Агентство «Томпсон и К°» - Жюль Верн

— Спасибо! — только и сказала она.— До скорого свидания!

В ее словах прозвучала не только надежда. В них слышался приказ.

— До скорого свидания! — ответил Робер, выпрямляясь и чувствуя уверенность, что выполнит этот приказ.

Бывшие пассажиры долго смотрели вслед бесстрашному ходоку. Он шел по берегу, все удаляясь, и вот помахал им в последний раз… Через несколько минут он исчез за дюнами.

— Я вернусь сюда через четыре дня,— пообещал Робер.

Через четыре дня будет тринадцатое июля. Дожидаться этого дня, укрывшись на корабле, выброшенном на берег, невозможно. Он лежит на боку, и его нельзя использовать для жилья. Капитан наскоро соорудил на берегу бивуак из остатков рангоута и парусов. Нехитрое сооружение окончили до наступления ночи, и пострадавшие уснули, охраняемые вооруженными матросами. Здесь, на суше, они сменяли друг друга на часах так же, как делали это на корабле.

Однако в эту ночь на берегу, полном опасностей, сон никак к ним не шел. Многие не сумели заснуть и пролежали до рассвета с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам.

Для миссис Линдсей эта ночь была очень тревожной. К мучившим ее мыслям прибавилось беспокойство: неизвестно куда пропал ее деверь. Сначала она не придала его исчезновению никакого значения, хотя это сразу показалось ей странным. Но со временем она начала недоумевать и все больше беспокоиться. Поиски оказались напрасны: ни среди пассажиров, ни среди слуг Джека не было.

Во мраке ночной тишины Элис продолжала думать об исчезнувшем Джеке. Это странное обстоятельство не давало ей покоя, и растущая в душе тревога помимо ее воли соединяла имена Джека и Робера.

Ночь прошла без приключений, на рассвете все были уже на ногах.

Элис встала первой и сразу же смогла убедиться, насколько верны ее подозрения. Она оглядела одного за другим всех пассажиров и окончательно удостоверилась, что Джек отсутствует.

Элис никому не сказала о своих терзаниях. К чему рассказывать? Если суждено быть несчастью, то оно уже случилось, думала она. Ее душа леденела при этой мысли.

Джек с самого начала путешествия держался в стороне, вел себя сдержанно, поэтому его отсутствия не заметили. Никто, кроме Элис, не обратил на это внимание: туристов волновали другие заботы.

Целый день занимались разгрузкой «Санта-Марии». Понемногу выгрузили на берег все ящики с галетами и консервами и соорудили из них нечто вроде оборонительного укрытия.

Капитан Пип принял решение ждать возвращения Робера на месте. Он объяснял это трудностью транспортировки воды. Не хватало дорожных фляг и бурдюков[153]. А тащить бочки с водой было не под силу. Оставаясь на месте, можно спокойно брать воду из бочек, воды вполне может хватить на месяц. Они ничем не рисковали, оставаясь здесь на несколько дней. Если Робер не вернется к тому времени, когда, по его собственным расчетам, пора будет вернуться, придется предпринять какие-нибудь действия. А до тех пор ящики со съестными припасами и бочки с водой и спиртом встанут стеной, упираясь противоположными концами в море и под такой защитой большому количеству людей нечего опасаться внезапного нападения.

К заходу солнца внутри ограждения, сплошной стеной окружавшего лагерь, была установлена последняя палатка.

Поскольку предыдущая ночь прошла спокойно, а укрепленный лагерь внушал чувство безопасности, капитан несколько изменил порядок ночного дежурства. Люди его экипажа падали с ног от усталости, поэтому вместо полной вахты на часах теперь стояли только два человека, сменяя друг друга каждые два часа. Двое часовых вряд ли могли заснуть на посту одновременно, к тому же этих двух было достаточно, чтобы поднять тревогу в случае необходимости.

Капитан Пип сам заступил на дежурство в девять часов вместе с верным Артимоном. Через час его сменил старший помощник, того, в свою очередь, часом позже, должен сменить боцман.

Прежде чем укрыться под защитой стены из ящиков, капитан в последний раз осмотрел все вокруг. Пустыня казалась мирной, к тому же и Артимон не проявлял никакого беспокойства.

Капитан посоветовал своему сменщику быть все время начеку и с тем ушел в палатку, где уже спали пассажиры. Усталость взяла свое, и он сразу уснул.

Он не знал, сколько проспал, но вдруг его сон встревожило какое-то видение. В этом видении ему представилось, что Артимон ведет себя весьма странно. А собака, сделав безуспешную попытку разбудить хозяина, высунула, рыча, морду наружу, затем вернулась и потянула капитана за полу костюма. Но тот не мог проснуться.

Тогда Артимон прыгнул своему другу на грудь и принялся часто лизать его лицо.

Когда и это не помогло, пес решился куснуть хозяина за ухо.

Тут капитан открыл наконец глаза и понял, что беспокойство собаки не сновидение, а реальность. Одним прыжком он вскочил на ноги и быстро выбежал из палатки, направляясь туда, куда тащил его Артимон.

Внезапно пес разразился свирепым лаем и, не успев ничего понять, капитан, сбитый с ног, увидел, падая, что лагерь захватили арабы. В своих бурнусах[154] они были похожи в ночной темноте на призраков.

Глава XIII

ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ПЕРЕЖИВАЮТ НЕВИДАННЫЕ СОБЫТИЯ

Робер Морган шел вдоль пенящейся кромки берега легким ровным шагом. Самые высокие дюны обходил, на низкие взбирался, держа направление на юг. Чтобы успокоить своих спутников, ему пришлось приукрасить истинное положение вещей. Но сам он не обманывался. Предстоит отмерить пешком, как минимум, сто шестьдесят километров, прежде чем он доберется до зоны французского влияния.

Сто шестьдесят километров — это три дня трудной дороги, при условии, что каждый день он будет идти по десять часов со скоростью шесть километров в час.

Робер решил, что свои десять часов он отшагает и в первый день. Отправившись около трех часов пополудни, будет идти без остановки до часу ночи, а на рассвете двинется дальше. Это позволит ему выиграть целые сутки.

Солнце садилось за горизонт. Было еще совсем светло, но с моря веяло свежестью. Это подбадривало путника, уже пятый час упорно шагавшего вперед. Меньше чем через час наступит ночь, идти станет еще легче. Песок плотный, упругий, ноги отталкиваются от него легко и мягко.

А вокруг пустыня, навевающая острое чувство одиночества. Безграничные просторы среди дюн казались совершенно безжизненными: ни птицы, ни зверя, никого. Лишь кое-где редкие рощицы карликовых пальм указывали на скрытую глубоко под землей жизнь.