Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

— Пошел вон, — велела вампирша.

Коп стоял, будто застыл. Крест у него был засунут под галстук. Он был с крестом, как положено, и толку ему в этом было чуть.

Я попятилась от них обоих. Если она отвлечется от копа, я хотела бы быть в этот момент вооружена. Я медленно опустила руки, глядя на полицейского. Если она снимет с него контроль, и он не обнаружит меня там, где мне положено быть, он может меня застрелить. Вряд ли, но может. А если он второй раз увидит у меня в руке пистолет — почти наверняка.

— Ты вряд ли снимешь с него крест, чтобы я могла ему приказывать?

Я глянула на вампиршу. Она посмотрела на меня. Коп зашевелился, как спящий, борясь с кошмаром. Она снова перевела глаза на него, и шевеление затихло.

— Вряд ли, — согласилась я, опускаясь на колени и не сводя глаз с них обоих. Я нашла браунинг и охватила пальцами его рукоятку. Пальцы застыли от холода. Сейчас я не знала, насколько быстро я могла бы его выхватить. Может быть, стоит все же завести перчатки. Хотя бы такие, без пальцев.

Не выпуская браунинг, я сунула руку в карман. Там она скоро согреется, а при необходимости можно стрелять и сквозь пальто.

— Не будь на нем креста, я бы его заставила убраться. Почему я не могу тобой управлять?

— Чистое везение, как я думаю.

Она снова глянула на меня, и коп опять зашевелился. Ей приходилось говорить со мной, а смотреть на него. Интересно, сколько для этого нужно сосредоточенности? Да, она сильна, но у ее силы есть границы.

— Ты — Истребительница, — сказала она.

— И что из этого?

— Я в рассказы о тебе не верила. Теперь верю — в некоторые.

— Рада за тебя. Так чего ты от меня хочешь?

Напомаженный рот изогнулся в полуулыбке.

— Хочу, чтобы ты оставила в покое Жан-Клода.

Я моргнула, не уверенная, что расслышала.

— В каком смысле — оставила в покое?

— Не встречайся с ним. Не заигрывай. Не разговаривай с ним. Оставь его в покое.

— Рада бы, — ответила я.

Она удивленно обернулась ко мне. Не часто удается поразить двухсотлетнего вампа. Лицо у нее стало почти человеческим — с широко раскрытыми глазами и отвисшей в удивлении челюстью.

Коп фыркнул и огляделся.

— Какого черта? — недоуменно спросил он. Мы обе были больше всего похожи на двух женщин, выбравшихся в город с удовольствием провести вечер. Коп посмотрел на свой пистолет, как баран на новые ворота. Зачем он вытаскивал оружие, он понятия не имел. Он сунул пистолет в кобуру, пробормотал какие-то извинения и отступил. Вампирша не стала его удерживать.

— Ты бы хотела оставить Жан-Клода в покое, так? — спросила она.

— Еще бы.

Она покачала головой:

— Я тебе не верю.

— Послушай, мне плевать, веришь ты или не веришь. Если ты неравнодушна к Жан-Клоду, флаг тебе в руки. Я пытаюсь от него отделаться уже много лет.

Снова упрямый взмах головы, от которого желтые волосы разлетелись вокруг лица. Очень по-девичьи. Это выглядело бы даже мило, не будь она трупом.

— Ты лжешь. Ты желаешь его. Любая желала бы.

С этим спорить не приходилось.

— Слушай, имя у тебя есть?

— Я Гретхен.

— Так вот что, Гретхен, я тебе желаю насладиться Мастером. Если я смогу чем-нибудь помочь тебе запустить в него клыки, дай мне знать. Я была бы рада найти ему симпатичную вампиршу, чтобы он успокоился.

— Ты смеешься?

Я пожала плечами:

— Самую малость. Ничего личного, это просто привычка. А говорила я всерьез. Жан-Клод мне не нужен.

— Разве он не красив, по-твоему? — От изумления голос ее сделался тише.

— Красив, но тигры тоже красивы. Однако с тигром я бы спать не хотела.

— Ни одна смертная не могла бы перед ним устоять.

— Одна может, — ответила я.

— Держись от него подальше, или я тебя убью.

Эта Гретхен меня не слышала. То есть слова она слышала, а смысл до нее не доходил. Очень похоже на Жан-Клода.

— Слушай, это он меня преследует. Я буду держаться от него подальше, если он мне даст такую возможность. Но угрожать мне не надо.

— Он мой, Анита Блейк! Пойдешь против меня — погибнешь.

Теперь была моя очередь качать головой. Может быть, она не знает, что я наставила на нее пистолет. Может быть, не знает, что в пистолете пули с серебряной оболочкой. А может, она просто прожила два столетия и стала слишком самоуверенной. Да, скорее всего именно так.

— Слушай, у меня сейчас нет времени. Жан-Клод — твой, ну и отлично. Я в восторге. Держи его от меня подальше, и я буду счастливейшей женщиной среди живых и мертвых.

Поворачиваться к ней спиной мне не хотелось, но надо было идти. Если она не собирается нападать здесь и сейчас, то меня ждет Дольф на месте преступления. Пора идти.

— Гретхен, о чем это вы тут беседуете с Анитой?

Это к нам подкрался Жан-Клод. Одет он был — я не шучу! — в черный плащ. Викторианского стиля плащ, с воротником. И цилиндр с шелковой лентой для полноты картины.

Гретхен на него… воззрилась? Другого слова я не подберу. В этом взгляде было такое неприкрытое обожание, такое жалкое и такое человеческое.

— Я хотела видеть мою соперницу.

Я ей не соперница, но вряд ли она в это поверит.

— Я тебе велел ждать снаружи, чтобы ты с ней не встретилась. Ты это знала. — Последние три слова он произнес тяжело, с расстановкой, и они придавили Гретхен, как камни.

Она сжалась:

— Я ничего плохого не хотела ей сделать.

Это была почти ложь, но я ничего не сказала. Можно было бы ему сказать, что Гретхен мне угрожала, но это было как наябедничать. Ей и так многого стоило поймать меня одну. Предупредить меня. Ее любовь к нему была такой откровенной, и я не могла просить его помощи против нее. Глупо, но правда. К тому же я не хотела быть в долгу у Жан-Клода.

— Я вас оставлю, голубки.

— Что она наврала вам о нас? — Его слова прожгли воздух. Я чувствовала, что сама задыхаюсь его гневом. Ну и ну.

Гретхен упала на колени, воздев руки — не чтобы отвести удар, а умоляя, тянясь к нему.

— Прошу тебя, Жан-Клод, я только хотела на нее посмотреть! Увидеть смертную, которая крадет тебя у меня!

Я не хотела этого видеть, но зрелище было — как столкновение машин. Я не могла заставить себя уйти.

— Она ничего не крадет. Я тебя никогда не любил.

Неприкрытая боль поразила ее лицо, и даже под слоем грима оно стало совсем не человеческим. Оно утончилось, кости выступили резче, будто кожа села.

Он схватил ее за руку и грубо поднял на ноги. Пальцы в белых перчатках впились в ее руку выше локтя. Будь она человеком, остались бы синяки.

— Держи себя в руках, женщина! Ты забываешься.