместилась усталая и обрадованная этой «находкой» светлановская семья. Впопыхах и боясь отстать от поезда, спешно набрали как попало вещи в купе, которое оказалось, как и некоторые другие купе того же вагона, свободным от самого Петрограда.

До ближайшей станции Вятка, где предстояла пересадка, так как там уже начинался «театр военных действий», оставалось ходу еще несколько часов. Надо было отдохнуть, и все немедленно заснули. Несколько часов кряду никто не просыпался и в купе из посторонних никто не входил. Однако, как только поезд подошел к станции Котельнич, у которой дорога проходит по большому железнодорожному мосту через реку Вятку, произошел первый довольно серьезный досмотр документов пассажиров.

Профессиональное удостоверение «союза работников сцены и арены» не особенно удовлетворило контролеров железнодорожной Чрезвычайки, и для вящего убеждения в соответствии документов с действительностью они произвели подробное обследование всего наличного в купе багажа. Предусмотрительно взятые с собою ноты и оперные партитуры, видимо, усыпили подозрительность чинов контроля, и они прошли в следующее отделение вагона.

К вечеру того же дня поезд подошел к Вятке, и здесь надо было выгружаться. Дальше на Пермь регулярного пассажирского движения поездов совершенно не существовало. Туда ходили только воинские эшелоны да служебные поезда. На вокзале Вятки царило неописуемое столпотворение. Весь район, прилегающий к вокзалу, был оцеплен вооруженными людьми, одетыми в различные формы частей войск бывшей Русской армии и флота, конечно, все без погон. Обращало на себя внимание большое количество латышей, которые грузились тут же в вагоны для отправки в восточном направлении.

По возбужденному настроению всей этой разношерстной массы бывших солдат и матросов, перемешанных с отрядами железнодорожных рабочих, видно было, что по дороге на Пермь не все обстоит благополучно. По перрону бегали взад-вперед увешанные ручными гранатами и револьверами военные комиссары и отдавали какие-то спешные и грозные приказы. В небольшой толпе случайно очутившихся здесь пассажиров, в которой замешалась и семья Светланова, потихоньку от одного к другому передавали, что со стороны Перми на Вятку против накопившихся здесь латышей наступают «товарищи матросы»…

Последние требовали беспрепятственного пропуска их эшелона через Вятку на запад, а местное начальство распорядилось матросов с «белогвардейского» фронта не выпускать и даже принудить их снова возвратиться обратно для защиты «завоеваний пролетарской революции». Против непокорных дезертирующих с фронта матросов выставлены были повсюду пулеметы и орудия, а по боковым путям железнодорожного узла курсировали бронепоезда. Это новое обстоятельство грозило полным срывом дальнейшего путешествия Светланова в сторону Урала, где, по-видимому, уже определился антибольшевистский фронт, против которого посылались из Петрограда и Москвы наскоро набранные части будущей Красной армии.

Суматоха на Вятском вокзале продолжалась довольно долгое время, и только когда уже совсем стемнело и люди, видимо от дневного напряжения, изрядно утомились, наступило некоторое успокоение. Слух прошел о том, что столкновения не произошло и обе стороны договорились о совместной обороне Вятского железнодорожного узла на случай, если «гидра контрреволюции осмелится поднять здесь свои головы»… В Пермь можно было проникнуть лишь на одном из отправлявшихся туда латышских эшелонов, получить пропуск для проезда с которым представляло большие трудности.

Сначала на всякую попытку получить легальное разрешение на этот проезд получался решительный отказ. Желание ехать в сторону явной опасности вызывало даже сугубое подозрение в политической неблагонадежности просителей. Долго бы продолжалось это мытарствование по различным комиссарам, открывшим тут же на вокзале свои канцелярии, если бы одна из сестер милосердия не научила, к «кому обратиться»… В третий раз за короткий промежуток времени в руках Светланова зашелестели «хрустящие романовки», и за 25 рублей один из комиссаров-еврейчиков выдал бумажку, по которой открывалось право ехать с латышским поездом в одном из полупустых товарных вагонов.

Среди набравшихся, очевидно, так же «протекционным» порядком, в этот вагон людей не видно было ни одного лица, которому можно было довериться ни на слове, ни на деле. Приходилось зорко смотреть за своим багажом. Чтобы сохранить от пропажи вещи, пришлось положить их все в одну общую груду и разместиться на них, как на сиденьях. В противном случае при ночной езде в неосвещенном вагоне можно было бы недосчитаться многих отдельных пакетов и даже чемоданов.

Путешествие это было чрезвычайно неприятно и тягостно. Помимо удрученного общего настроения, вызванного крайними неудобствами томительной поездки в грязном, вероятно, только что перевозившем лошадей или интендантский скот вагоне, пришлось немало наслушаться также циничной «словесности» и ругани в самой неприкрытой форме по адресу все тех же злосчастных «буржуев» и других «врагов народа»… Семья Светланова, несмотря на крайнюю усталость, почти не сомкнула глаз до самого рассвета. Все мерещилось, что вот-вот произойдет какое-то несчастье, встретить которое в сонном виде было бы как-то особенно жутко. Собственно говоря, в этой обстановке все находились во власти слепого случая и дикого произвола. Можно было ожидать самых крайних насилий в любой момент, тем более что «белогвардейский фронт» был где-то совсем