Мост - Ася Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я плачу, потому что капитан Текк прав и так нельзя. На следующий день, когда я выхожу на свою обычную прогулку, оказывается, что мне запрещен проход в офицерские этажи, а моей каютой переназначена комната в секторе внешних техников.
Всего четыре дня спустя дождь перестал. Два дня я таскалась по порту за Финдлейсоном, размахивавшим списком длиной с себя, который ему оставил Битти, и мешавшим людям жить. Нужно было грузить в вагоны большие бруски со смешным названием «сони», грузить рельсы, грузить и отправлять вверх по долине корм для лошадей, какие-то детали для всего, какие-то инструменты, разборные домики для верхнего депо и черта в ступе. Примерно каждый третий отгрузчик пытался Финдлейсона обмануть, что даже в первый раз и получилось (так я узнала, что Финдлейсон не держит в уме таблицу, пришлось сесть и рисовать палкой на песке прямо за какими-то руинами, благо руин в этом городишке хватало). Второй раз я не стала ждать, пока Финдлейсон среагирует на очевидное фуфло сам, взвыла сиреной, Финдлейсон подхватил, и «сонь» из стопок по четыре быстро перевязали в стопки по шесть, как и значилось в накладной. Зачем подворовывать здоровенные деревянные бруски? Дров по городу валяется выше крыши?
Битти вернулся на третий день, похвалил Финдлейсона и велел ему идти за дальнейшими распоряжениями к Кемпбеллу, а меня и Аткинса отправил сопровождать малахольного светописца с его вагоном снаряжения на перевал, чтобы тот наделал там пейзажных картин. Так светописец был человек не злой, но несколько дней назад ему угробили всю предыдущую работу несколько Биттиных подчиненных, которые пришли заказать себе портретов. Они долго стучались в дверь, а когда светописец велел им убираться к черту, сломали запор и вошли. Проблема была в том, что обработка светописных картин требовала полной темноты, и, поскольку вместе со строителями вошло довольно много света, почти все пластинки с предыдущими изображениями полетели на выброс.
Я так и не могу взять в толк эту светопись. Все, что я видела здесь раньше, указывало на низкую магичность, да и описание лоции твердо относило ее к низкомагичным, но то, как в почти полной темноте при красно-коричневом тусклом фонарике на стеклянных пластинках Фентона проступают фигуры людей, холмов и зданий – это же не может быть технологией? Или может? Вернусь, спрошу у Братьев, они должны знать. Фентон все еще взрыкивает при виде формы строителей, но ехать на перевал ему нужно, а снаряжения у него много, так что постепенно он сменил гнев на милость. За два дня мы нашли ему подходящую платформу – его собственный экипаж пришлось снять с колес и переставить на доски, прибитые сверху на вагонное основание. А кто это будет делать? Не сам же Фентон и не мы с Аткинсом – прислали все тех же работяг Битти. Ехать по этой местности можно только и исключительно по Биттиным рельсам, все остальные дорожки и тропинки рано или поздно приводят к взрытой непролазной грязи. Даже солдаты, марширующие туда-сюда по долине, норовят забраться на насыпь и идти между рельсами – быстрее выходит. Вагоны тащат лошади, а вот наверх, на перевал, по словам Аткинса, груз затаскивает паровая машина, и вокруг нее-то и уехал колготиться сам Битти.
Я сижу на крыше фентоновского домика. Мимо проезжают дома, палатки, руины, деревянные пирамиды сигнальных башен, какие-то турки на верблюдах и осликах, группы солдат, бредущие вдоль дороги попутно нам или навстречу, меня встряхивает на каждом стыке рельсов – ну, не сильно встряхивает, не сравнишь с тем, как ехать на лошади. Аткинс предпочитает передвигаться верхом и уже ускакал куда-то вперед.
Справа – холмы. Слева – холмы. С одной стороны, меня волнует, что я уезжаю от бухты и стоящих в ней кораблей, но с другой – мы с Финдлейсоном обегали эту бухту всю, даже с западной стороны, где для Битти начали выравнивать на склоне место для дополнительной ветки рельсов. Сейчас с той пристани до железной дороги всё таскают на горбу солдатики, в лучшем случае возят турки на своих телегах. Я спросила у Финдлейсона, что такое волы, Финдлейсон пошел бурыми пятнами. Оказалось, что турки кастрируют не только мальчишек, но и домашних животных, примерно с той же целью. Но ему стоило большого труда мне это объяснить, и главное, я никак не могла взять в толк, что его так смущает, пока наконец не сообразила, что таким образом он пытается меня не обидеть. Неловко вышло, да.
Но нет, никого из Братьев в бухте мне не попалось. Понятно, что очень многое зависит от характера – если бы здесь был Ззу, он, скорее всего, уже стал бы правой рукой самого Битти, ну или по крайней мере о нем знала бы вся бухта. А вот Рри или Лмм вполне могут тихо сидеть на баке какого-нибудь из кораблей и с благожелательным видом поплевывать в воду, пока я тут прыгаю по берегу. Ну ничего, обследую пока тот конец путей, благо это не так и далеко. По словам Аткинса, рельсы идут полторы мили до большого холма, на котором когда-то была какая-то деревушка, а сейчас Битти поставил там большой склад для всего, что надо везти на войну. Потом рельсы ведут к перевалу, и наверх груз ползет на веревках – лошади там не справляются. После перевала рельсы только строятся – туда сейчас и уехал Битти, а дальше по плоскогорью идет все та же разбитая дорога, по которой постоянно слоняются туда-сюда солдаты, потому что даже рационы им возят через пень-колоду на все тех же турецких телегах. Раньше, сказал Аткинс, солдаты топали от боевых позиций до самой Балаклавы, чтобы просто набрать жратвы на свое подразделение. Теперь, слава железной дороге, им приходится переться только от боевых позиций через все плоскогорье и вниз по склону, а тут уже и склад.
Я вот думаю, что на войне искать Лмма совершенно бессмысленно. Вот случись тут Ры – тот да, тот бы обязательно был там, где грохочет всего громче, но его искать мне и не нужно, он-то дома. Соо не отошел бы от соленой воды дальше, чем нужно, чтобы набрать пресной. Ан сидел бы где-нибудь на верхней точке самого высокого склада и сортировал бы артикулы, а вокруг него бы бегали пятьдесят помощников. Нет. Зачем я тогда еду на этот перевал? Осмотреться. Принюхаться. Не знаю.
На холм лошади тянут с трудом, я даже начинаю думать, не слезть ли и не пойти
