Авантюры открытого моря - Николай Черкашин

Глава четвертая БРАТЬЯ САБЛИНЫ

Для меня, как, наверное, и для многих других, в этой истории важно не то, как Саблин захватывал корабль, но как он пришел к такой мысли, что заставило его швырнуть свою жизнь в расстрельный подвал? Да и кто он вообще таков — Валерий Саблин?

Поиск мой начался с посещения Омска, где в областной газете работала двоюродная сестра Валерия — Тамара Леонидовна Саблина. Летел с опаской: как-то еще встретит? Тамара Леонидовна, резкая, решительная, боевая, встретила так, будто ждала подобного визита долгие годы. Она ничуть не сомневалась в правоте двоюродного брата и выложила на стол те немногие фотографии, которые ей удалось сохранить. Я впервые увидел лицо этого человека — красивое, смелое, открытое — и поверил ему сразу.

Тамара окончила ленинградский журфак. Она училась в те самые годы, что и Валерий в своем училище Фрунзе.

— Мы нередко встречались, — рассказывала Тамара Леонидовна, — благо университет находится в двух шагах от его училища… Конечно, он, как и большинство курсантов, был очень наивен и смотрел на жизнь комсомольскими глазами. Мы, студенты, были менее зашорены, и я, как могла, объясняла ему, что действительность в Стране Советов гораздо сложнее, противоречивее, чем внушают ему на политзанятиях.

Только что закончился Международный фестиваль молодежи и студентов, потрясший наши нетронутые умы. Впервые приподнялся не так называемый, а самый настоящий железный занавес, отгораживавший нас от всего остального мира четыре десятилетия. Начиналась хрущевская «оттепель». В университете ходили по рукам запрещенные рукописи, дерзкие стихи… Кое-что я давала читать и Валерию. Он рос на глазах, жадно впитывая дух университетской вольницы…

Из Омска я улетел с фотографией Саблина и тремя адресами, которыми снабдила меня Тамара: адресом младшего брата — Николая — в Горьком, старшего — Бориса — в Белоруссии и вдовы — Нины Саблиной, жившей с сыном в Ленинграде.

Не было белого адмирала в родословной Валерия Саблина. Прадед по матери кондуктор-балтиец Федор Савельевич Тюкин погиб в октябре 1914 года вместе со всем экипажем крейсера «Паллада». Дед, Василий Петрович Бучнев, родом из Великого Устюга, тоже морячил на Балтике — боцманматом в Кронштадте. Дед по отцу, вятич Петр Иванович Саблин, воевал в первую мировую на коне, а затем в гражданскую; трижды краснознаменец. В семье его сына, капитана 1-го ранга Михаила Петровича Саблина, росло трое парней: Борис, Валерий, Николай. Отцом братья гордились, знали наперечет его боевые награды: орден Красного Знамени, два Красной Звезды, обе степени «Отечественной войны»…

Встретил войну и закончил ее Саблин-старший на Северном флоте. Его высоко ценил и уважал тогдашний комфлота адмирал

Арсений Головко. Уважал за знание дела, за скромность, за высокое чувство личной чести…

Выйдя в отставку, Михаил Петрович перебрался в Горький, где еще долгие годы учил курсантов речного училища военному делу.

Братья, разумеется, готовились в моряки. Но одного подвело здоровье, другой на юношеском распутье выбрал стезю военного инженера. Так что их общую и отцовскую мечту осуществил лишь Валерий. В 1956 году он поступил в Высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе — старейшее и славнейшее в стране учебное заведение, унаследовавшее стены, книги и в какой-то мере традиции знаменитого Морского кадетского корпуса.

Выбор помогли сделать не только гены, но и надежда вырваться на просторы морей — стихию свободы. «Насмотревшись на затхлую, мерзкую жизнь горьковских горожан, — объяснял он потом в своей последней речи перед микрофоном магнитофона, — я отшатнулся от всякого варианта идти в институт».

Мама провожала его со слезами на глазах. Моряцкая жизнь мужа давала ей точное представление о судьбе, выбранной сыном.

Сохранилось письмо Саблина-второкурсника, вернувшегося из учебного похода:

«Сегодня только что пришли к стенке, уже полмесяца были в море. На берег еще не ходил. Эти 15 дней пролетели мгновенно. Смешалось все: где день, где ночь, где понедельник, а где суббота. Чем больше здесь (на новом эсминце) нахожусь, тем больше убеждаюсь, что не зря пошел в ВМУ, не ошибся в выборе. Здесь сильнее ощущаешь, что ты на корабле, что ты боевая единица, что командир корабля — это ответственное лицо, которое одним словом заставляет корабль мчаться вперед, палить изо всех орудий, которое отвечает за корабль, за людей. На крейсере это как-то не ощущаешь. Там все добротно, прочно, это крепость на воде, даже качается он вдумчиво, важно. А эсминец носится, что птица, качается, что лодка; если делает поворот, то от всей души, ласково касаясь щекой-бортом волны-подушки…

Я уже изучил 3 специальности, могу заменить старшину. Люблю разговаривать с матросами об их жизни до флота, они с удовольствием вспоминают об этом, и перед тобой сразу раскрывается душа человека 25. 05. 58 г.».

Пройдут годы, приутихнет юношеская восторженность, но навсегда вплетутся в его жизнь любовь к морю и это искреннее внимание к матросу, к его личности, к его душе. Потом оно перерастет в острый интерес к человеку вообще, к положению дел в стране, в обществе.

«Служба идет хорошо. Очень привык к кораблю и матросам. Даже жалко расставаться. У нас хорошие отношения, это даже замполит заметил. Я люблю беседовать с матросами об их прежней жизни. Они любят вспоминать, и я уже знаю о многих — об одних больше, о других меньше. Интересно!

Вот вчера с одним, Смирновым, сидели, штопали обвес и беседовали. Он из деревни в Калининской области, был младшим конюхом. Его слушаешь — и как будто книгу о крестьянской жизни читаешь… До чего они интересные, эти матросы! Вот приеду — расскажу. Зря тогда Тамара (двоюродная сестра. — Н. Ч.) ахала по поводу невежества в деревне. Они, правда, в большинстве имеют по 4 класса образования и не знают многих вещей, но по ряду качеств они лучше городской интеллигенции».

«Беседа о Ленине прошла хорошо. Стыдно признаться, но только на 21-м году жизни, кажется, по-настоящему понял величие Ленина. Раньше это было как-то бессознательно и поверхностно…

«Примерно год я не думал о Политике, жизнь была сплошным комком переплетения служебных и учебных вопросов, личного ничего не было. Второй и третий курс — поиск справедливости и истины по ряду мелких вопросов…» («Ну а вопросы были, к примеру, такие, — комментирует этот отрывок из письма в «Военноисторическом журнале» генерал-майор Борискин, — о равенстве родителей курсантов — выступление на партийном собрании; о непозволительности растить из нахимовцев барчат — письмо в ЦК ВЛКСМ; о том, что крейсера — плавающие гробы, до тех пор пока на них все-таки служат люди, — письмо Н.С. Хрущеву».)