Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка - Уэстлейк Дональд Эдвин

Наконец она обнаружила коробок в гостиной, в ящике столика, на котором стоял телевизор. Телевизор, кстати, был отличный — цветной и не очень дорогой; Дортмундер купил его по дешевке у приятеля, который украл целый грузовик телевизоров. «Самое смешное во всей этой истории, — сказал Дортмундер, принеся телевизор домой, — так это то, что Гарри считал, будто просто угоняет грузовик».

Закурив, Мэй бросила спичку в пепельницу рядом с телевизором. До этого все её мысли были заняты исключительно поисками спичек, но теперь она могла позволить себе обратить внимание на окружающую обстановку. Самым близким к ней предметом был телевизор, и Мэй, не раздумывая, включила его. Как выяснилось, вовремя — только что начался какой–то фильм. Фильм, правда, был черно–белый, а Мэй предпочитала смотреть цветные, раз уж в доме был цветной телевизор, но одну из главных ролей играл Дик Пауэлл, и она решила обождать. Вскоре выяснилось, что картина называется «Высокая мишень», а Дик Пауэлл играет нью–йоркского полицейского по имени Джон Кеннеди, который пытается предотвратить покушение на Авраама Линкольна. Он ехал в поезде — не Линкольн, а Дик Пауэлл, — и ему то и дело присылали телеграммы, а проводник бегал по вагонам, выкрикивая: «Джон Кеннеди! Джон Кеннеди!» Это давало Мэй приятное ощущение, будто она перенеслась в другое место; не отрывая глаз от экрана, она попятилась назад, пока не наткнулась на диван.

Разумеется, Дортмундер вернулся домой в самый захватывающий момент, да ещё притащил с собой Келпа. На экране шел 1860 год, Авраам Линкольн готовился принять президентскую присягу, и вот как раз тут–то его и собирались убить. Заговор возглавлял Адольф Менжу, но Дик Пауэлл, — то есть Джон Кеннеди, — был слишком проворен для него. Так что пока было неизвестно, как обернется дело.

— Даже не знаю, — сказал Дортмундер, обращаясь к Келпу. — Все–таки насчет Виктора я не уверен. — Затем он повернулся к Мэй. — Привет. Ты как?

— С самого утра на ногах.

— Да с Виктором все в порядке, — сказал Келп. — Привет, Мэй. Как спина?

— Почти так же. Последние несколько дней ноги беспокоят. Боже, продукты!

Дортмундер и Келп изумленно воззрились на нее, а она, вскочив с дивана и дымя сигаретой, словно игрушечный паровозик, бросилась на кухню, где из сумок с замороженными продуктами уже потекло.

— Я забыла положить продукты в холодильник! — крикнула она, быстро раскладывая пакеты по полкам. — Сделай телевизор погромче!

В гостиной звук прибавили, но и заговорили громче. К тому же, диалогов почти не было, так что до Мэй доносились только звуковые эффекты. Потом густой мужской голос — судя по всему, это был сам Авраам Линкольн, — произнес: — «Неужели вы думаете, что президент пойдет принимать присягу под покровом ночи, словно вор?»

Побросав продукты в холодильник, Мэй вернулась в гостиную.

— Как, по–вашему, он и в самом деле так сказал?

Дортмундер и Келп, по–прежнему обсуждавшие какого–то Виктора, с удивлением повернулись к ней.

— Кто?

— Он. — Мэй ткнула пальцем в сторону телевизора. Когда все трое посмотрели на экран, то увидели человека, который стоя по колено в воде в огромном унитазе, прыскал какой–то жидкостью себе на подбородок и что–то рассказывал о бактериях. — Не он, а Авраам Линкольн. — Оба продолжали недоуменно смотреть на нее. — Ладно, бог с ним. — Выключив телевизор, Мэй спросила Дортмундера: — Как прошел день?

— Отвратительно. Я лишился всей рекламы. Придется доставать новую.

— Какая–то женщина вызвала полицию, — пояснил Келп.

Мэй, прищурившись, выпустила струю дыма.

— Теряем хватку?

— Перестань, Мэй, — обиделся Дортмундер. — Ты же меня знаешь.

— По–моему, все вы одинаковые, — отмахнулась та.

Они познакомились почти год назад, когда Мэй застукала Дортмундера на мелкой краже в универсаме. Самое интересное заключалось в том, что Дортмундер даже не пытался оправдываться и просить о сочувствии, но, тем не менее, получил его. Он просто стоял перед кассой, сокрушенно качая головой, а у его ног валялись упаковки с ветчиной и сыром, выпавшие у него из–под мышек.

У неё просто не хватило духу вызвать полицию. Порой она все ещё пыталась делать вид, что ему нипочем не пробить её броню, но в действительности дело обстояло как раз наоборот.

— В любом случае, — сказал Келп, — некоторое время никто из нас не собирается заниматься какой–то мелочевкой.

— А вот в этом я вовсе не уверен, — возразил Дортмундер.

— Ты просто ещё не привык к Виктору. Это единственная сложность.

Мэй с размаху плюхнулась на диван — она всегда садилась так, словно её хватил удар.

— Что хоть задумали?

— Банк, — ответил Келп.

— И да, и нет, — поправил его Дортмундер. — Это, знаешь ли, малость посложнее, чем просто ограбление банка.

— Нет, это ограбление банка, — твердо заявил Келп.

Дортмундер посмотрел на Мэй, словно рассчитывал на её поддержку и здравый смысл.

— Идея заключается в том, — если, конечно, ты в это поверишь, — что мы задумали украсть целый банк…

— Это трейлер, — тут же вмешался Келп. — Ну, знаешь, один из этих передвижных домов на колесах. В нем будет работать банк, пока для него не построят новое здание.

— И вся идея состоит в том, — в свою очередь перебил его Дортмундер, — что мы цепляем банк к грузовику и увозим.

— Куда? — удивилась Мэй.

— Просто увозим, — Дортмундер пожал плечами.

— Это как раз один из тех вопросов, которые надо решить, — сказал Келп.

— Похоже, вам придется решить ещё много вопросов, — фыркнула Мэй.

— И потом еще… Виктор, — напомнил Дортмундер.

— Мой племянник, — пояснил Келп.

Мэй покачала головой.

— Я ещё ни разу не видела ни одного племянника, который чего–нибудь стоил бы! — усмехнулась она.

— Каждый так или иначе — чей–то племянник, — сказал Келп.

— Я — нет! — возразила Мэй.

— Говорю тебе, каждый.

— Вообще–то, твой племянничек — парнишка с приветом. — Дортмундер выразительно покрутил пальцем у виска.

— Но порой у него бывают отличные идеи!

— Например, кодовые рукопожатия.

— Но ему же вовсе не обязательно идти на дело вместе с нами. Он просто навел нас на банк.

— Это все, что от него требовалось.

— Его разыскивает ФБР? — встревожилась Мэй.

— Он там работал. — Келп махнул рукой, показывая, что больше ничего не собирается объяснять. — Это долгая история.

— Даже не знаю, — пробурчал Дортмундер, медленно усаживаясь на диван рядом с Мэй. — Я предпочитаю простое ограбление. Повязываешь на морду платок, входишь, показываешь пушку, берешь деньги и отчаливаешь. Просто, без выкрутасов, и по честному.

— В наше время все это не так уж и просто, — развел руками Келп. — Сейчас почти никто не пользуется наличными деньгами. Никто даже не грабит инкассаторов, потому что зарплату выдают чеками. В магазинах — кредитные карточки и никакой наличности. В наше время мешок с деньгами — это вещь, которую найти ой как непросто.

— Как будто я сам не знаю, — вздохнул Дортмундер. — Все это крайне печально.

— Хочешь пива? — Мэй подмигнула Келпу.

— Ясное дело. А ты?

— Естественно.

— Дортмундер?

Дортмундер молча кивнул, хмуро уставившись в пустой экран телевизора.

Келп, не долго думая, отправился на кухню, а Мэй спросила:

— А в самом деле, что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что такое дело может подвернуться не чаще, чем раз в год.

— Но оно тебе нравится?

— Я уже сказал, что мне нравится. Мне нравится зайти с четырьмя ребятами на обувную фабрику, заглянуть в кассу и выйти оттуда с зарплатой. Но все выдают зарплату чеками.

— Ну, и что ты собираешься делать?

— Надо связаться с Марчем! — крикнул Келп с кухни. — Пусть все как следует проверит. Он вполне может быть нашим шофером. — Было слышно, как он со щелканьем открывает пивные банки.

— Придется довольствоваться тем, что есть, — пожал плечами Дортмундер. — Но вообще–то мне не по душе все эти сложности. Знаешь, я совсем как обычный ковбой, а единственное место, где ещё осталась работа, это родео.