Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - А. Сахаров (редактор)

Другие свидетельства отмечают обширные познания старца, владение иностранными языками; есть сведения о его активной переписке и о том, что он получал разного рода информацию о положении дел в России. Среди его корреспондентов значился барон Д. Е. Остен-Сакен, живший в Кременчуге. Письма старца к Остен-Сакену долгое время хранились в его имении в Прилуках (Киевская губерния). Однако обнаружить их не удалась: оказалось, что они исчезли из шкатулки, где лежали долгие годы. Кстати, барон был известным масоном, и контакты с ним Федора Кузьмича указывают на масонскую ориентацию старца. Заметим, что в свое время и Александр I был причастен к масонской ложе. Нельзя не заметить, что многие высказывания Федора Кузьмича о жизни, о людях близки воззрениям Александра в последние годы его жизни. Впрочем, они близки и любому другому просвещенному человеку. Известны его слова: «И цари, и полководцы, и архиереи — такие же люди, как и вы, только Богу угодно было одних наделить властью великою, а другим предназначалось жить под их постоянным покровительством».

По общему мнению, старец отличался большой добротой, отзывчивостью, охотно шел на помощь людям, то есть отличался теми же чертами, которые выделяли в бытность и Александра I. Старец с удовольствием учил детей грамоте, покорял взрослых своими беседами, рассказами, особенно о военных событиях 1812 г., о жизни Петербурга, но было замечено, что он никогда не упоминал при этом имени императора Павла I и избегал давать характеристики императору Александру. Южнорусские и малороссийские вкрапления в его речь вполне объяснимы долгой жизнью на юге, в частности, в Малороссии, как об этом свидетельствуют его связи сюжными монастырями, Киево-Печерской лаврой, с местом пребывания Остен-Сакена.

И еще две мелкие детали, не замеченные прежде, можно было бы отметить применительно к характеристике старца. Во-первых, он испытывал трогательную нежность к детям, особенно к девочкам: так, живя в деревне Коробейники, на пасеке крестьянина Латышева, он боготворил его маленькую дочку Феоктисту, а позднее, перебравшись на Красную речку, оказывал покровительство сироте Александре, которая познакомилась со старцем, когда ей было всего 12 лет, и оставалась его преданным другом долгие годы. Вспомним о трагических потерях Александра: сначала двух малолетних дочерей, а потом и своей любимой шестнадцатилетней дочери от Нарышкиной. Совпадения эти могут быть случайными, но они способны при известных условиях пролить свет на тайну личности Федора Кузьмича.

Во— вторых, однажды вспоминая о дне своего ухода из общества, он заметил, что в те дни стоял прекрасный солнечный день. Изучая записки императрицы о ноябрьских днях в Таганроге, я невольно обратил внимание на ее фразу, в которой Елизавета Алексеевна отметила необычайно теплую для того времени погоду. Здесь было 15 градусов по Цельсию.

Хотелось бы ввести в широкий оборот и иные факты, детали, которые в совокупности могут приблизить нас к тайне старца Федора Кузьмича. Так, известно, что в семьях доктора Тарасова и графа Остен-Сакена панихиды по усопшему Александру I с 1825 г. не служились. Первая панихида по Александру в этих семьях была отслужена лишь в 1864 г., то есть после смерти старца Федора Кузьмича. Многие очевидцы свидетельствовали, что некоторые близкие к царю люди, в том числе В. П. Кочубей, отказались признать в усопшем Александра I. Была смущена и его мать Мария Федоровна. Специальная комиссия под председательством великого князя Николая Михайловича установила, что Николай I и Федор Кузьмич были в постоянной переписке. Она велась шифром, ключ к которому был обнаружен в фамильном хранилище Романовых. Этот факт был доложен Николаю II.

Данные о сличении почерков императора и старца также противоречивы. Вопреки мнению великого князя Николая Михайловича, тождество почерков признал занимавшийся этим вопросом известный юрист А. Ф. Кони, а также генерал Дубровин, хорошо знавший почерк Александра I. Причем А. Ф. Кони был совершенно категоричен: «письма императора и записки странника писаны рукой одного и того же человека». Любопытно, что Николай I позднее уничтожил дневник Елизаветы Алексеевны, исчезла и переписка Федора Кузьмича с Остен-Сакеном.

Заслуживает внимания публикация документа барона Н. Н. Врангеля, писателя и публициста, который представил свидетельство сына известного психиатра И. М. Балинского — И. И. Балинского. Это записка, в которой И. И. Балинский передает рассказ швейцара Егора Лаврентьева, служившего в клинике его отца. До этого Лаврентьев долгие годы состоял при усыпальнице Романовых в Петропавловском соборе. Он-то и рассказал, как однажды ночью в 1864 г. в присутствии Александра II, министра двора графа Адальберга была вскрыта гробница Александра I, оказавшаяся пустой, и в нее был помещен гроб, в котором лежал длиннобородый старец. Всем присутствовавшим при этой церемонии было приказано хранить тайну. Служители получили щедрое вознаграждение, а затем были разосланы в разные концы России. Кстати, эта версия, идущая из семьи Балинских, хорошо была известна в русских эмигрантских кругах.

Вместе с тем имеются известия, что при последующих вскрытиях гробницы Александра I уже в XX веке обнаруживалось, что она пуста.

По данным генерал-адъютанта князя Л. А. Барятинского, Александр II, будучи наследником престола, встречался со старцем. Николай II, в качестве наследника престола, побывал на могиле старца, как, впрочем, и другие великие князья, посещавшие Сибирь. Известен интерес к этой проблеме Александра III.

По свидетельству Л. Д. Любимова, великий князь Дмитрий Павлович (который был близок с биографом Александра I великим князем Николаем Михайловичем) сообщил автору в Париже, что около 1914-1915 гг. Николай Михайлович в большом волнении признал, что на основании точных данных он пришел к выводу о тождестве императора и старца. Также Любимов сообщил, что в свое время Дмитрий Павлович поинтересовался мнением Николая II по этому делу, и император не отрицал реальностей существующей легенды.

Несомненно, что все эти детали ни в коей мере не могут рассматриваться в качестве решающих аргументов в определении личности старца Федора Кузьмича. Однако разгадывание такого рода тайны и не претендует на быстроту и однозначность ответов, здесь важна каждая мелочь, каждое, пусть и спорное, новое наблюдение, и думается, что этот небольшой экскурс будет небесполезным для тех, кто еще вернется к этой темной, но волнующей странице истории русской правящей династии.

Условности того допущения, которые сделал Н. К. Шильдер, а вслед за ним и некоторые другие историки, мы можем, конечно, и не принять, но несомненно одно: жизнь и смерть Александра I — это действительно драматическая страница русской истории; в еще большей степени — это драма живой человеческой личности, вынужденной сочетать в себе, кажется, столь несовместимые начала, как «власть» и «человечность»

С. В.МИРОНЕНКО

НИКОЛАЙ I

Двадцать первого февраля 1855 г. в русских газетах появилось сообщение, поразившее не только миллионы российских подданных, но и весь мир. Это был манифест о кончине императора Николая I. За тридцать лет царствования этого самодержца его имя в сознании современников стало неотделимо от понятия «Россия». «Когда говорят о России, то при этом говорят об императоре Николае», — заметил как-то Меттерних в одном из писем к австрийскому посланнику в Петербурге графу Фикельмону. Так что в реальность происшедшего верилось с трудом. Тем более что ничто, казалось, не предвещало смерти этого еще вполне крепкого и на вид здорового 58-летнего мужчины, гордившегося своей физической силой и мощной фигурой, привыкшего к спартанскому образу жизни и редко жаловавшегося на болезни. К. Д. Кавелин писал Т. Н. Грановскому 4 марта из Петербурга в Москву: «До сих пор как-то не верится! Думаешь, неужели это не сон, а быль?» В те же дни Д. А. Оболенский писал М. П. Погодину: «Хотя я сам сегодня прикасался к останкам покойного государя, но, признаюсь, до сих пор не верится, что его уже нет. Воображаю, как изумлена будет Москва, вся Россия».

Ошеломление, вызванное известием о смерти императора, усугублялось и тем, что до самого последнего дня болезнь Николая держалась в тайне. Как свидетельствует в своем дневнике фрейлина двора А. Ф. Тютчева, «до 17-го даже петербургское общество ничего о ней не знало». Что же говорить об остальной России?

Официальное сообщение о смерти властителя огромной империи появилось в газетах с опозданием на три дня. Император был мертв, а опубликованный 19 февраля в газетах «Бюллетень № 4» сообщал только об «угрожающем Его Величеству параличном состоянии легких».

Смерть Николая вызвала в обществе разные чувства. Были и такие, кто испытывал искреннюю скорбь и чувство невосполнимой утраты. Но все же подавляющее большинство облегченно вздохнуло.