Путин. Россия перед выбором - Леонид Млечин

— Я вам не верю. Вы говорите одно, а потом все получается по-другому.

Цензура не пропускала военные дневники Константина Михайловича Симонова за откровенное описание трагических событий сорок первого года. Демичев высказался за публикацию дневника. Обрадованный Симонов пришел к заведующему отделом культуры ЦК Василию Филимоновичу Шауро, который подчинялся Демичеву. Невероятно осторожный Шауро покачал головой:

— Да, Петр Нилович так сказал, но я лично считаю, что это было бы необдуманным решением, надо посоветоваться, взвесить…

То есть держимордой можно быть большим, чем начальник! За это не накажут. Шауро чувствовал, что Демичев либеральничает, а это опасно. Оказался прав. Симоновские дневники не напечатали, Демичева из секретарей ЦК убрали, а Шауро сидел на своем посту до горбачевских времен.

И сегодня чиновник безошибочно выбирает формулу выживания — слово «нет». Люди гибнут на слове «да», потому что потом их могут призвать к ответственности: зачем позволил? Будешь отвечать… Сказав «нет», не пропадешь, за излишнюю бдительность выволочки не устроят. Невозможно добиться ясного и однозначного ответа, потому что в этом закрытом мирке каждое слово взвешивается на аптекарских весах. Чиновник на большой должности знает, что в предбаннике толкутся молодые и голодные аппаратчики, которые мечтают занять его место за столом и принять участие в дележе власти.

Правило четвертое.

Аппарат не всякому подчинится.

25 декабря 2009 года на заседании комиссии по модернизации экономики Медведеву явно не понравилось легкомысленное отношение присутствующих к его словам, и он резко оборвал генерального директора государственной корпорации «Ростехнологии» Сергея Викторовича Чемезова, который хотел выступить по поводу реплики президента:

— Нет, не надо. Мои слова — не реплика уже, а приговор. Реплики у вас. А все, что я говорю, в граните отливается.

Сергей Чемезов чувствовал себя уверенно даже в разговоре с президентом, потому что он считался другом Путина еще со времен совместной службы в ГДР. Когда Путин в 1996 году приступил к работе в управлении делами президента России, то взял Чемезова начальником отдела внешних экономических связей. А в роли руководителя страны поручил ему деликатную, но колоссальную по политическому и финансовому значению сферу торговли оружием. Чемезов стал генерал-полковником…

Дмитрия Анатольевича, хотя он и произносит время от времени грозные слова, не боятся. Высокомерная и чванливая — с подчиненными! — бюрократия подчиняется только тому, кто внушает страх. Хозяину, который регулярно рубит головы подданным. Если он по-человечески не захочет принять эту роль, аппарат подчинится другому. Медведев — не из тех, кто рубит головы. Демонстративно убрал лишь московского мэра Юрия Лужкова. Так что аппаратчики сознают собственную значимость. Что хотят — исполняют, что им не нравится — не делают.

Правило пятое.

Нельзя нарушать основной закон: чиновники, конечно, должны смертельно бояться хозяина, но тот обязан что-то подбрасывать своим людям. Аппарат способен легко повернуться против своих создателей. При попытке его укротить тявкает и огрызается. Власть, привилегии, возможность получать свой кусок бюджетного пирога — в обмен на лояльность и беспрекословное исполнение указаний.

Почему, например, в нашей политической системе бесполезно добиваться отмены спецсигналов на автотранспорте высших чиновников или отказа от системы спецполиклиник и спецбольниц? Без привилегий работа в аппарате представляется чиновнику бессмысленной! Принадлежность к власти должна быть зримой и завидной, это крайне важно для самоощущения чиновника.

— У нас полусоветская власть, — отмечает известный публицист и бывший депутат Виталий Алексеевич Коротич. — Застенчивый сталинизм, единственная система, которая сохранила огромный круг привилегий. Нигде больше этого нет, ни в одной бывшей социалистической стране. Помню, когда Рыжкова в конце перестройки отстраняли, он сказал: «Ну ладно, вы себе найдете другого премьера, а где вы другой народ найдете?»

Всевластие аппарата — не чисто российское явление. Американский президент Джон Кеннеди, выслушав интересную идею, озабоченно говорил:

— Это отличная мысль. Нужно подумать, как нам получить согласие аппарата на ее принятие.

Но в нашей ситуации готовность аппарата помогать хозяину мало что решает. Существующая система управления позволяет кого угодно закатать в асфальт и что угодно снести. Но она не предназначена для того, чтобы взращивать и поощрять, создавать условия для развития и модернизации. И это ставит крест на благих начинаниях. На работу в аппарат приходят не разрешать, а запрещать.

Когда Медведев с высокой трибуны провозглашал одну из своих либеральных идей, сидящие в зале думали: это же он не всерьез, это предназначено для иностранцев или для журналистов… Аплодировали, преданно глядя ему в глаза, но делать ничего не собирались.

Дмитрий Анатольевич выдвинул лозунг модернизации. Виднейшие экономисты с ним согласны: если не произойдет модернизация, то экономика деградирует. Но радикальным переменам сопротивляется буквально всё.

Во-первых, страна живет за счет природных богатств.

На долю России приходится 5,6 процента мировых запасов нефти, 23,7 процента природного газа, 8,4 процента водных ресурсов, 8,1 процента пахотных земель, 23 процента лесов. Зачем что-то создавать, если можно торговать подарками матери-природы? Примерно три четверти российского экспорта составляют полезные ископаемые.

Во-вторых, общество психологически не настроено на модернизацию.

Социологи говорят о свойственном нашему обществу ощущении ущемленности, обделенности. Разочарование рождает цинизм, пассивность и равнодушие: от нас ничего не зависит, нашего мнения не спрашивают. Люди верят только в государственную экономику, которая обеспечит всем определенный уровень жизни. С такими настроениями в модернизации страны не преуспеешь…

Одна из самых заметных акций Медведева — переименование милиции в полицию. Ждали большего. Но реформа сразу споткнулась.

Обыкновенно нам рассказывают о талантливых и бескорыстных сыщиках, блистательных профессионалах. Но мы их не знаем и не видим. Они явное меньшинство. Мы сталкиваемся в повседневной жизни с совсем другими людьми. Офицер полиции (милиции) выхватывает пистолет и убивает ни в чем не повинных граждан, другой подбрасывает наркотики, чтобы был повод для ареста, третий на допросе пытает подозреваемого до смерти, четвертый вообще промышляет грабежами.