Горбачев и Ельцин как лидеры - Джордж Бреслауэр

страной и «научиться демократии», убедительно подкрепляли идею, что гипотетические альтернативы перестройке просто неприменимы и неприемлемы как с точки зрения выживаемости государства, так и в плане его национальной безопасности.

Тактика № 2. Мобилизация в политику новых общественных сил, вступающих в союз с реформаторскими силами в истеблишменте. Именно к этому гласность и демократизация привели в период до 1989–1990 годов – до момента, когда эти общественные силы разорвали связь с истеблишментом. Когда Горбачев в 1987–1988 годах обнародовал свою стратегию трансформации, он, вероятно, не предполагал, как далеко она зайдет. Но столкнувшись с ее результатами в последующие два года, он не пошел на откат; скорее он приспособился к течению, легитимизировал его «экстремизм» (в силу необходимости), сдвинулся «влево» (в сторону радикализма) в политическом спектре элиты и постарался создать новые политические институты, которые регулировали бы конфликты, теперь ставшие очевидными. Это был важный шаг, которым он подал первые сигналы о привлекательности демократизации, что предотвращало разочарование на раннем этапе, столь часто встречающееся во время неудачных трансформаций.

С этой точки зрения удачно, что Горбачев в выступлении на пленуме ЦК в январе 1987 года призвал к тайным конкурентным выборам и всеобщей плюрализации политического строя. Удачно сложилось и то, что партийную конференцию в июне 1988 года, а также первые заседания Съезда народных депутатов и Верховного Совета можно было смотреть по национальному телевидению. Сочетание плюрализации и гласности позволило демистифицировать политику и дало людям возможность поверить в то, что участие в политике может принести пользу. Горбачев одновременно мобилизовал новые общественные силы, дискредитировал старый политический порядок и создал новые политические институты для урегулирования конфликта между новыми общественными силами и «старой гвардией». Также было создано новое политическое пространство, в котором демократическая оппозиция могла установить связи с умеренными внутри режима.

Тактика № 3. Создавать возможности для кооптации лидеров и активистов оппозиционных групп на новые политические арены, где они вместе с реформаторски настроенными членами истеблишмента смогут изучать и применять прагматические и адаптивные тактики демократического процесса. В самом общем смысле создание Горбачевым новых политических институтов было направлено на поддержание стабильности за счет расширения возможностей для подлинного политического участия со скоростью, равной или превышающей скорость вызванной гласностью политической мобилизации[424]. Однако на конкретном уровне межэлитного взаимодействия эти институты стали аренами, где на первый план вышли общие вопросы соблюдения процедур, верховенства закона, парламентской практики и т. д. Этот путь был тернист и изобиловал конфликтами, что неудивительно при любом переходе к демократии. Важно, что медленный процесс институционализации сдвинулся с мертвой точки и набирал силу. Ранние исследования этого процесса показали, что уважение к процедурному принципу выросло не только среди реформаторов, но также среди колеблющихся и консерваторов [Sergeyev, Biryukov 1993]. Ди Пальма утверждал, что умеренные консерваторы, когда они приходят к выводу, что альтернатив демократизации нет, становятся легкообучаемы [Palma 1991, ch. IV].

Тактика № 4. Лишить привилегированные корпоративные заинтересованные группы старого режима их политического иммунитета, но предоставить достаточную защиту от отчуждения, чтобы избежать их массового отхода и помешать им искать союзников, с которыми они могли бы насильственно повернуть вспять процесс демократизации. Тех, чей иммунитет при старом режиме был гарантирован, нужно лишить этого иммунитета, однако предоставить им достаточное пространство в новом порядке, не ставя их в безвыходное положение [Palma 1991: 110–111]. Императив здесь – «сделать ощутимой институциональную неопределенность» [Palma 1991: 32], достаточно ощутимой, чтобы значительная часть старой гвардии поняла, что выгоднее вступить в игру, чем отстраниться. Идея состоит в том, что они не только будут играть в новые игры, но также научатся этому и оценят (в конечном итоге) новые правила. Совершенно необходимо запугать консерваторов, заставив их поверить в то, что у них нет другого выбора, кроме как присоединиться к новой демократической игре, а также заверить их в том, что у них в этой игре есть место и оно защищено лидером[425].

С этих позиций политическая тактика Горбачева выглядит мудрой. Его реформы разрушили политический иммунитет старой гвардии и уменьшили влияние вооруженных сил на внутреннюю и внешнюю политику. В то же время он дистанцировался от радикальных аболиционистских сил и, таким образом, какое-то время поддерживал связи с консервативными силами истеблишмента. Эта стратегия проявилась: 1) в его нежелании поддерживать призывы к уничтожению социально-экономических привилегий элиты; 2) в отправке в почетную отставку многих членов Политбюро и Центрального комитета; 3) в его готовности позволить многим представителям консервативных и реакционных сил открыто выступать на транслируемых по телевидению заседаниях ЦК и Съезда народных депутатов; 4) во введении избирательной системы, изначально оставлявшей значительную часть мест за элитарными назначенцами от партии, профсоюзов, ВЛКСМ и Академии наук; 5) в разрыве между его предложениями на XIX партконференции (июнь 1988 года) и теми, что были внесены там Ельциным; 6) в его подходе к экономической реформе, когда многие чиновники получили долю в частном секторе экономики посредством «стихийной» или «номенклатурной» приватизации (некоторые аналитики назвали бы это массовым хищением активов инсайдерами); и 7) в его осторожном отношении к КГБ.

Для многих радикалов в Советском Союзе и за рубежом эти уступки казались неприемлемым консерватизмом и свидетельством того, что Горбачев был воспитан как верный коммунист и аппаратчик. Однако с точки зрения людей, хорошо разбирающихся в сравнительных исследованиях перехода к демократии, все это имело смысл.

В то же время Горбачев ловко использовал кризисы, некоторые из которых создавались искусственно, а некоторые были естественными, для чистки или маргинализации консерваторов в руководстве и разоружения реваншистов, а также для поощрения выжидающих, чтобы они примкнули к победителю, создавая у них опасения, что они многого лишатся, если не поддержат его сейчас[426]. Кризисы Горбачева не компрометировали; напротив, он использовал их, чтобы перехватить политическую инициативу и далее радикализировать свои программы.

Тактика № 5. В тупиковых ситуациях идти на обострение, чтобы увеличить предполагаемые издержки отката назад. Этот рецепт основан на известном изречении Роберта Даля о том, что демократические прорывы напрямую зависят от того, чтобы издержки подавления оппозиции превышали предполагаемые издержки терпимости [Dahl 1971:15]. Вопрос не в том, являются ли нынешние издержки терпимости желательными или приятными; вопрос в том, воспринимаются ли они как более терпимые по сравнению с издержками резкой ответной реакции[427].

В этом отношении Горбачев последовательно проводил успешную стратегию в течение первых пяти лет своего правления (до середины 1990 года). Он был «радикальным центристом», стремившимся сохранить движение «влево», в то же время доминируя (и защищая) в плавающем центре политического спектра. Поощряя активизацию общественных сил, стремящихся к более радикальным изменениям, или присоединяясь к этим общественным