ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятия не имею, — обнимая его, страшного черного аспида, беззаботно ответила я.
Потому что действительно понятия не имела, да и поверить в это было сложно.
А вокруг пели птицы, Ярина танцевала танец радости и чуть ли не скандировала «Девочка», а я с тоской думала о том, что Леся теперь из вредности будет делать все то же самое, только скандировать «Мальчик».
Постэпилог
— Ну что, готова? – Агнехран подошел, и со спины обнял меня, стоящую у алхимического круга.
Я кивнула, проводя руками по животу, от которого уже ничего не осталось.
Позади остались дни наполненные болью и мукой рождения в мир, дни в которые я приходила в себя, и счастливые глаза моего любимого, который не отходил от меня практически ни на минуту. На родах в столице настоял он и оказался прав — родить сама я в подобных обстоятельствах не сумела бы. Предусмотрительный мой.
— Идем?
Я кивнула. Агнехран подхватил люльку, и взял меня за руку.
В мой Заповедно-магический лес мы шагнули вместе.
И едва появились на полянке уже вовсе не перед избушкой, а перед целым домом, где стояли столы полные угощений, и стояли все в ожидании. И вампиры, и волкодлаки, и бадзулы, и моровики, и ведьмы, и русалки, и даже Водя, появившися впервые с того дня, как мы с Агнехраном решили жить вместе. Кикиморы, бросившие накрывать столы, тоже помчались к нам. А Леся и Ярина стояли, зажмурившись. Одна цвела голубыми цветами, вторая розовыми — еще они для ребятенка вещей навязали-нашили столько, сколько за всю жизнь не переносить. Вампиры с волкодлаками тоже в стороне не остались – Гыркула и его сородичи были в голубом, надеясь на мальчика, волкодлаки, как это ни забавно, учитывая их волосатую наружность, в розовом — они болели за девочку. Кот Ученый ставил на мальчика, Мудрый ворон на девочку — он в клюве розовый цветок держал. В общем уровень азарта зашкаливал.
И только мой верный леший болел за меня.
Он подошел, обнял, и мысленно спросил:
«Как ты?»
«Тяжело было, больно очень. Три дня больно, и не проходило никак, только нарастало. И страшно было, очень».
«Маленькая моя, — искренне пожалел лешенька».
«А потом родила, — продолжила улыбнувшись, — и счастье такое, и радость, и в душе столько света, столько тепла, столько любви. Лешенька, я и ведать неведала, что столько любви в сердце может быть».
«Я рад очень, за тебя рад», — сказал леший.
И отпустил.
Улыбнулась я ему, а Агнехран, несмотря на их вражду, которую они пусть и скрывали от меня, но от меня ж не скроешь, передал ему люльку. Подхватил леший дар бесценный, отдеяльце откинул, остолбенел. На меня посмотрел ошарашено, не веря еще, не в силах поверить. И ох как я его понимаю, сама в таком же шоке была.
— Ну кто?! — не выдержал Гыркула. — Кто же там уже?
Улыбнулся леший, и сообщил всем:
— Девочка.
— Ура! — завопила Ярина.
— Наша взяла! – заорали волкодлаки.
— Главное, чтобы здоровенькая была, — сник граф Гыркула.
А леший вновь посмотрел на меня и еще громче объявил:
— Девочка и… мальчик.
Что тут началось!
Леся счастью своему не веря к люльке кинулась, с другой стороны Ярина. Волкодлаки толпой навалились, Гыркула ужом извернулся, но тоже пролез посмотреть. Агнехран меня осторожно от всего этого отодвинул, и вообще подальше увел, а я поняла, почему он люльку лешеньке передал — с таким наплывом желающих посмотреть на новорожденных один леший и мог справиться. И он справлялся. Крепко держал люльку, отодвигал особо настойчивых, держал подальше обеих чащ Заповедных, а то те уже были готовы начать примерять обновки детям.
А Агнехран увел меня к столам, к месту во главе самого большого, усадил к себе на колени, и принялся кормить. Оно и верно, дети сейчас проснутся и есть захотят.
— А хорошо здесь, — пока я жевала сыр с хлебом сказал охранябушка, — радостно и светло.
— Это потому что ты теперь видишь мир как ведьма – эмоционально окрашенным, то есть истинным и настоящим.
— Я рад, что могу видеть этот мир так, как его видишь ты, — улыбнулся мой любимый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})И вдруг напрягся.
Изменился разом.
Лицо заострилось, взгляд хищным стал, а я… я это.
— Ты ведь не будешь ругаться, правда? — спросила торопливо. – Ты пойми, тяжело мне одной и с лесом и с яром, а раз у нас теперь появилась вода живая и мертвая, то я… Ну не надо так на меня смотреть, я как лучше хотела…и получилось же все, как хотела.
Он все равно посмотрел, гневно так посмотрел, с нескрываемым обещанием предстоящего серьезного разговора, но та самая ведунья, во время боя с которой и стало известно о моей беременности, близко не подходя, а из-за дерева опасливо выглядывая, все же спросила:
— Ну кто там?
— Двойня! — объявил ей кот Ученый. — Девочка и мальчик. Девочка точно ведьма, а мальчик аспидом уродился.
— В отца значится пошел, — хмыкнула ведунья.
А Агнехран смотрел на меня.
А я с самым невинным видом жевала бутерброд, потому как это он еще не знает, но лешаков мы тоже отпоили последовательно мертвой и живой водой. И тех умертвий тоже. А вместо Данира в пещере энергетически закольцованной теперь камень стоит. Ни живой и ни мертвый, я как раз момент подгадала, когда чародей водицы испил, а в камень чародеев обращать меня каменный леший научил. Он теперь, кстати, все три ипостаси имеет, и в паре с лесной ведуньей Светлый яр восстанавливает. И очень успешно они все восстанавливают, я бы так не смогла вообще, да и в беременность мне вообще что-либо делать было трудно, так что я сидела и читала учебники. Их столько было, что до самых родов хватило.
— Веся, — позвал Агнехран.
— Ммм? — я упорно и усердно жевала.
В моем случае определенно было лучше жевать, чем говорить.
— Я люблю тебя, жизнь моя, — тихо сказал мой маг.
Сглотнула я толком недожеванное с неожиданности, посмотрела на него, и так же тихо ответила:
— А я тебя люблю, очень-очень, счастье ты мое.
На том и порешили мы, что я его жизнь, а он мое счастье.
И все бы ничего, только охранябушка возьми да и спроси:
— Ты ведь ничего от меня не скрываешь, правда, любимая?
И ведь не солжешь теперь никак — он увидит. И не увильнешь – тоже заприметит. И не отвертишься — смотрит ведь. Пришлось говорить как есть, правду-матку рубить с плеча топором пудовым. В общем честно я ему и ответила:
— Скрываю, конечно.
И вновь за бутерброд принялась.
Сижу, жую.
А он сидит, смотрит.
— Поел бы ты, а? — не сдержалась я. — Ведь три дня от меня не отходил ни на миг, а опосля родов я то поела, а ты же спал сном непробудным… прямо на полу.
Помолчал, помолчал, да и высказал:
— Чувствую, Веся, что с тобой я только на том свете и поем, и отдохну!
Ну что тут сказать? Ем. Молча. Сосредоточенно.
А он, главное, как в воду глядит.
— Что с вратами? — вопросил грозно.
Хоть бы дети проснулись, что ли!
Но дети спали, остальные все ими любовались, а вот мне пришлось правду говорить. Вот как есть, так и говорить.
— Хрен! — вот прямо так и сказала.
— Хрену тебе нельзя, ты кормящая, повитуха сказала перченое на вкус молока влиять будет, — наставительно сообщил охранябушка.
— Так это не мне, это тебе хрен, а не врата Жизни! – гордо высказала ему.
И пока сидел злой и не ел ничего, устало объяснила:
— Агнехранушка, там теперь каменный леший, да три леших у него в подчинении. Ярина кровью моей усиленная. И Аргенна, а она вообще ведунья опытная, да и обожглась уже на чародейских-то кознях. Но коли кто в Светлый яр сунется, тот все равно со мной дело иметь будет!
— Этого-то и опасаюсь! — чуть ли не прорычал аспид мой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ну я подумала, и добавила:
— С нами.
— Уже лучше, — чуток смягчился любимый мой.
— С… тобой? — предположила я.
— Вот, а вот это уже правильный ответ — со мной.
И уже почти было успокоился, как вдруг напрягся весь, на меня посмотрел, да и произнес напряженно: