Приключения 1972—1973 - Ульмас Умарбеков

— А вы не такой тихоня, каким кажетесь. Поэтому, наверно, вас так и заело дело Зенты Саукум.

— Я ей не верю.

— Вот оно что! Прокурор не верит чистосердечному признанию обвиняемого. Оригинальный подход!

— А вы сами разве полностью исключаете мысль, что не Зента, а кто-то другой…

—…отправил старуху на тот свет? Ну и что? Один лезет зимой купаться в проруби…

— Другой кидается с пятого этажа от несчастной любви, — с мрачной иронией подхватил Дзенис.

— Вот именно. А этой девчонке захотелось посидеть за шведскими гардинами. Ну и пусть сидит себе на здоровье. Не знал, что так печетесь о спасении душ заблудших овечек.

— Нет, нет, я не намерен вторгаться в сферу вашей деятельности.

— Что вы хотите этим сказать? Уж не то ли, что адвокат Робежниек перед лицом суда норовит отмыть добела черного кобеля?

— Не перед судом, а перед публикой. Ведь это вам выгодно: растет клиентура, а с ней и доходы.

Не отрывая взгляда от дороги, Робежниек ловко закурил сигарету и ухмыльнулся.

— Что поделаешь? Сэ ля ви, как говорят французы. Такова жизнь.

— Н-да, как видно, у нас с вами взгляды на нее весьма различаются.

Адвокат вздохнул с деланной досадой.

— В этом-то и вся беда, дорогой коллега. Разумеется, ваша беда. Жизнь отпущена человеку единожды, и желательно прожить ее с комфортом. Разве я не прав?

— Признаться, я об этом не задумывался.

— Чепуха! О хорошей жизни мечтают даже распоследние дураки. Только не каждому по уму устроить ее для себя. Иной уже в двадцать лет норовит просунуть глупую башку в хомут супружества и весь век влачит семейную колымагу. А то и похуже — разводы, матери- одиночки, брошенные дети, папаши-алиментщики… Бр-р-р!

— Вы убежденный холостяк?

— Упаси боже! Я за семью. Только в разумной дозировке. — Робежниек проводил долгим взглядом девушку в ярко-красном брючном костюме, прогуливавшуюся по аллее. — Придет время, и я брошу якорь в тихой гавани супружества. Не хочу одинокой старости. А пока что стараюсь жить полноценной жизнью. Скажите, Дзенис, вы когда-нибудь проводили отпуск в Сочи или в Ялте?

— Нет. Летом мы, как правило, отдыхаем в палаточном городке на Гауе.

— Это прекрасно. Но, дорогой мой, неужели так вам никогда и не хотелось отведать плодов цивилизации двадцатого века?

— В каком смысле? — не без ехидства улыбнулся Дзенис. — Для меня, например, самая большая радость — это провести свободное время с женой и детьми.

Робежниек усмехнулся, но промолчал.

Машина катилась под сенью вековых деревьев бульвара Падомыо. На обширных газонах садовники высаживали цветочную рассаду.

— Сколько вам лет, Ивар? — неожиданно спросил Дзенис. — Тридцать или даже того меньше?

— Давайте, давайте, Дзенис, продолжайте. Обожаю лекции о моральном облике молодежи…

Я имел в виду другое, — перебил его Дзенис. — Вы помните дело Скалберга? Сколько энергии вы в него вложили, сколько бессонных ночей оно вам стоило! Мне тогда понравился молодой и способный адвокат Робежниек, с таким азартом исполнявший свой долг юриста и гражданина. Вы доказали невиновность Скалберга и предотвратили чудовищную судебную ошибку. Какие чувства вы испытывали после заседания суда, когда его освободили из заключения?

Робежниек усмехнулся и стал притормаживать — впереди, на перекрестке у драматического театра, зеленый огонек светофора помигал и сменился желтым.

— Вас интересуют мои тогдашние чувства? Наивный вопрос. Почувствовал приятный хруст банкнотов в кармане.

— Ну знаете ли! — возмутился не на шутку Дзенис. — Не притворяйтесь худшим, чем вы есть на самом деле.

— По-моему, лучше уж так, чем наоборот. Или вам больше по душе негодяи, прикидывающиеся святошами?

Помощник прокурора хмуро смотрел вперед и на провокационный вопрос ответил не сразу.

— Знаете, Ивар, очевидно, вы избрали для себя верный путь в жизни. Вы прирожденный адвокат.

— Благодарю за комплимент.

— Серьезно. Вы одаренный человек. Зато из вас никогда не вышел бы следователь или оперативный работник.

Робежниек сдвинул к переносице брови и спросил неожиданно серьезно:

— Вы убеждены в этом?

Дзенис осекся.

— Стоп! Вот я и приехал. Мне надо забежать за дочкой в детсад. Спасибо, Ивар.

Робежниек резко затормозил. На его лице была не свойственная ему серьезность.

— Как говорится, зуб за зуб. Я тоже буду откровенен. — Робежниек достал сигарету, закурил и выключил двигатель. — Я ваш характер знаю, Дзенис. Чего бы вам ни стоило, вы добьетесь доследования по делу Саукум. А раз так, то вникните получше в заключение экспертизы. Похоже, вы оставили без внимания немаловажное обстоятельство: смертельные удары были нанесены Лоренц по правому виску. Уж не был ли убийца левшой? Зента Саукум не левша. Я это проверил.

Помощник прокурора открыл было дверцу машины, но снова захлопнул.

— Чувствую, что становлюсь вашим должником. Не понимаю только, почему в суде…

В Робежниеке вновь заговорил давешний циник.

— Угождал своим клиентам. Саукум очень желала, чтобы ей вынесли обвинительный приговор. Вы разве этого не заметили?

— Отказываюсь вас понимать, Робежниек.

Дзенис вышел из машины.

— Вы многого не понимаете, уважаемый коллега. И не замечаете. Вы обратили внимание на свидетеля Майгу Страуткалн? На редкость привлекательная женщина, должен вам сказать…

И, помахав Дзенису рукой, Робежниек резко дал газ. Машина набрала скорость и скрылась за углом.

В тот вечер Роберту Дзенису долго не удавалось заснуть. Тихонько, не зажигая света, чтобы не разбудить Зигриду, он выскользнул в коридор. Заглянул в смежную комнату. Марите сладко посапывала в обнимку со своим любимым медвежонком. Ольгерт беспокойно метался во сне и что-то бормотал. Роберт укрыл сынишку, вышел на балкон.

Легкий ветерок овевал лицо, шею, забирался под пижаму и приятно ласкал тело.