Операция «Одиночество» - Дмитрий Воронин

Закончить эту бессмертную речь он не успел. Хлыщ удовлетворенно хмыкнул и внезапно выбросил вперед левую руку, которую до этого держал в кармане дико дорогой куртки. Федя успел заметить тонкий стержень иньектора, а через секунду он уже ничего не видел и не чувствовал — наркотик подействовал на организм как удар дубины по голове.

— Чертов алкаш — пробормотал блондин, с удивлением наблюдая, как пилот бессильно валится на бетон — как бы не сдох. Ну что за невезение, с первой же попытки нарваться на алкоголика. Нормальному здоровому человеку этой дозы могло бы быть и мало, а этому недоноску хватило бы и половины.

Он склонился над пилотом, с натугой приподнял давно потерявшее спортивную форму тело и чертыхаясь потащил его к люку. Кое-как устроив Сысоева на пилотском кресле, блондин с видимым удовольствием влепил ему несколько злых хлестких пощечин. Через некоторое время Федя начал медленно приходить в себя. Тогда высокий достал из кармана другой иньектор, поменьше размером, и аккуратно ввел пилоту лекарство.

Тело дернулось, потом глаза Сысоева медленно раскрылись, но сейчас в них не было и капли разума. Чудовищный по своему действию препарат, использование которого было запрещено на всех планетах федерации, превращал подвергнутого обработке человека в бездушного робота, зомби, в мозг которого можно было заложить любую программу, даже противоречащую инстинктам самосохранения.

— Ты слышишь меня? — голос Геллера звучал монотонно, слова произносились четко и размеренно.

— Да, я слышу тебя — глухо ответил пилот.

— Ты понимаешь мои слова?

— Да, я понимаю твои слова…

— Ты выполнишь мой приказ.

— Я выполню твой приказ…

Геллер устроился поудобнее и начал медленно, слово за словом, укладывать в мозг зомби этапы выполнения программы действий. Весь инструктаж занял минут пятнадцать, после чего шаттл взмыл в воздух и через несколько мгновений скрылся из глаз. Механизм был запущен, теперь его уже не остановить.

— Командор, шаттл семнадцать-три нарушает график!

— В чем дело? — Алмейда оторвался от экрана, на котором отражался процесс погрузки сыворотки. Адмирал порядком устал, как и все его люди. «Элеонора» продолжала прием спасительного груза, скоро можно будет отозвать истребителей и отправляться в обратный путь.

Диспетчер повернулся на вращающемся кресле, оказавшись лицом к лицу с командиром. Молодой парень, похоже, вполне освоился с ролью координатора, операция происходила гладко, без малейших срывов. У адмирала мелькнула мысль, что такая ситуация все равно не может длиться вечно. В памяти всплыли строки из древнего как мир закона Мэрфи — «если неприятность может случиться, то она непременно произойдет».

— Я не вполне понял, что произошло, сэр. Шаттл сразу после старта из хранилища запросил аварийную посадку. Пилот сообщил, что обнаружились неполадки в гравидрайве. Ремонт занял минут тридцать. Но сейчас нарушен порядок погрузки, этот челнок не вписывается в очередь. Можно продержать его с полчаса снаружи, тогда будет окно.

— Хорошо. Передайте пилоту, пусть ждет очереди.

— Есть, сэр! — диспетчер вызвал пилота и начал давать ему указания. Выслушав ответ, он снова повернулся к Алмейде. — Он говорит, сэр, что двигатель снова барахлит. Шаттл теряет управление, его сносит в сторону от флайдека.

Алмейда взглянул на экран сканера. Челнок семнадцать-три отнесло от летной палубы, теперь он находился в опасной близости от центрального корпуса авианосца. Неясное беспокойство зашевелилось в мозгу командора, чем-то ему определенно не нравилась ситуация, что-то было не так.

Тем временем шаттл все ближе прижимало к сигарообразному корпусу «Элеоноры». Внезапно Алмейда понял, что именно ему не нравится. Если челнок сохранит курс, он неминуемо врежется в святая святых корабля — то место, где под могучей броней находится хранилище антиматерии — топлива для струнных прыжков. Конечно, никакое столкновение не способно пробить метровой толщины эланиумный корпус, однако…

— Шестая батарея! — на экране связи появилось лицо молоденького лейтенанта, усыпанное веснушками. Глаза его расширились от удивления, еще бы, с ним говорил сам контр-адмирал.

— Слушаю, сэр!

— Сбить шаттл!

Пилот сидел в кресле, руки лежали на панели управления, однако разум был где-то далеко от тела. Вряд ли в этот момент Сысоев вообще осознавал, что с ним происходит. Накачанный наркотиком организм не подчинялся воле хозяина, мозг выдавал рукам команды, пальцы нажимали на кнопки, но это был скорее механический процесс, чем осмысленные действия.

Запрограммированный организм, биологический робот, сидящий в кресле командира точно знал, что ему делать. Как бы со стороны Сысоев наблюдал за своим таким родным, пусть немного обрюзгшим, но все равно таким знакомым и привычным телом. Он смотрел, как указательный палец правой руки потянулся к тумблеру включения основных двигателей, которые уже несколько минут молчали, тем самым подтверждая выданную в эфир версию серьезной поломки. Почему-то пилоту бросился в глаза тонкий шрам на этом массивном пальце с обкусанным кривым ногтем, шрам, который он заполучил, ковыряясь две недели назад в двигателе и сорвав кусок кожи об острый угол. Палец медленно двигался к цели и Феде вдруг подумалось, что это неправильно, что включать двигатель не надо. Он попытался задержать неуклонное движение пальца, однако тело совершенно не обращало внимания на своего бывшего хозяина.

Сысоев пытался вспомнить, что же произошло, почему он ничего не может сделать с этим самым пальцем, его собственным — ведь он ясно видел шрам, значит это его палец, чей же еще… Но ничего не приходило в голову, прошлое вообще оставалось в тумане, лишь бессвязные обрывки мелькали в памяти, не позволяя восстановить целостную картину. Помнился звонок, поднявший его с постели… с какой постели?… затем космопорт… что он там делал? А, ну да, он же пилот. Значит он пришел в порт, чтобы куда-то лететь.

Федя радостно улыбнулся — ну ясное дело, он собрался лететь в… а черт его знает, куда. Ну и хрен с ним, важно, что он уже что-то вспомнил. Правда улыбка была мысленной, губы человека, сидящего в кресле оставались плотно сжатыми. Перед мысленным взором всплыл какой-то человек, он что-то говорил, но слова вылетели из памяти. Ничего, потом он вспомнит.

Палец наконец-то дотянулся до тумблера…

— Сбить шаттл!

Парнишка вздрогнул, как будто его ударили по лицу. В глазах, явно напоминавших блюдца, сквозил ужас.

— Но, сэр… это же… наши…

— Повторяю. Немедленно сбить шаттл. — на экране Алмейда видел, как дрожащие пальцы включили систему наведения, захватывая обреченный кораблик в прицел лазерных орудий. Рука легла на кнопку открытия огня, однако стрелок все не решался сделать фатальный выстрел.

— Я… не могу… по своим…

— Стреляй, сопляк! Быстрее — сорвался в крике контр-адмирал, чувствуя, что уходят драгоценные секунды. — Огонь!!!

Пальцы вдавили кнопку и четыре луча ударили … в то место, где за мгновение до этого находился «поврежденный» челнок. В последний миг двигатели, оказавшиеся вполне исправными, бросили кораблик вперед, и потоки энергии бессильно прошли за его кормой. Почти сразу же батарея выстрелила повторно. Этот залп был немногим лучше первого — лазеры не успели сфокусироваться, три луча прорезали вакуум в стороне от челнока, и лишь один зацепил его, к сожалению не попав в жизненные центры.

Луч без труда прошил тонкую броню рулевой рубки, пронзил вторую стенку и затерялся в космосе. На своем пути он встретил довольно незначительное препятствие — тело пилота, сидевшего в кресле перед пультом управления. Рассеченный почти надвое, человек неуклюже завалился набок, зацепив уже мертвыми пальцами штурвал.

Курс челнока незначительно изменился, однако именно эта случайность оказалась тем фактором, который в мгновение ока разрушил план, полученный и приведенный в исполнение Рональдом Геллером. Через полсекунды нос шаттла врезался в борт «Элеоноры» и в то же мгновение челнок взорвался с чудовищной силой, явно говорившей о том, что на борту его находятся не только контейнеры с сывороткой. Удар пришелся дальше топливного бункера, мощный взрыв практически снес всю двигательную часть авианосца, вместе с энергетической установкой. Если бы шаттл ударил туда, куда намеревался послать его пилот, от могучего корабля не осталось бы даже серьезных обломков. Но и сейчас ситуация была немногим лучше.

Лишенная своей энергостанции, «Элеонора» потеряла почти всю свою боеспособность. Корабль полностью лишился маневренности, отключились защитные гейген-поля, только лазерные батареи ближнего радиуса действия, имевшие автономные источники питания, могли вести огонь в своих секторах, да еще ионные пушки могли сделать по одному выстрелу, использовав накопленную в аккумуляторах энергию. Восстановить ее было уже нечем. Пусковые установки ракет, тоже оставшиеся без энергии, были не способны принять участие в бою. Раненый корабль стал почти беззащитен.