В то далёкое лето. Повести, рассказы - Левон Восканович Адян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо из далекого города Курган. Сын начинает читать, и его лицо постепенно заливается светлой улыбкой Сын верит во всесильное могущество Того, кто написал это письмо.
— Когда едем? — спрашивает сын с нескрываемым нетерпением.
— Скоро, — отвечает отец, так же улыбаясь. — Ты хочешь, поедем за город? — словно, между прочим, говорит он.
— Хочу, — мальчик смотрит в сторону тех, кто находится на игровой площадке. — Только, давай подольше останемся там, пока они все разойдутся по домам.
— Останемся столько, насколько мне позволит мое время, — говорит отец. Но поедем далеко. Я там, вдалеке от города, обнаружил хороший родник. Посидим у того родника, поедим хлеб с сыром. Поехали?
— Поехали, — снова улыбается сын.
Отец берет из-под скамейки два костыля, подает сыну и помогает ему подняться с места. Потом он идет и садится за руль. Знает, что сын сам дойдет до машины — до машины четыре шага. В проклятом городе Сумгаите озверевшие азербайджанские изверги выбросили его вместе с матерью с балкона пятого этажа вниз.
Сын остался жив. После пяти операций он научился проходить эти четыре шага. И мечтать… мечтать и надеяться…
================
ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ
Самолет летел над высоченными облаками и, когда они немного раскрывались, внизу, в глубокой пропасти, виднелось бескрайнее темно-синее море.
Прижавшись лицом к иллюминатору, Микаел смотрел вниз. Ему нравилось глядеть на то, как белоснежные облака плыли за самолетом, постепенно отставая от него, и иногда, показывалось бескрайнее море. Меж тем, самолет летел еще выше облаков, сквозь лучезарный свет солнца. В самолете было тепло.
Итак, взглядом и мыслями увлеченный видом за бортом, Микаел не услышал, как объявили о том, что погода в Ереване облачная, аэропорт закрыт, самолеты не принимаются, и они вынуждены совершить посадку в аэропорту «Бина» города Баку.
— Ну, не везет, не получается так, как хочется, — над ухом недовольно бубнил сосед. — День рождения у внука, хотел вовремя домой попасть… И что теперь?
— А что случилось? — поворачиваясь, в недоумении, спросил Микаел.
— А вы не слышали? Звартноц, не принимает. Садимся в бакинском аэропору.
«Не хорошо получается, — расстроенно подумал Микаел, — и на сколько это затянется, не опоздаю ли на работу?»
Газетные киоски в аэропорту были уже закрыты. Микаелу было скучно. Он гулял по залу ожидания. На втором этаже встал у окна с толстыми стеклами, смотрел на самолеты, которые шли на посадку и на те, что взлетали, и, все равно, скучал. Потом пошел и узнал, что Ереван примет самолет только утром следующего дня. «До утра я свободен», — подумал он и, чтобы не томиться от скуки, решил поехать в город, посмотреть достопримечательности Баку. «После чего, приеду, — решил он, — останусь в гостинице аэропорта, а завтра утром полечу в Ереван».
Сдав маленький чемодан в камеру хранения, он вышел на улицу. Хотел подойти к маршрутному автобусу, идущему в направлении города, как, неожиданно, кто-то сзади взял его за руку.
— Здравствуй, Микаел.
Он повернулся и увидев друга детства — Ашота Унаняна, которого не видел много лет, бесконечно обрадовался. Вместе закончили школу, вместе провели незабываемые детские годы и, правда, сколько лет не виделись. Обнялись, расцеловались.
— Нужно отметить эту встречу, Ашот. Непременно, отметить, — радуясь всем сердцем, сказал Микаел. — Ресторан, кажется, на втором этаже. Пошли. Вот так встреча! В мыслях, даже, у меня не было, что могу встретить тебя здесь. Господи, как хорошо, что увидел тебя, Ашот. Честное слово, не только потому, что я уже умирал от скуки, я, действительно рад, что встретил тебя в этом чужом городе. То есть, для меня чужом. Возвращаюсь из командировки. В Ташкенте было совещание писателей, пищущих о деревне. Ереван не принимает. Вынужденно, сели здесь.
— Я тоже очень рад, Микаел. Очень рад. Значит, вылет отложили.
— Да, отложили до утра. Только узнал. Сказали, что раньше девяти часов утра не будет. Хотел поехать, город посмотреть, не был здесь.
— Договоримся так, никакого ресторана. Идем к нам, — сказал Ашот тоном, не терпящим возражения. — Как раз, дома и отметим нашу неожиданную встречу.
— Ашот…
— Не поедишь — обижусь. Пойдем, я тоже возвращаюсь из командировки. Из Сургута. Невыносимо холодный, ледяной край, этот Сургут. Мы нашли там новые месторождения нефти. Россия — богатая страна, Микаел, где копнешь, там нефть и газ.
Они поднялись в автобус.
— Дома очень обрадуются… Знаешь, сколько лет уже, как не были в деревне? Правда, в позапрошлом году я ездил на пару дней, но за два дня тоску не утолишь, хотя понятно, что и места сейчас не те, что в детстве, и я уже не тот беззаботный мальчик.
— Я тоже давно не был, — взгрустнул Микаел. — Уже очень давно.
В пути они, без конца, говорили о деревне, о местах их детства, о родниках, о днях, проведенных на лугах и в горах, друзьях детства, о которых не знали, где они сейчас…
И в далеких-далеких воспоминаниях Микаела снова, тихо журча, воскрес и потек ручей детства… «Ты, любимый ручей нашего детства, — в уме шептал Микаел, — что звонко, радостно резвясь, бежал вниз, унося с собой наши ясные сны, где ты теперь, где умолк твой мелодичный голос? Вернись, наш ручей, из глубины далекой памяти, — говорил он мысленно, — верни безоблачные, радостные дни нашего детства, верни любимых наших друзей, пусть жизнь полнится их голосами, и пусть мы снова станем младенцами, беззаботно-счастливыми в наших далеких, далеких, далеких горах…»
Микаел все думал — задать вопрос, или нет. Хотел спросить об одном человеке — это была мать Ашота, ынкер Арпине, их учительница, любимая всеми учениками. И сейчас в ушах Микаела звучит ее бархатный голос, такой приятный, родной и любимый.
Хотел спросить о ней, но считал неудобным. А может, ее уже нет, думал Микаел и поэтому не мог решиться. Помнил, в последние месяцы десятого выпускного класса она, порой, говорила: «Пойдете, окунетесь в жизнь и забудете про ынкер Арпине». А они: «О чем вы говорите, ынкер Арпине, мы вас никогда не забудем». Она поворачивалась, долго смотрела из окна на улицу и с грустью произносила: «Только бы вам было хорошо, — тихо, словно, сама себе, говорила она, — чтоб было хорошо, чтоб нашли свое достойное место в жизни и были счастливы».
И теперь, по всей вероятности, ни один из ее воспитанников не знает, даже, жива она или нет.
— Мама сильно обрадуется, — вдруг сказал Ашот, и Микаел удивленно посмотрел на него, невольно думая о том, что Ашот, словно, угадал его мысли. — Ты хоть помнишь школу? — спросил
