Гамильтон - Лорел Гамильтон

Они загнали ее в угол уже у двойных стеклянных дверей. Отсюда уже была видна парковка - свобода. Они взяли ее в плотное кольцо, плотное вдвойне у дверей. Солидат припала к земле у центре этого кольца и рычала на них. Она вся была золотая с белым, и даже несмотря на все, что я только что видела, казалась красивой. И грациозной, так, как это присуще всем ликантропам семейства кошачьих. Напряженный хвост гневно подергивался.

Эдуард вытащил новую обойму. Отщелкнув затвор, он загнал ее в патронник. Звук этот эхом прокатился по кругу. Не у всех оставались запасные магазины, так что я не одна оказалась не у дел, но все же стрелков было достаточно, чтобы это прозвучало зловеще и практично.

Солидат зарычала, обнажив клыки.

- Моя смерть не остановит Арлекина, они все равно убьют вас. Смерть моей госпожи не спасет вас от грядущей дикой охоты.

- Вы не присылали нам черной маски, - сказала я.

Ее желто-оранжевые глаза обратились ко мне. Звук, который она издала, был чем-то средним между рыком и мурчанием. От него у меня волосы на холке зашевелились.

- Ты умрешь.

- Вампирский Совет блюдет законы, Солидат. Убивать нас, прислав только белые маски, с вашей стороны незаконно, - вспомни о честной игре и всем таком.

У меня всегда плохо получалось читать выражения даже знакомых мне оборотней в звериной форме, но сейчас я была почти уверена, что Солидат испугалась.

- Убьешь нас - остальные начнут охоту, Анита. Убивать членов Арлекина противозаконно.

- А я убью вас не как человек-слуга Жан-Клода. Я убью тебя и твою госпожу, как федеральный маршал и официальный истребитель вампиров.

- Я знаю ваши законы, Анита. У тебя нет на нас ордеров.

- У меня есть два ордера на вампирш, которые чертовски подходят под описание Мерсии и твоей хозяйки.

И снова в ее нечеловеческих глазах появилось то выражение. Черт, я все лучше и лучше разбираюсь в мохнатых лицах. Ай да я.

- В этих ордерах указаны имена членов Церкви, - рыкнула Солидат.

- Но ордера сформулированы весьма туманно. Там говорится, что я могу убить вампира, виновного в смерти жертвы, и что я, по своему усмотрению, могу убить любого, причастного к убийству. А еще ордер позволяет мне убить любого, кто попытается препятствовать мне в исполнении утвержденного судом приговора. - Я многозначительно посмотрела в ее странно-красивое лицо. - То есть, тебя.

Олаф стоял рядом с Эдуардом, и в руках у него была банка WD-40 и факел, сделанный из тряпья, намотанного на нечто, похожее на металлическую ручку швабры. От него исходил острый масляный запах. Олаф произнес своим глубоким голосом:

- Я хотел было сходить за орудием в машину, но каптерка уборщиков оказалась ближе.

Я едва не спросила, что он имел в виду под «орудием», но сразу подумала, что лучше об этом не знать. Хотя, возможно, с помощью того, что есть у них в машине, то, что мы собирались сделать с Солидат, можно было сделать быстрее. Олаф поджег факел. Очевидно, ветошь была чем-то смочена, потому что он разгорелся легко и сильно.

Клодия приказала людям в дальнем конце помещения расчистить пространство. Они расступились, словно занавес, оставляя Солидат на пустой площадке в центре. Охранники выстроились в два ряда - передние на колено, задние - стоя. Когда все заняли позиции, Эдуард присоединился к ним.

- Голова или сердце! - выкрикнула Клодия.

И тут Солидат прыгнула, не к двойной линии охраны у дверей, ведущих к свободе, и не к стрелкам, а в сторону коридора, где людей было поменьше. Выстрелы прозвучали залпом. Изящный прыжок золотого с серебряным тела завершился тяжелым падением на пол. Да, она быстро исцелялась, но первоначальные повреждения сыграли свою роль. Стрельба продолжалась, пока Солидат не задергалась в агонии, и уже не пыталась подняться.

Олаф повернулся, и я заметила у него на спине заткнутый за пояс пистолет.

- Прикрой меня.

Я все еще ожидала, что рана даст о себе знать, но адреналин держал меня на ногах. Позже мне это явно аукнется, но сейчас я была в норме. Потянувшись к его кобуре, я вытащила пистолет. Интересно, я ожидала, что у Олафа будет оружие помощней, но нет. Это был обычный «H&P USP Compact». Я присматривалась было к такому, но остановила свой выбор на «Kahr». Сжав его в обеими руками, я нацелила пистолет на поверженную тигрицу.

- Дай знать, когда будешь готов, - сказала я.

Олаф скользнул в круг с факелом в руке и тяжелой банкой горючего. Я не скользила, а просто шла, но к телу мы подошли одновременно. Оно лежало на боку, и Олаф разбрызгал жидкость по исковерканным лицу и груди Солидат. Резко запахло чем-то густым и маслянистым. Она отреагировала на запах, дернувшись в нашу сторону. Я выстрелила ей в лицо. Пистолет дернулся в руке, задрав дуло к потолку, затем мне пришлось его опустить снова.

- Что за дрянь? - нахмурилась я.

Олаф бросил факел в проделанную моей пулей дырку, и Солидат заорала. Запах горящих волос был сильным и горьким. Он даже забил запах горючего. Олаф поджег ее. Хорошенько облил густой маслянистой жидкостью и поджег. Она была слишком серьезно ранена, чтобы сопротивляться, но на то, чтобы кричать и корчиться в огне, сил еще хватало. Судя по всему, это очень больно. Воняло палеными волосами, а позже запахло жареным мясом и маслом. Солидат еще очень, очень долго издавала протяжный, высокий и резкий звук.

Эдуард подошел к нам, прицеливаясь. Так мы и стояли втроем, глядя на то, как медленно умирает Солидат. Когда она, наконец, замерла, перестав издавать звук, я произнесла:

- Принесите топор. - Кажется, я даже сказала это нормальным голосом. Хотя, слышала я по-прежнему только одним ухом. То, рядом с которым стрелял Питер, до сих пор бездействовало. Из-за него звуки отдавались в голове непривычным эхом.

- Что? - переспросил Эдуард.

- Она исцеляется, как один из вампиров, потомков Любовника Смерти.

- Мне незнакомо это имя, - заметил Олаф.

- Разлагающиеся вампиры… она исцеляется как одна из них. А в их отношении даже солнечный свет не гарантия. Мне нужен топор, и еще нож… большой и острый.

- Ты отрежешь ей голову? - спросил Олаф.

- Ага, а ты можешь вырезать сердце, если хочешь.

Он оценивающе посмотрел на тело. Сейчас она вернулась в человеческий облик и лежала на спине, раскинув ноги. Большей части лица и грудной клетки не было. Одна грудь сгорела и лопнула, но вторая оставалась нетронутой. Часть ее волос, тигрино-желтая шерсть, тоже сохранилась. Лица не было, не было глаз. Мне бы радоваться, да только смотреть в почерневшее, превратившееся в лохмотья место вместо лица ненамного лучше.

Я судорожно сглотнула. Глотка горела так, словно завтрак пытался вырваться на волю. Я попыталась глубоко вдохнуть, но запах горелой плоти тоже не подарок. В конце концов, мне пришлось дышать медленно и неглубоко, и не зацикливаться на зрелище передо мной.