Покрышкин - Алексей Тимофеев

— «Сотый»! Вас вижу!..

Посмотрев на наши озадаченные лица, офицер наведения показал рукой на маячившие сзади «мессеров» точки и выпалил:

— Покрышкин!

События развивались стремительно. Звено «аэрокобр» буквально падало на противника, но, к изумлению, не на «мессеров», а на «хейнкелей», что продолжали полет к цели.

Наводчик, боясь, что атакующие «кобры» подставятся «мессерам», тревожно закричал в микрофон:

— «Сотый», сзади «худые»!

И все тот же торопящийся, но теперь ворчливый голос:

— Вижу, не мешай!

Атака молниеносна. Покрышкин бьет по ведущему с близкой дистанции. «Хейнкель» разваливается на куски. Вторая пара покрышкинского звена с ходу сбивает замыкающего. У фашистов паника: оставшиеся без командира «хейнкели» поспешно освобождаются от бомб.

Раскрыв глаза, наблюдаем за боем. Одновременно успеваем следить и за схваткой «яков» с «мессерами». Видно, что наши истребители, потеряв двух своих товарищей, отчаянно отбиваясь, стремятся оторваться от противника и выйти из боя. Фашисты атакуют еще настырнее. Но перелом назревает. Одна из четверок «мессеров» оставляет «яки» и бросается за звеном Покрышкина. Но тут же сзади и сверху ее атакуют две пары «кобр» из второго эшелона покрышкинской группы. В итоге два фашистских пилота висят на парасолях, то есть под куполами своих парашютов.

Бой продолжается. «Яки» по-прежнему в обороне. Один из них подбит и тянет на восток, остальные в вираже прикрывают его. И опять, как минуту назад, на фашистов, чующих в подбитом легкую добычу, со стороны солнца пикирует еще пара «кобр». И тут же один из фашистов вспыхивает.

— Сколько же их там еще у Покрышкина?

— Обычно в «этажерке» у Александра Ивановича три «полки», но иногда бывает и четвертая, — ответил офицер наведения.

После этих слов старшего лейтенанта я, будто очнувшись, припомнил разговор в Москве, в Главном управлении боевой подготовки фронтовой авиации. Полковник С. Миронов, напутствуя нашу группу перед отлетом на Кубань, просил присмотреться к действиям Покрышкина и выработанным им тактическим приемам. Упоминал он тогда и о какой-то «этажерке». Честно признаться, я тогда же позабыл о том разговоре — и о Покрышкине, и о его «этажерке». Меня ведь занимали совершенно другие, куда более прозаические мысли: как поскорее и под каким благовидным предлогом сбежать из «конторы» снова на фронт.

Теперь же увиденное потрясло меня: результаты боя, простота и глубина его замысла, дерзость и мастерство исполнения, отвага летчиков.

Так я заочно познакомился с Покрышкиным, увидел настоящего учителя. Сразу усвоил его «школу» подготовки воздушных бойцов, на всю жизнь запомнил «этажерку».

То было переломное время. Наши Военно-воздушные силы готовились к решительным действиям по завоеванию господства в воздухе. Местом пробы сил оказалось кубанское небо.

В количестве истребителей мы теперь на основных направлениях не уступали фашистам. С осени 1942 года в части постепенно начали поступать новые машины: появились Ла-5, Як-1М, «аэрокобры», не уступающие по основным тактико-боевым свойствам немецким самолетам. А вот тактика воздушного боя, на нашу беду, оставалась прежней — оборонительной, при которой даже на превосходных самолетах нельзя было переломить обстановку, вырвать инициативу.

Покрышкин одним из первых начал решительно ломать сложившийся консервативный барьер, искать новые активные приемы воздушного боя.

Знаменитая его «этажерка» стала значительной находкой на пути к победной тактике. Она прежде всего несла в себе наступательные черты, являлась наиболее выразительным способом навязывания противнику своей воли, своего плана действий, приемом захвата инициативы.

Александр Иванович одним из первых и именно в воздушном сражении на Кубани стал приближать час, когда наша авиация наконец-то завоюет полное господство в воздухе.

Скажу прямо: тактические эксперименты давались Александру Ивановичу нелегко. Самым непростым оказалось психологическое «перевоспитание» летчиков, в первую очередь командиров пар и звеньев.

Позже Покрышкин признавался, что, как ни странно, наступательной тактике порой легче было научить молодых командиров и летчиков, недавно пришедших на фронт. А вот некоторая часть старой гвардии, закаленных бойцов, прошедших по войне с первого ее дня, людей мужественных и храбрых, не могла поначалу преодолеть выработанный за длительный период оборонительных боев стереотип.

Прошло еще несколько дней нашего пребывания на Кубани. Бывали мы на пунктах наведения, на аэродромах, а иной раз и в воздухе — в боевых порядках частей, ведущих бой. И не раз становились свидетелями успешных действий покрышкинской группы, все более убеждались в высокой боевой эффективности новых тактических приемов.

Тогда, на Кубани, в радиосетях фашистской авиации впервые появились предупреждения о появлении Покрышкина в воздухе.

Вскоре мы получили другую задачу, и личная встреча с Александром Ивановичем в тот раз не состоялась. Однако существо наступательной тактики прославленного аса мы изучили и приняли. И потом проверили ее в боях».

XI. Вадим Фадеев — волжский бунтарь

Он мог бы стать и трижды Героем…

Всегда, когда у Покрышкина после войны собирались фронтовые друзья, так любившие этот дом, наступало мгновение, и взглянув мужу в глаза, его Мария спрашивала: «Саша, представь себе, что вот сейчас появился бы… Вадим?»

Он появился бы с шумом, заполнив комнаты своим великолепным, по-шаляпински рокочущим басом. Вдохнул бы в гостей радостное оживление, приковал к себе всеобщее внимание меткой шуткой на злобу дня, артистической декламацией стихов или оперной арией князя Игоря: «О дайте, дайте мне свободу…» Он сразу угадал бы настроение каждого, лишь мельком посмотрев на него веселым проницательным взглядом больших серо-голубых глаз…

И для каждого он нашел бы душевное слово. Вадим! Улыбались летчики, только услышав его приближение. Один Вадим Фадеев своим балагурством мог в час рассвета снять томительное напряжение перед боевым вылетом в кубанское небо.

Рядом с Покрышкиным воевало созвездие асов, кто-то из них имел в 1945 году больший счет сбитых самолетов, чем Вадим Фадеев, но только о последнем Александр Иванович говорил: «Он мог бы стать и трижды Героем».

Наверно, нигде и никогда такого летчика-истребителя больше не было: почти двухметрового роста и весом около ста килограммов, но при этом стройного, спортивного сложения. На вопрос, как же он помещается в самолете, Вадим, смеясь, сравнивал себя со складным деревянным метром: «Правда, во время боя иногда приходится искать дополнительную точку опоры, упираясь головой в потолок кабины». Его и направляли поначалу в бомбардировщики, где у штурвала есть место для великана, но Фадеев добился права быть истребителем. Он обладал острой реакцией, способностью совершить маневр с недоступной другим перегрузкой. По своему складу Вадим был истребителем — одиноким стремительным воином.