Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не только автограф, хотя для коллекционеров он тоже представляет собой ценность, – неопределенно произнес краевед. – Так откуда у вас воспоминания Артынова?
– Тут целая история, долго рассказывать.
– И все-таки хотелось бы выслушать эту историю…
Несмотря на мою настойчивость, Пташников так и не объяснил, чем вызван его интерес к подаренной мною книге, но по всему было видно, что ее появление чем-то взволновало краеведа. «Может, он давно разыскивал ее?» – подумал я, но без всякой уверенности. Тут было что-то другое, но что именно? Я отчетливо почувствовал присутствие здесь какой-то тайны, да и гости краеведа, услышав наш разговор, ожидали его продолжения с любопытством. Все это заставило меня коротко, останавливаясь только на самом главном, поведать историю книги, действительно оказавшейся в нашей домашней библиотеке при обстоятельствах незаурядных. Для читателей я расскажу эту историю более подробно, поскольку в дальнейшем она получит не менее запутанное продолжение…
Глава третья. Часовня с секретом
В повести «Секрет опричника» я уже рассказывал, как в детстве мы с Марком искали в нашем родном селе Петровском подземный ход, как нашли под церковью в центре села какой-то лаз, на следующий день решили спуститься в него, вооружившись для этой операции всем необходимым, но кто-то заблаговременно заложил вход в лаз кирпичом, видимо, разгадав наши намерения.
Более здравый и рассудительный, Марк отнесся к этой неудаче спокойно, однако мой исследовательский пыл не угас. По слухам, которые упорно ходили среди односельчан, а особенно мальчишек, выход из этого подземного хода был где-то на кладбище на окраине села, где тоже стояла церковка – только поменьше, но зато действующая. Рядом с кладбищем, особняком от села, когда-то находилась усадьба помещика Неелова с двухэтажным деревянным домом, от которого остался лишь полуразрушенный каменный фундамент, летом густо зарастающий лопухами.
В то время, о котором я веду рассказ, еще был жив мой дед с материнской стороны. Как-то я спросил его, что случилось с домом помещика Неелова.
– Сразу после революции наши петровские мужики сожгли. Сожгли, а потом спохватились – детишкам хорошая бы школа была, не пришлось бы новую строить. Грамотных-то в селе были единицы, вот горластые дураки вперед и повылезали. Была у Неелова сыроварня – и ту сожгли, а потом тоже локти кусали – сами себя без выгодного приработка оставили. Много глупостей тогда натворили.
– А куда после пожара помещик делся?
– Когда дом жгли, он уже пустой стоял, никто в нем не жил. Иначе, может, и пожалели бы. Сын старика Неелова офицером был, сюда наведывался редко. Последний раз приезжал в шестнадцатом году, когда отец помер. Быстренько похоронил его, все, что в усадьбе было, распродал и назад подался. Я так думаю, он революцию нюхом чуял, потому от отцовского наследства и избавился, чтобы оно другим не досталось. Мне этот пожар на всю жизнь запомнился. Случилась тогда одна занятная история, которая для меня могла худо кончиться…
Многое забылось с той поры, как произошел этот разговор с дедом, но по какой-то странной прихоти его рассказ сохранился в моей памяти почти дословно. Может, наша память обладает способностью предвидеть, какие сведения пригодятся нам в будущем?…
– Вечером после пожара пошел я посмотреть, не осталось ли среди головешек чего-нибудь такого, что в хозяйстве сгодится, – так начал дед свой рассказ. – И тут под обгоревшими бревнами нашел большой сундук. Перед тем как дом поджечь, наши мужики в нем все углы обшарили, все более-менее ценное вынесли. Как они этот сундук не заметили, не знаю, наверное, он в каком-нибудь потайном пристрое стоял. Попытался я его открыть – ни в какую, внутри хитрый замок оказался. И тяжеленный – мне его с одного краю двумя руками едва приподнять удалось. Снаружи он медными листами был обит, потому и не сгорел, углы для крепости резными железными полосами окованы. Сразу видно – старинная работа, сто лет этому сундуку всяко было. А может, и больше, таких я еще никогда не видел.
Долго я с ним провозился, пытаясь открыть, но бестолку. Домой ушел уже в потемках, так и не узнав, что в этом чертовом сундуке лежит. Утром, только солнце встало, разбудил Ефима Лапина – деда твоего приятеля Марка. Он тогда на все село единственным кузнецом был, да и дружили мы с ним с малолетства, потому я к нему и пришел, рассказал, что к чему. Прихватил он с собой кое-какой инструмент, приходим на пожарище – а сундук как испарился, в золе только прямоугольный отпечаток остался.
Ефим с дуру про этот исчезнувший сундук по всему селу растрезвонил, мужики и ребятишки все пожарище раскидали, но так ничего и не нашли. Куда он мог деться – до сих пор диву даюсь. Дом Нееловых на пригорке стоял, у всего села на виду, по другую сторону река. На руках такую тяжесть далеко не унесешь, а если на подводе – дорога вдоль села проходит и ни один человек не видел, чтобы вечером или ночью кто-то проехал по ней.
С этим сундуком у меня неприятности были: из Ростова милиционеры нагрянули, допрашивали, не я ли его где-нибудь припрятал. Спасибо Ефиму – дал письменные показания, как я к нему с утра заявился и про этот сундук сам все выложил. Даже из губрозыска приезжали, но тоже никаких следов не нашли. На том дело и заглохло.
– Ну а люди что говорили? – заинтересовался я дедовым рассказом, не сомневаясь, что в сундуке конечно же были сокровища.
– Разное говорили. Даже болтали, что у Неелова-младшего под Петровском целая банда была, они и утащили сундук. Только куда? Лес насквозь видать, речка мелкая, не утопишь. И далеко не утащишь, обязательно кто-нибудь увидел бы, не такая уж глухомань у нас и раньше была. Другие божились, что тут без нечистой силы не обошлось. Но по части чудес у нас бабка большая мастерица, ты лучше у нее спроси…
И действительно, когда я обратился к бабке, она такую околесицу понесла про оживших покойников и про всякую домовую и лесную нечисть, что я понял: ничего дельного про исчезнувший сундук от нее не услышишь.
Тогда я спросил про старика Неелова – таким ли он богатым был, чтобы после его смерти какие-то ценности остались?
– Про богатства его не знаю и врать не буду, а человек был хороший, – за свой счет церковь ремонтировал, иконы и старинные книги покупал, на кладбище часовенку поставил. В этой часовенке сын его и