Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша

— Не твое дело! Я благодарю и славлю небо, за то, что твои грехи наконец-то замечены. Тебе не на что надеяться! Можешь оскорблять меня как угодно, я расцениваю твой цирк, не иначе как мщение перед неизбежным финалом. Мне жаль тебя!

— Пожалей лучше себя, Рауль. Я-то в отличие от тебя доволен жизнью, и, не стенаю понапрасну о потерянной любви. Я с гордостью приму любую кару или решение Лиги, я выполню все ради будущего Розенкрейцеров. Но тебе не понять, ты слишком грешен.

— Я? — Рауль злился все сильнее и сильнее, — Игнасио, ты не заслуживаешь сутаны! Ты издевался над Альентесом! Страшно подумать через какие муки он прошел по твоей вине. Да тебя убить мало за то, что ты сотворил с его душой. А Пабло! Я никогда не прощу тебе его смерти! Никогда не забуду о той боли, что ты ему причинил!

— Пабло был слишком самолюбивым и не признавал авторитетов. Его сила нуждалась в хозяине, который покорил бы его неукротимую дьявольскую энергию. Ведь послушник должен быть послушным.

— Ты сломал его! Черт побери! Тьфу! Святые угодники!

— Видишь, скверна пропитала тебя, и вырывается вон, оседлав язык. Так и прет, — с наигранным укором произнес Игнасио, — Да, я сломал твоего ненаглядного Пабло. Он глупый гордец, так противился моему методу воспитания, так кричал проклятия в мой адрес, когда его насиловал нанятый мной бездомный. Для такого самовлюбленного человека самое страшное получать язвы на гордости. Хе-хе, я предоставил ему полный спектр подобных услуг.

— Мразь, — в ужасе прошептал Рауль. Внутри у него все бурлило, и он уже не сдерживался.

— Я думаю, Пабло не вынес позора. Неужели не понятно, Рауль, что ты ему нужен был лишь, как отыгрыш за оскорбление, нанесенное самолюбию. Он использовал тебя для самоутверждения.

— Он любил меня! Любил! Ты ничего не понимаешь, больной извращенец!!! — взбунтовался Рауль и кинулся с кулаками на Игнасио.

Но сделать ничего не успел, его враг среагировал раньше. Он нанес сокрушительный удар коленом в живот молодого наставника. Боль согнула Рауля пополам, и он упал на колени, держась руками на ушиб.

— Истеричка, — торжествующе изрек Игнасио, — Я позволил тебе хлестать меня по щекам только потому, что мне было приятно наблюдать за твоим исступлением. Неужели ты подумал, что я разрешу тебе снова прикоснуться к себе?!

Рауль сплюнул горькую слюну и откашлялся.

— Импотент! Ты мстишь людям за свою ущербность, — сдавленным голосом проговорил молодой наставник.

Игнасио залился хохотом.

— Да, я импотент, и тебе не обидеть меня напоминанием об этом, — он взял Рауля за волосы и запрокинул его голову назад, чтобы посмотреть в глаза противнику.

Рауль вздрогнул. В черных глазах врага ничего не было кроме всепожирающей и поглощающей пустоты. Монах понял, что имеет дело с существом, лишенным сердца, а, значит, все попытки воззвать к человечности или адекватности, были бесполезны. Рауль заведомо проиграл, вступив на хлипкий мост словесного поединка в рамках общепринятых норм и ценностей. Игнасио жил в другом мире, мире, где он прав и где властвуют совершенно иные боги.

Брат Игнасио удостоверился в произведенном на врага эффекте и продолжал:

— Да будет тебе известно, Рауль, я горжусь своим недугом. Небеса видят людей насквозь, и пока вы страдаете от смертного греха похоти, я лишен ее чар. Бог избавил меня от соблазнов, он дал понять, что мои деяния наполнены святым и благословенным смыслом. Поэтому не тебе, развратная гнида, состязаться с избранником небес.

— Много на себя берешь! — только и смог выдавить из себя поверженный Рауль.

Игнасио откинул противника.

— Наслаждайся, брат. Все еще думаешь, что победил меня? — проговорил он, с презрением наблюдая за попытками Рауля подняться.

Молодой наставник не ответил.

— Вот то-то и оно, — заключил Игнасио, наклоняя голову набок, — Ты слабак. Тебе не под силу переиграть меня, ни в политики, ни в божьем благословении, ни в бою. Ты ведь даже драться толком не умеешь, наставник. Поэтому и не начинай радоваться раньше времени, словно итог известен. Со мной еще не покончено.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рауль по-прежнему молчал.

Игнасио с полным пренебрежением хмыкнул и, переступив через противника, удалился восвояси.

— Бедные Альентес и Пабло, — прошептал Рауль, хватаясь за голову, когда его враг удалился, — Что же пришлось им пережить… Я не выстоял и пяти минут против губительной силы личности Игнасио… Диего… Не отступай! Не повторяй моих ошибок. Пабло! Прости меня… Прости! Я должен был тебя спасти!!!! Ну, почему ты умер, Пабло?!

Из глаз наставника хлынули слезы, и он зарыдал, не стесняясь монументальных сводов монастыря, отзывающихся всезнающим и вездесущим эхо.

ИЗ ОДНОГО РТА И ТЕПЛО, И ХОЛОДНО

— Как кофе? Вкусно? — Гленорван медленно помешивал свой фруктовый чай.

Он привел монаха в небольшую кофейню, уютную и пустую. Посетителей в ней было немного — только две влюбленные парочки и мужчина в аккуратных очках с черной дорогой оправой, печатающий что-то на ноутбуке.

— Угу, — Альентес облизнул губы, а потом принялся, как ему казалось, эротично полизывать трубочку.

— Эх, и в кого ты такой, Чио-чио? — скептически проговорил Джордж, оглядывая монаха ироничным взглядом голубых глаз, — Прекрати меня соблазнять, а то мужик в очках слюной захлебнется.

— А? — Альентес резко повернулся в сторону соседа. Мужчина быстро перевел взгляд.

— Понял?

— Кажется, — пожал плечами монах, — И чего они ко мне липнут?

— А ты веди себя нормально. Я же говорил, не предлагай себя мужчинам.

— Какое твое дело?

— Ну, я же твой хозяин, — Гленорван театрально поправил прическу, — Вот и слежу за тем, чтобы тело, принадлежащее мне, не испортилось. Я ж ответственный за сохранность частной собственности и отвечаю за нее головой.

— Понятно.

Альентес помрачнел и принялся за Латте, изредка поглядывая с опаской на мужчину за соседним столом.

— Расслабься, в обиду я тебя не дам. Ну, по крайней мере, извращенцев отгоню, — подмигнул Джордж.

— Почему?

— Я отвечу, только с одним условием.

— А?

— Убери свою ногу от моего колена, пожалуйста, — Гленорван ослепительно улыбнулся.

Альентес опустил глаза на салфетку. Она его, конечно, не привлекала, но зато спасала от необходимости смотреть в глаза американцу.

— Спасибо, но я не понимаю. С виду ты такой тихий, забитый, кроме того, не так давно тебя изрядно потрепали, я бы даже сказал, разорвали пополам, а ты ведь никак не угомонишься. Ты с какой целью меня так открыто и безвкусно совращаешь? У тебя, что раны заросли? Ты мне скажи, я тебе быстро работенку найду.

— Я… Ну, я не знаю, — парень нервно дернул плечом, — Просто странно. Мы спим в одной кровати, ты меня кормишь, позволяешь жить подле себя. Ты даже принял меня в подчинение. Почему ты тогда не берешь меня?

— А должен? — рассмеялся Джордж, — Я женщин люблю, а ты, прости, совершенно не похож на них. Альентес, видишь ли, заниматься сексом мужчине с мужчиной неестественно. Выкини этот бред из головы, прошу тебя!

— Я не могу, мое тело…

— Вот значит как, ты хочешь меня?

— Нет, нет, не знаю… Нет! Я люблю тебя… — Альентес покраснел.

— Неправда. Нет в тебе любви ко мне, — проговорил Джордж, откидываясь в кресле назад, — Альентес, ты хоть знаешь, что это такое? Что ты понимаешь под любовью?

— Я раб, ты мой владелиц. Мое сердце принадлежит тебе.

— Значит, любишь как пес своего хозяина?

— Наверное.

— Глупость какая, — улыбнулся Гленорван, — Я же говорю, не любовь твои чувства вовсе.

— Если хочешь, я больше не стану так говорить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сделай одолжение.

— Джордж… — неожиданно обратился Альентес к своему собеседнику.

Американец с интересом приподнял брови, выражая готовность слушать.

— Я знаю, что такое любовь.

— Ну, тебе повезло. Ты случайно не на Игнасио намекаешь?

— Нет, — парень криво усмехнулся, — Для него я являлся лишь вещью, которую не страшно потерять или сломать.