Песенный мастер - Орсон Кард

Его впустили вовнутрь.

Ррук

1

Анссет уже тридцать лет занимал должность императора, когда труды Эссте дошли до конца. Летом Эссте почувствовала, что конец приближается; ей надоело выполнять одну и ту же работу, освоенную ею до совершенства. Ее уже не интересовали никакие ученики. Среди учителей у нее не осталось уже приятелей, если не считать Онна. Все чаще она отдалялась от жизни в Певческом Доме, хотя все так же управляла его жизнью из Высокого Зала.

К осени Эссте начала тосковать по тому, что безвозвратно утратила. Она тосковала по своему детству. Тосковала по любовнику в хрустальном дворце. Тосковала по Анссету, красивому мальчику, которого она держала в объятиях и любила так, как не любила никого другого.

Только ничто уже не могло успокоить печали; в хрустальном дворце наверняка уже проживала иная любовь; Эссте-девочка умерла, сбросила молодую кожу, и теперь осталась лишь оболочка, женщина с жестким лицом, закутанная в темные одеяния; на а Анссет, император всего человечества, уже не был ребенком, и Эссте уже не могла заключить в объятиях.

Ооо, конечно же, она тешила себя мыслью про очередную поездку в Сасквеханну. Но перед тем отправилась туда, чтобы помочь империи в трудную минуту. Подобного путешествия исключительно ради собственного удовольствия она оправдать не могла, тем более, зная, что вовсе не успокоит своей истинной потребности.

Все песни когда-то должны кончиться, до того, как мы их узнаем, гласит максима. Того, что не имеет границ, нельзя признать целым. Потому Эссте решила провести окончательную границу в собственной жизни, чтобы все ее труды и все дни можно было охватить мыслью, понять и даже пропеть.

Стояла зима, и снег плотно сыпал за окнами Высокого Зала. Эссте не решала заранее, что она выберет именно этот день, среди всех прочих. Возможно, к принятию решения привела красота снега, быть может, сознание того, что в такой метели мороз быстро заберет ее. Она выслала с различными поручениями всех тех, кто бы мог обнаружить ее слишком быстро. Затем распахнула все ставни и впустила ветер вовнутрь, сняла одежду и легла на камнях посреди комнаты.

Ветер хлестал ее тело, засыпал хлопьями снега, которые таяли все медленнее и медленнее. Эссте укрылась за стеной Самообладания и размышляла. В своей жизни она спела все песни, но что она должна спеть в самом конце? Какую погребальную песнь должен услышать Высокий Зал?

Мысли занимали ее слишком долго, и, в конце концов, она не спела ничего, лежа на каменном полу. Под конец, Самообладание покинуло ее, как обычно и бывает в крайних случаях.

Но, неспешно вползая под одеяло, Эссте частью собственного сознания довольно отметила, что задание исполнила. Одеяла уже никак не помогут. Снег в высоком Зале лежал слоем в пару дюймов. Завтра сюда придет новый Песенный Мастер, и Певческий Дом узнает новые мелодии.

2

Онн был занят.

Работы было невпроворот, а те наиболее важные Глухие и Слепые были одновременно высланы с поручениями, что иногда случалось, но теперь вызвало серьезные неудобства.

— Иногда, — признал Онн молодому мастеру, — мне кажется, что я мог бы стать и Глухим, так мало времени провожу с музыкой.

Но это ему не мешало. Он был хорошим певцом, хорошим учителем, достойным всяческого уважения. Но, в отличие от многих мастеров и Печенных Мастеров, ответственных за надлежащее функционирование Певческого Дома, он был еще и хорошим администратором. Он улаживал дела. Помнил о мелочах. И потому, хотя большинство мастеров предпочло бы переложить практически все проблемы и решения на плечи Слепцов, Онн считал делом чести, чтобы как можно больше знать о деятельности Певческого Дома и изо всех сил помогать Эссте.

Что самон главное, делал он это очень изящно. Потому для всех заинтересованных было ясно, что именно Онн станет следующим Песенным Мастером в Высоком Зале, когда Эссте решит уйти. Сам он тоже пришел к подобному заключению, если бы только не был таким занятым.

Когда Песенный Мастер Высокого Зала не желал, чтобы ему мешали, он просто не отвечал на стук в двери. Таким был общепринятый обычай. Только Глухие и Слепцы, исполняющие свои обязанности, могли нарушить этот обычай, поскольку, в соответствии с этикетом Певческого Дома, они формально не существовали. Глухой, занятием которого была уборка помещений, просто заметал комнату, а человек, ищущий в этом помещении личного уединения, не обращал на него внимания — но вот если бы студент или учитель захотели войти без разрешения, это было бы признано проявлением неотесанности и грубости.

Такие обычаи царили в Певческом Доме. Но случилось так, что Онн должен был получить ответ от компьютера, что, в свою очередь, требовало совета с Эссте. Тогда дело казалось очень срочным, хотя через несколько часов Онн уже и не помнил, в чем там было дело.

Он отправился в Высокий Зал и постучал в дверь.

Ответа не было.

Если бы Онн руководствовался амбициями, а не пожертвованием, он принял бы во внимание возможность того, что Эссте не отвечает, поскольку решила бросить свою работу, он ушел бы на цепочках и стал бы терпеливо ждать. Но если бы Онн не был столь уверен в себе, он не осмелился бы открыть двери. Только мастер был именно таким, потому он открыл дверь и нашел труп Эссте — за холодевший под толстой снежной шубой.

Смерть Эссте его опечалила, и он долго сидел возле останков в вымороженном помещении (после того, как закрыл ставни и включил отопление), оплакивая утрату ее дружбы, поскольку очень ее любил.

Но Онн помнил и об ответственности. Это он обнаружил тело. Следовательно, ему предстояло оповестить того человека, который затем станет следующим Песенным Мастеров в Высоком Зале.

Но ведь это он сам был единственным логичным кандидатом на этот пост. Только сам себя именовать он не мог. Обычай запрещал подобное.

Какое-то время Онн боролся с искушением — в конце концов, он был всего лишь человеком — немедленно выйти, оставить все, как есть, и терпеливо ждать, когда какой-нибудь Глухой или Слепой найдет останки, что, впрочем, и соответствовало естественному ходу вещей.

Правда, Онн был честен и понимал, что, раз уже он и так нарушил обычай, войдя без разрешения, уже самого этого проступка было достаточно закрыть ему путь к повышению. Раз он презрел вежливость и непрошеным вторься в частное помещение, то сам оказался слишком безответственным, чтобы стать Песенным Мастером в Высоком Зале.

Ладно, а кто другой? Не случайно, Онн был наиболее очевидным кандидатом — не только потому, что выделялся, но и потому, что никто другой не соответствовал этой должности. Среди Песенных Мастеров и старших мастеров было много способных певцов и учителей — в конце концов, всех их, по причине таланта, и выбрали для того, чтобы петь и обучать. Но найдется ли среди них личность, одаренная настолько сильной волей, настолько разумная, настолько способная к пожертвованию, чтобы безопасно направлять жизнью Певческого Дома?