Хождение в Кадис - Яков Шехтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мучила? – вопросительно поднял брови Сантьяго.
– Еще как! Покоя от нее никакого не было. Она и лягушкой делалась, и мышом, и крысой, и кошкой. Приходила к моему дому и мяукала под окнами. Заядлая, приставучая, сколько слез я из-за нее пролила!
Сантьяго оторопело посмотрел на Росенду.
– Ты не путаешь? Как человек может в мышь превращаться?
– Человек не может, а колдун – запросто. И не только в животных, в насекомых тоже. Я к падре за советом пошла, был в деревне храм небольшой, и падре немолодой уже, но очень бодрый, резвенький такой падре, шустрый… В общем, положил он мне молитвы разные читать в строгом порядке. Уверил – как рукой снимет. Ну, что падре велел, я то и делала. Только без толку.
И вот ведь напасть какая началась: лишь я за молитвы, как они мне мешать принимаются – и пчелы летят, и мухи черные какие-то, и птицы в окно стучать начинают. Стоит мне четки взять – они тут как тут! Ведьма эта проклятая насекомых и птиц на меня напускала.
– Росенда, да почему ты думаешь, будто ведьма их посылала? Может, у тебя в доме мед где пролился или что другое?
Если бы не рассказы Пепиты и Марии-Хуаны, он бы решил, что Росенда сумасшедшая. Но сестры Сидония все его детство без конца рассказывали похожие истории, и Сантьяго привык к ним. Разница заключалась лишь в том, что у сестер речь всегда шла про незнакомого человека, Росенда же рассказывала про себя, и вот это было удивительным.
«Кроме того, – думал Сантьяго, разглядывая миленькое личико ведьмы, – если падре Бартоломео свято верил, будто человек с отрубленной головой в состоянии пройти своими собственными ногами из часовни в подвал, а потом бесследно исчезнуть, живым войдя во врата рая, почему деревенская колдунья не может наслать за свою противницу мух или пчел?»
– Да что же я, не знала, что она колдунья?! – вскричала Росенда. – Всякое до того происходило, я и думать не думала, не предполагала, а сердце уже знало.
– Ну, так ты точно ведьма, – усмехнулся Сантьяго.
– Кто же отрицает? – подхватила Росенда. – Знаю, место мое на костре, раньше или позже там окажусь. Вот если тебя сейчас вылечу, пламя хоть ненадолго, да отведу.
Они снова улыбнулись друг другу, и была в этой одновременной улыбке доселе не испытанная Сантьяго близость. Особая, долгожданная, трепетная близость с женщиной, от которой захолонуло сердце и горячий комок подкатил к горлу.
Сантьяго пожал плечами.
– Не знаю, что тебе сказать, Росенда. Может, просто случайно совпало.
– Случайно! – фыркнула она. – Вечерами, бывало, пройдет такая колдуняка мимо моего дома, а у меня сразу в ушах шум, будто утка ухает – у-у-у! А Долорес так та просто перед моим крыльцом в лягушку обращалась, прямо на глазах моих, запугать, видно, решила. Когда я садилась вечером у окна отдохнуть, она сразу и заявлялась. Вот представь, я одна, в доме пусто, день на исходе, перебираю четки, о святом думаю или просто о прошедшем, чего успела, чего не успела. И тут колдуняка эта, зыркнет, убедится, что вижу, а потом на меня точно затмение какое находит, все меркнет, и шум в ушах, будто кто молотом по наковальне поддает – бум-бум-бум. А как отпустит – Царица Небесная, – вместо колдуняки лягушка зеленая сидит перед крыльцом и глаза свои бесстыжие на меня пялит.
– Ты засыпала, наверное, Росенда, во сне и виделось всякое.
– Да уж, во сне! Я такого страху в той деревне натерпелась, до конца дней не забуду. Падре из другой деревни пригласила, дом освятить, чтобы отвадить от себя эту нечисть. Нашему, после того как он руки распустил, уже не верила.
Пришел он, кресты на стенах нарисовал, попел молитвы, свечи зажег. И легче на какое-то время стало.
– Не сдавайся ни за что, – падре наказал, – не иди к ним, за это душе вечно в огне адском гореть.
Требовал имена назвать, кто приглашал, да я не раскрыла, не хотела, чтоб из-за меня человека на костер потащили.
И предупредил он:
– Два дня ни у кого ничего не бери и сама никому не давай.
А я до той поры жила открыто, к соседкам без стеснения забегала, если что в доме кончилось, и они ко мне хаживали. Долорес особенно частым гостем была, то у нее соль вышла, то хлеб подсох, то нож поломался – в день сто причин. Я все давала, никому не отказывала, а уж ей-то тем более. Если добрая католичка просит, как не дать? Вот же дура наивная!
Росенда с раздражением хлопнула себя по щеке, и та немедленно раскраснелась. Сантьяго нежно провел по ней указательным пальцем. Кожа была упругой и гладкой, женщина не отпрянула, а лишь ласково улыбнулась и, накрыв своей ладонью пальцы Сантьяго, чуть сжала в знак благодарности. От этого знака внимания сердце Сантьяго неистово заколотилось.
– Не успел падре порог переступить, – продолжила Росенда, – как эта тут как тут и голоском таким елейным через дверь говорит:
– Открой, соседушка, это я, Долорес. Принесла свежие фланы, полакомься печеньем.
Я дверь не отпираю, говорю ей:
– Спасибо, дорогая, у меня изжога, сладкого в рот не беру.
Ушла змеюка, но что ты думаешь, Сантьяго, не успела я воду вскипятить, снова стук в дверь.
– Это я – Долорес. Вот свежий козий сыр, только что пастух принес. Покушай, Росендушка, от изжоги помогает!
Вот тогда я сообразила, кого падре имел в виду. Ей во что бы то ни стало требовалось ко мне в дом колдовство внести, чтобы освящение отменить. И тут у меня в голове точно фонарик зажегся, вспомнила я всю историю наших с ней отношений и поняла, кто на меня порчу насылал.
Росенда заглянула Сантьяго в глаза, и он увидел то, в чем невозможно ошибиться. Ноги его внезапно ослабели: если бы он стоял, то, скорее всего, свалился бы на землю. Росенда, хорошо понимая, что творится в душе юноши, с трудом сдержала лукавую улыбку и продолжила рассказ.
– Нет, – через дверь ей отвечаю, – сегодня я пощусь. Ничего не нужно.
– Так завтра отведаешь, – продолжает она тем же елейным голоском. Благостная, точно святая на исповеди. Дрянь, колдуняка, ведьма!
Я
