Впотьмах - Людмила и Наталья Корниловы

— А как же… — заговорила Лидия, и в этот момент в дверь послышался сильный удар. Интересно, кто к нам так ломится? Может, тот зверь, под носом которого мы успели спрятаться в этом шалаше? — Вдруг дверь не выдержит?

— Выдержит… — отмахнулся Эж. — Но на всякий случай установим дежурство. Я стану первым дневальным, следующим будет Эдуард. Все, разговоры окончены.

Мог бы и не предупреждать — говорить нам и самим не очень-то хотелось. Места для четверых вполне хватило, а на те неприятные звуки, что время от времени доносятся до нас, лучше не обращать внимания — так спокойнее, хотя всем ясно, что это на свою охоту вышли ночные создания. Чтоб Лидия меньше беспокоилась, я прилегла рядом с ней, хотя она явно была бы рада видеть на моем месте Эдуарда, или же получить от него хоть немного заботы. Все то время, что мы были в дороге, красавчик не обращал на свою подругу никакого внимания, частенько открыто игнорировал ее, и было заметно, что Лидия страдает от такого безразличия. Ну, тут мы с Эжем ничего не можем поделать.

Ночью я проснулась от непонятных звуков. Вслушалась: никто не рычит, не скребется, не ломится в дверь — уже хорошо. В лампе все так же светился стерженек, и было видно, что Эж спал, а Эдуард, который должен был дежурить, похрапывал, прислонившись к стене. Да уж, с таким охранником можно проспать все, что угодно. Конечно, Эдуард устал, как и все мы, но ты находишься на дежурстве, и стоит быть осторожнее — не в городском лесопарке находимся, хотя там по ночам тоже оставаться не стоит — мало ли кто может шастать по кустам в поисках приключений… И все-таки, что это за звуки доносятся снаружи? Нежные, похожие на щебет птиц, даже в чем-то завораживающие, и в то же самое время вызывающие непонятное беспокойство. А еще они настораживают, хотя не могу понять, чем именно…

Хотела, было, растолкать Эдуарда, но шевелиться было лень. Ладно, пусть пока поспит, тем более что у меня сон отчего-то пропал. Неужели виноват щебет, доносящийся снаружи? Интересно бы знать, что за птицы издают такие звуки, хотя здешние птицы вряд ли будут распевать по ночам в здешних лесах — чревато.

Меж тем наш красавец и не вздумал просыпаться, а когда я его все же растолкала, то Эдуард лишь огрызнулся, и вновь завалился спать, пробурчав нечто похожее на то, что теперь моя очередь дежурить. Смысла спорить не было, тем более что мой сон куда-то улетучился, и потому я уселась, глядя на свет стерженька в лампе, и прислушиваясь к тому, что творится за стенами шалаша. До моего слуха еще несколько раз доносилось все то-же непонятное щебетание, но со временем умолкло и оно, так что, каюсь, под утро я тоже вновь задремала.

Мы поднялись рано, с рассветом. Несмотря на короткий сон, отметила про себя, что сумела отдохнуть, а тело не болит и не ноет. Зато у Лидии вновь свело ноги судорогой, так что мне снова пришлось делать ей массаж. Должна признать, что Лидия мне нравилась — вела себя выдержано, большей частью молчала, не высказывала недовольства, не ныла и не истерла, шла, не жалуясь, хотя ей было тяжелее всех. Очень бы хотелось, чтоб так продолжалось и дальше. Лидия чем-то напоминала свою мать, и дело тут не во внешнем сходстве, причем несколько отдаленном (похоже, что внешностью эта девушка пошла в отца): насколько я успела узнать Ксению Павловну, та строгая женщина относится к числу тех людей, которые все неприятности держат в себе, и свою слабость стараются никому не показывать. По сравнению с матерью Лидия куда мягче по характеру, добрее, и неосознанно ищет поддержку со стороны — да, есть такие люди, которым надо о кого-то опираться.

Зато на таких красавцев, как Эдуард, я успела насмотреться в больнице, и особой любви к ним не испытывала. На первый взгляд наш спутник казался молодцом, орлом и душой компании, да и спортивная подготовка у этого молодого человека была, судя по всему, неплохой, только вот я бы охарактеризовала Эдуарда как типичного неврастеника. Вид у него становится все более и более страдальческий, жалость к себе просто перехлестывает через край, губы постоянно или сжимает, или кривит в недовольстве, углы рта опустились вниз… Невеселые симптомы. Конечно, стоит сделать скидку на долгое и беспросветное содержание в Храме Величия, но я замечаю, что в душе Эдуарда постоянно копится раздражение и злость, а подобное чревато.

Что касается Эжа, то он особо ни к кому не лезет в душу, и не набивается в друзья, а лично мне больше ничего и не надо. Всех нас старается держать на расстоянии от себя, да и сам особым многословием не отличается. Главное — он знает, куда нас вести, во всяком случае, будем считать, что знает. Я уже замечала, что идти ему непросто — все же заключение в камере дает о себе знать, да и ожог, полученный им при выходе из тюрьмы, должен все еще болеть, но, судя по всему, Эж будет последним человеком из нас, который сломается.

Так… — одернула я себя. Сейчас не время заниматься составлением психологических портретов, этим можно заняться на досуге. Пока что мы доели остатки черствеющего хлеба, запили его водой, и на этом наш завтрак был закончен.

— Так, собрались, перекусили… — Эж посмотрел на нас. — Небогато, конечно, но тут уж что есть… Воду пока что экономьте — когда еще до реки дойдем… Все готовы? Тогда пошли.

Сдвинули стволы деревьев от входа и вначале чуть приоткрыли дверь — на первый взгляд, в пределах видимости никакой опасности, рядом тоже никого не видно.

— Выходим… — Эж кивнул головой. — И повнимательней там.

Солнце еще только поднималось, снаружи стоял небольшой туман, слышались голоса птиц, в воздухе чувствовалась прохлада. После теплого воздуха в шалаше здесь было несколько некомфортно, и по телу пробегал озноб.

— Холодно… — поежился Эдуард.

— Ничего, сейчас пойдем — жарко будет… — Эж отвернулся, задвигая на место дверь шалаша, и тут из-за поваленного ствола даже не выскочил, а вылетел тренли. Все остальное произошло для меня, словно в замедленном кино: змеелиса прыгнула на Лидию — та стояла ближе всех к тому поваленному дереву, за которым и прятался тренли, а я в тот момент закидывала на спину свой дорожный мешок. До сих пор не понимаю, как мне удалось метнуться к Лидии, прикрыть ее своим телом, а заодно с размаха ударить мешком