Золотой треугольник - Богуслав Шнайдер

«Перед нами, — писала французская газета “Фигаро”, — молодые парни и девушки, которые способны к хроническому озлоблению и перманентному бунту. Они не только чувствуют презрение и отвращение к современному обществу и его институтам, но и отвергают ограниченный, замкнутый, обюрократившийся, подчиненный власти денег буржуазный порядок, выражая свое неприятие такого мироустройства нигилизмом и яростным протестом».

Сходным образом суммирует свои наблюдения западногерманский журнал «Штерн»: наркотики — «это средство, к которому многие молодые люди обращаются в силу убеждения, что не могут жить в мире, к коему принадлежат; они поразительно рано понимают, что современное общество бедно положительными идеалами, но богато пушками, что оно неискренне и бесчестно».

Весьма скептически настроена и полиция. «Мы можем арестовывать контрабандистов, изымать наркотики, но этого мало. Проблема героина свидетельствует о бессилии общества, — заявил высокий чиновник Интерпола в беседе с репортерами журнала “Ньюсуик”. И добавил:

— Улучшение работы полиции ни к чему не приведет без самых решительных мер в области социальной, в профилактике. Мы оказались в ситуации, когда полиция превратилась в мусорщика современного общества».

Нетрудно подыскать десятки подобных цитат в медицинских или социологических исследованиях о наркотиках (а количество их прямо пропорционально росту массовой наркомании). Наркоманы в Западной Европе и в крупных американских городах на вопрос, что привело их к наркотикам, отвечают равнодушно или патетически: «Пытаюсь пробиться через окружающее свинство…», «Пользуюсь наркотиками, потому что мне скучно…», «Я уже сыт всем по горло…», «А что мне еще делать?..»

Подобные ответы передают ощущения наркоманов в ряде промышленно развитых стран, причем только в части их: наркомания в Азии или Латинской Америке имеет другие причины.

Причем большинство наркоманов отрицают собственную вину.

А ведь кое-кто из таких «бунтарей», берущихся за шприц, «чтобы выразить протест», между прочим, имеет возможность вступить в какую-либо политическую партию, может уехать в страну с иной социальной системой, может по примеру Альберта Швейцера отправиться в Ботсвану или Камерун и помогать там больным и страждущим.

Любое положительное деяние лучше той готовности, с какой молодой безумец хватает пистолет и выбегает на улицу, чтобы добыть денег на очередную дозу героина или ЛСД.

Бесспорно, токсикомания на Западе связана с кризисом ценностей. Этой эпидемии способствовали развитие техники, вытеснившей из производства ремесленника, воздействие массовых средств информации, диктат моды, распад семейных уз, однообразие и безликость больших городов, а также разочарование во многих громких и пустых фразах, в фальшивых идеалах атомного века. У родителей нет времени ни на детей, ни на самих себя. В непрерывной гонке человек полагает, что живет лишь в те минуты, когда проводит время с пользой, что каждый миг бездеятельности укорачивает его дни, приближает к гибели, к смерти.

Следствием всего этого становится погоня за остротой ощущений, за материальными благами, путешествиями, развлечениями. Остановившись, человек испытывает чувство растерянности: полнота жизни отождествляется для него с переменами, спешкой, изобилием. События проносятся мимо, обтекают человека, который чувствует себя лишь наблюдателем, временным гостем в собственной жизни. Безучастность порождает монотонность, скуку… и коварное стремление заглушить пустоту все более сильными впечатлениями и раздражителями. Эта опасность не нова.

Перец, который во времена Генриха IV привозили с Островов пряностей, пользовался при дворе английского короля таким успехом, что слуги во время пиршеств предлагали его гостям в бомбоньерках. Гости с удовольствием грызли черные зернышки, удивлялись доселе неведомому вкусу и радовались новым ощущениям. Вместе с тем они поняли, сколь однообразна пища европейцев. Тогда они стали не только обращаться к кулинарным рецептам заморских кухонь, но и использовать острые пряности с далеких островов и континентов.

Подобная жажда новых ощущений проявилась и в других областях человеческой деятельности. На протяжении последних двух столетий европейская скульптура черпала вдохновение в африканской резьбе, а джаз впитал ритмы долины Миссисипи, восточная философия смягчила европейский рационализм. Опыт эскимосов помог в строительстве байдарок, модельеры используют в одежде перуанский орнамент. Но вот настало время, когда на карте мира больше нет белых пятен. Туристы, ищущие экзотики в глубине Новой Гвинеи, все чаще находят утрированную копию пороков собственной цивилизации.

Наркотики предлагают обманчивый легкий выход: возможность бежать в призрачное царство фантазии.

Я много путешествовал — по всем пяти частям света, — и всюду меня охватывали горестные чувства: везде я видел столько разбитых надежд! Ведь именно наркоманией кончали многие пророки и мятежники, а еще и идеалисты, впавшие в отчаяние от неспособности хоть как-то изменить мир. Среди наркоманов есть и слишком мягкие натуры, есть преступники, люди ищущие и поэты. Я наблюдал за падением этих бродяг из уважения не только к рассказам Джека Лондона, но и к своим товарищам, рядом с которыми сиживал у костра.

С юношеских лет бродил я, взвалив на спину заплечный мешок, вместе с подростками-сверстниками, и, хотя годы оставили на мне свой отпечаток, я и поныне с большим удовольствием сижу у костров, чем на собраниях. Благодаря юношескому опыту я привык считать всех бродяг своими друзьями — тех, кого знаю только по рассказам начала века, и тех, кто сейчас равнодушно проходит мимо меня, ибо я для них мещанин в городском костюме.

И именно по ним, моим товарищам и братьям по дорогам, нагляднее всего виден бег времени.

В начале XX века американские бродяги ездили в товарных вагонах. Сеть американских железных дорог, называемых просто «дорога» (The Road), безвозмездно перевозила тысячи авантюристов, для которых бродяжничество стало профессией, среди них и широкоплечего моряка Джека Лондона.

Поездка в товарном вагоне — рискованное приключение. Начинающий бродяга должен был на ходу вскочить в «товарняк», ускользнуть от внимания железнодорожников, пытавшихся сбросить «зайца» под откос; происходили погони, которые напоминали гротескные фильмы эпохи немого кино. Проигравшие кончали под насыпью, нередко с переломленной шеей или пробитым черепом.

Бродяги, эти новоявленные трубадуры американского фольклора, придумывали разные истории, чтобы получить у доверчивой старой дамы обед, и пилили дрова за ужин. Создавались причудливые, бессвязные песни без слов, рожденные чувством свободы, хорошим настроением, радостью от проносящегося мимо пейзажа. Из души рвалась поэзия. Так рождались песни железных дорог, которые в исполнении Джони Кеша или Вуди Гатри и поныне пробуждают во мне ностальгию.