Невеста с миллионами - Адольф Мютцельбург

Пятеро злоумышленников набрались так основательно, что всю ночь караулить Ричарда никому не захотелось. Вечером его связали по рукам и ногам. Когда техасцы заснули, он попытался зубами развязать узлы. Из этого ничего не вышло. Он прекратил бесплодные попытки, надеясь в ближайшее время найти другую возможность для побега.

На следующее утро капитан (иначе его никто не называл) вручил Ричарду стопку газет, оказавшихся в хижине. Газеты были большей частью старыми, и Ричард давно прочитал их, еще в Техасе. Однако в пачке обнаружилось несколько нью-йоркских листков, которые в Толедо ему не попадались, и среди них те, что посвящали свои страницы в основном городским новостям. В одной из них ему бросилось в глаза имя, при виде которого кровь прилила к его лицу. Он прочитал следующее:

«Бал, устроенный мистером N. накануне великого поста, явился достойным завершением масленицы. Если бы не ежедневные военные сводки в газетах, мы никогда бы не поверили, что пребываем в состоянии войны, от исхода которой зависит судьба Союза. Блеск и великолепие, царившие на этом празднике, но прежде всего радостное, приподнятое настроение были способны убедить любого, что мы наслаждаемся миром и переживаем период наивысшего экономического расцвета. Среди дам, почтивших своим присутствием этот праздник, упомянем в первую очередь мисс Элизу Бюхтинг, дочь известного патриота Бюхтинга, который в очередной раз предоставил в распоряжение правительства миллион долларов на военные цели. Было бы нескромно описывать очарование этой юной дамы. Удовлетворимся упоминанием о том, что ей, несмотря на простоту и скромность, единодушно была присуждена пальма первенства, которую она заслужила тем более, что, кажется, совсем не сознает своего превосходства. Наши молодые франты уже успели окрестить ее неким именем, которое, впрочем, подходит ей только с одной стороны: они называют ее не иначе как «невеста с миллионами». Впрочем, можно не сомневаться, что среди них не найдется ни одного, кто не считал бы себя счастливее, получив эту невесту без миллионов, нежели миллионы без невесты. Капитану Петтоу из числа нью-йоркских ополченцев выпало счастье танцевать с ней котильон».

Ричард долго не выпускал газету из рук, и, похоже, читал. Между тем его мысли были уже очень далеко. В каком странном положении он оказался! Он, кого, как подсказывало ему сердце, Элиза любит, находится здесь, вдали от нее, и томится в неволе; возможно, она все еще считает его погибшим — а убийца ведет ее танцевать, может быть, даже входит в число ее поклонников! Не исключено, что она отдает ему предпочтение. Ведь в словах «танцевать с ней котильон» содержится довольно прозрачный намек на доверительные отношения. Неужели Элизе не сказали, что он, Ричард, еще жив? Неужели она не знала этого от своих родителей, от мистера Эверетта? Дон Лотарио, прося Ричарда предоставить ему целиком и полностью уладить это дело, высказывал твердую уверенность, что Дантес сделает все необходимое, чтобы разоблачить преступника и оповестить друзей юноши. А если этого не произошло? Если мисс Элиза испытывает привязанность к привлекательному краснобаю Ральфу Петтоу и готова отдать ему руку и сердце, уверовав, что Ричарда нет в живых? Ему сделалось жутко при одной только мысли, что Элиза может стать женой убийцы — она, это невинное дитя, это ангельское создание! Но если это все-таки свершилось? Если она нашла свое счастье в Ральфе? Вправе ли он в таком случае вообще показываться ей на глаза? Вправе ли обвинять ее будущего мужа в покушении на убийство?

Целый водопад печальных мыслей обрушился на молодого человека. Правда, ему не хотелось верить, что Элиза способна полюбить коварного негодяя. Но ведь она не знала того, что знал Ричард; она видела в капитане Петтоу человека чести, лучшего друга Ричарда. Разве не естественно, что Ральф унаследовал от Ричарда благосклонность Элизы? Что она пыталась почтить память умершего, отдав руку и сердце самому близкому его другу, почти брату?

Ричарду стало невыносимо оставаться в бездействии. Ему хотелось вскочить на ноги, бежать, презирая пули врагов, полететь через сотни миль к Элизе, чтобы крикнуть ей: «Это я! Я еще жив!» От бессилия он готов был проклинать свою судьбу. Но через некоторое время к нему вернулось благоразумие. Он вдруг вспомнил, как дон Лотарио давал понять, что нужно вселить в Ральфа уверенность в полной безопасности, заставить его поверить в смерть Ричарда. Это должно было избавить юношу от дальнейшего преследования со стороны капитана Петтоу. Вполне возможно, что и Элизе ничего не сказали о его спасении. Правда, это было бы жестоко, подумал Ричард. Но не мог не сознаться самому себе, что никаких явных отношений между ним и мисс Элизой не было. Так зачем же сообщать именно ей то, что скрывают от всех остальных? Короче говоря, он выискивал любые причины, чтобы успокоиться, но, по правде сказать, и сам в них не верил. И всегда неизменно возвращался к одной и той же, наиболее вероятной: до сих пор не представилось возможности известить мистера Эверетта и родителей Элизы о его спасении, а Ральфу с помощью всяческих уловок, на которые он был мастер, удалось завоевать если и не любовь, то, во всяком случае, расположение Элизы.

Молодой человек сидел, погрузившись в свои невеселые думы. Завтрак, который поставили перед ним техасцы, остался нетронутым. Неожиданно капитан, пыхтевший на другом конце стола над какой-то писаниной, обратился к нему:

— Послушай, дружок, тебе, верно, сподручнее водить пером по бумаге?

Ричард не сразу понял, ибо словно очнулся от глубокого сна. Но когда капитан повторил свой вопрос и попросил написать ему письмо, юноша охотно согласился. Таким способом он рассчитывал узнать некоторые подробности о личности и связях человека, который держал его в неволе. Ведь все, что касалось капитана, было покрыто мраком неизвестности.

— Тогда пиши, — сказал капитан, пододвигая молодому человеку перо и бумагу.

И он продиктовал Ричарду, удивление которого возрастало с каждой минутой, письмо следующего содержания:

«Дорогой Ральф! С тех пор как мы виделись в последний раз, сам знаешь где, мне не особенно везло и до смерти надоела эта проклятая кочевая жизнь! Виргиния есть Виргиния, и ни один стоящий парень нигде не будет чувствовать себя так вольготно, как в этом благословенном краю, который янки хотели бы превратить в большую барахолку. Надо думать, армия южан движется сейчас на Вашингтон и Нью-Йорк, и скоро можно будет снова увидеться там. Если все уляжется, мне тоже не составит труда опровергнуть гнусный поклеп, из-за которого мне пришлось оставить свою должность в ополчении и некоторое время болтаться черт знает где, ожидая, пока не утихнут зависть и ненависть. Тебе мое бегство из Виргинии оказалось как раз на руку, потому что я смог отправиться туда, где обретался тот, кто занимал твои мысли — и было отчего — и кого я, как ты, верно, видишь по почерку, упросил лично написать это письмо. В результате ты получаешь полную уверенность, которая, думаю, для тебя очень приятна, что интересующий тебя мистер Ричард целиком находится в моей власти. Но, прежде чем писать об этом дальше, хочу сказать, какую убогую жизнь мы здесь ведем. Одно время у нас были стычки с войсками янки. Но ничего путного из этого не вышло: нас было маловато, и пришлось смываться. Я сохранил свою стоянку в бэйю Фаруш. Для аллигаторов и гремучих змей это местечко, может, хоть куда, но для старого ополченца и того, кто привык столоваться у миссис Браун, хуже не сыскать, хотя с другой стороны — лучше не найти. Как только нам придет в голову пощипать этих проклятых янки, мы сперва собираемся именно там, а уж оттуда хоть в Арканзас, хоть еще куда… Не отказаться от своей должности я не мог — они здесь что-то пронюхали о поклепе, который возвели на меня в Виргинии, и теперь, чтобы восстановить былую репутацию, приходится держать ухо востро. Ну да вся эта история мне нипочем. Уверен, что выйду сухим из воды. Только ради тебя, дорогой Ральф, я недель на пять оставил свою должность — знал, что ничего не случится. Чтобы понять, что к чему, я первым делом послал в Толедо одного толкового парня по фамилии Йеррес, а сам с тремя надежными людьми отправился следом. Этот Йеррес успел освоиться в колонии: они там живут словно невинные голубки, и, верно, наш хитрец чувствовал себя лисицей, забравшейся на птичий двор. Короче говоря, и твой дружок Ричард оказался в Толедо. Там меня поджидала еще одна удача. Я встретил старика, который прежде немало мне насолил. На этот раз моя пуля достала его. Йеррес потом рассказывал, что рана свела беднягу в могилу. Однако к делу! Нам пришлось быть чертовски осторожными — Йеррес предупредил нас, что колонисты начеку и, попадись мы им в руки, шутить не станут. Их взбудоражило уже нападение на старика. К счастью, один из моих людей знал неприметную пещеру на краю Толедо, и в этой отвратительной дыре мы долго скрывались вместе с лошадьми. Можешь себе представить, что́ мне пришлось вытерпеть по твоей милости! В конце концов мы улучили момент, чтобы сцапать твоего дружка. Вот как было дело. Мы знали, что вся восточная часть Толедо неусыпно охраняется колонистами. Они считали, что мы скрываемся там, и не ошиблись. Каждый день мы пробирались, осторожно обходя их, с восточной стороны на западную и там сидели в засаде. Мы обнаружили, что мистер Ричард имеет привычку раз или два раза в день в одиночку или с приятелями купаться в реке. Тут мы и подстерегли голубчика. Представь себе, с каким удовольствием мы выудили парня из воды, а парень и правда что надо! Жалко, что не… впрочем, я и забыл, что он собственноручно выводит эти строчки, поэтому не стану его больше хвалить. Чего доброго, еще нос задерет! А теперь о самом главном! Я дал тебе слово убрать его, как только подвернется удобный случай. Откровенно говоря, потом я пожалел о своем обещании. Ты спросишь почему? Да очень просто! Ты посулил мне хороший куш, и я ни минуты не сомневаюсь, что ты не надул бы меня. Но все мы под Богом ходим, и ты в том числе. Не ровен час, сыграешь в ящик, а отправить такого чудесного парня, как Ричард, на тот свет за здорово живешь мне, уж извини, совесть не позволяет. Сам подумай, сколько он дал бы мне, позволь я ему бежать! У него, верно, руки чешутся встретиться с тобой с глазу на глаз! Короче говоря, к чему я клоню? Ты станешь богачом, да ты и сейчас при деньгах, женишься на «невесте с миллионами», заживешь в счастье и покое, а мне придется всю жизнь считать каждый цент. А ведь что тебе стоит заполучить для меня и моих товарищей, которые, разумеется, тоже спят и видят, чтобы им хорошо заплатили, какую-то сотню тысяч долларов?! Только бери бумажками! Эти банкноты проклятых янки у нас по-прежнему в цене, и где-нибудь в Матаморосе или Гаване я легко обменяю их на звонкую монету. Пошли хорошо запечатанный пакетик с надписью «Личные документы» на имя мистера Элеазара Гешера, Провиденс, штат Луизиана. А удобный момент ты выберешь лучше меня! Только предупреждаю: чтобы была вся сумма, и ни цензом меньше! Иначе я палец о палец не ударю. Как только эти сто тысяч долларов будут у меня в руках, ни одна живая душа, которая носит инициалы Р. Э., никогда уж не станет докучать тебе…»