Лавр Корнилов - Александр Ушаков

Если же вернуться к причинам, обусловившим пассивность офицерства в начале гражданской войны, то понять их будет проще, поставив вопрос по-другому. Кто же все-таки откликнулся на призыв генерала Алексеева и каковы были побудительные мотивы этого? Когда в начале февраля 1918 года добровольцы оставляли Ростов, в составе армии насчитывалось немногим более трех тысяч человек. Из этого числа лишь пятая часть приходилась на долю тех, чей возраст превышал 40 лет. Примерно такое же количество едва достигло совершеннолетия, это были кадеты, гимназисты, учащиеся других средних школ. Целые подразделения состояли из молодежи, здесь можно вспомнить Студенческий батальон, Михайловско-Константиновскую батарею, роту Павловского военного училища{435}. Такой возрастной расклад вполне объясним. В обстановке развала страны, когда, казалось, все было кончено, предприятие Алексеева представлялось заранее обреченным делом. Поддержать его значило перечеркнуть все прожитое, и сделать это было легче тем, у кого груз прошлого за плечами был не столь уж велик.

Революция, которую ждали и поначалу искренне приветствовали многие из будущих добровольцев, быстро показала свои темные стороны. Чувство отчаяния и унижения порождали ненависть к тем силам, которые были ответственны за это. «Сидишь как пень и думаешь, — читаем в дневнике поручика А.И. Лютера, — думаешь о грубости и варварстве. Не будь его, ей-богу, я был бы большевиком. Только поменьше социализма… Будь все сделано по-людски, я бы отдал им и землю, и дворянство, и образование, и чины, и ордена… Так нет же: “Бей его, мерзавца, бей офицера (сидевшего в окопах), бей его, помещика, дворянина, бей интеллигента, буржуя, соси его последние соки” — и, конечно, я оскорблен, унижен, истерзан, измучен»{436}.

Поведение юнкеров и гимназистов, столь же юных прапорщиков и подпоручиков диктовалось не столько неприятием политической доктрины новой власти («ей-богу, я был бы большевиком»), сколько эмоциональным началом. Сначала ненависть, а потом мечты о возрождении великой России — это соотношение приоритетов было слишком схоже с большевистской формулой, призывавшей до основания разрушить весь мир насилья и лишь затем начать строительство царства справедливости. При таком настрое умов междоусобная бойня становилась неизбежной.

Молодость первых добровольцев объясняет и тот налет театральности, который явственно окрашивал их поведение. Каждое появление добровольческих отрядов на улицах Новочеркасска было своего рода демонстрацией. «Тут уж наша “кадетня”, — вспоминал участник этих событий, — старалась превзойти саму себя: маршировали, как прусские гренадеры Фридриха Великого, бросая открытый вызов революционной анархии, дезертирам и самой распущенной толпе на заплеванных лузгой тротуарах. Выровненные штуки блестят на солнце, винтовки подняты высоко “по-гвардейски”, шпоры трехсот человек мерно лязгают в такт шагу. “Смирно! Равнение направо, господа офицеры!” Честь генералу… Донской генерал, очевидно в отставке, уже старичок, испуганный революцией, робко идет по тротуару, боится, как бы его не тронули, не обругали новые господа улицы. Старичок никак не думает, что это командуют ему, роняет палку, растерянно машет рукой…»{437}.

В сознании многих этих юношей Гражданская война превращалась в романтический крестовый поход за спасение Родины. Не случайно одно время вынашивался план создания в составе армии особых «крестовых» рот, носивших бы на погонах и одежде изображение Креста Господня, как некогда его носили воины, штурмовавшие Иерусалим. Это была своеобразная игра в благородных рыцарей и прекрасных дам, но кровь в этой игре грозила пролиться вполне реальная.

Но зато можно сказать определенно — тем, кто преследовал меркантильные интересы, карьерные или денежные, в обреченной армии места не было. Вначале жалованье добровольцам вообще не предусматривалось. Лишь с декабря 1917 года было установлено денежное содержание — 100 рублей в месяц офицерам и 30 рублей рядовым. В январе офицерский оклад был повышен до 150, а в феврале до 270 рублей{438}. Это были очень небольшие суммы. Сто рублей просили на рынке за пару сапог, полушубок тянул на все пятьсот.

Необходимость добывать деньги на содержание армии была для Алексеева предметом ежедневной головной боли. Из Петрограда в Новочеркасск он привез с собой 10 тысяч рублей. Частично эта сумма принадлежала ему самому, частично была занята у знакомых. На эти деньги будущая армия и существовала в течение первых дней. Алексеев очень надеялся на московских промышленников и банкиров, обещавших ему в свое время поддержку. Но на просьбы посланцев Алексеева те откликались очень неохотно. Всего из Москвы было получено 360 тысяч рублей, что, в общем-то, было каплей в море.

Некоторые из добровольцев, вставших под знамя Алексеева, в прежней мирной жизни были вполне состоятельными людьми. Воспользовавшись этим, они подписали долговые обязательства, которые и были учтены в ростовском отделении Русско-Азиатского банка. Это дало дополнительно 350 тысяч{439}. С руководством банка была достигнута неофициальная договоренность о том, что долг взыскиваться не будет, а полученные деньги являются безвозмездным пожертвованием в пользу армии. Забегая вперед, скажем, что год спустя банк потребовал возвращения полученной суммы вместе с причитающимися процентами. Деникин, вставший к тому времени во главе армии, наложил на донесение об этом резолюцию: «Я глубоко возмущен наглостью поганых буржуев Русско-Азиатского банка, забывших все»{440}. Странный в устах Деникина «комиссарский» лексикон свидетельствует о тех непростых отношениях, которые сложились у добровольческого командования с «новыми Миниными».

Лишь после того как большевистская угроза Дону стала вполне реальной, местные предпринимательские круги стали охотнее жертвовать в пользу армии. По договоренности с донским правительством в декабре 1917 года в Ростове и Новочеркасске была проведена подписка, средства от которой предполагалось поровну распределить на нужды донских и добровольческих частей. В Ростове подписка собрала 6,5 миллиона, в Новочеркасске — 2 миллиона. Однако от этой суммы добровольческий штаб получил менее 2 миллионов, и то в самый последний момент. Алексеев не отказывался ни от каких, даже самых незначительных сумм. На Новый год Дамское благотворительное общество устроило в Ростове елку с беспроигрышной лотереей. Собранная таким путем сумма в размере 28 тысяч 414 рублей 35 копеек была передана в распоряжение раненых добровольцев. После этого Алексеев не поленился отправить устроительницам вечера благодарственное письмо с подробным разъяснением того, куда пойдут пожертвованные ими деньги{441}.