Иная судьба. Книга I - Вероника Горбачёва

Года три тому назад, едва открыв собственное дело, Бланш умудрилась крепко получить от него по зубам — хорошо, что в переносном смысле, не в буквальном. Несмотря на устоявшееся положение мсьё Ламбера, как единственного и неповторимого знатока, ценителя и Мастера, некоторым из дам и мадемуазелей приходила время от времени в голову такая блажь — во время променадов по магазинчикам и лавкам нет-нет, да и заглянуть в поисках чего-то новенького во вновь открывшийся салон, кондитерскую, кофейню… А простушка Леро возьми и придумай: для привлечения клиенток предлагать им по чашечке только-только вошедшего в моду горячего шоколада, причём бесплатно, и это в то время, когда «чеколатт», привозимый полулегально из Нового Света, был безумно дорог! Да и варить его правильно могли далеко не все, нужно было ещё найти и переманить к себе умельца… Когда по простоте душевной маркиза де Брюс выболтала на очередной примерке у Огюста, что «вот хорошо бы сейчас чашечку шоколада, как у малышки Бланш, я, право же, иногда только из-за этого к ней заглядываю, дорогой мэтр, а вовсе не из-за её кружев и мантилий из Севильи…» — божок и законодатель Эстрейской моды не на шутку обеспокоился. Мелочь, конечно, чашка диковинного напитка — тьфу, это и ему под силу, можно и кофий, и сладости этим капризницам предложить, пусть обожрутся, лишь бы ткани не заляпали… Но его обставили! Опередили!

Нахалку требовалось проучить.

С умиротворением в сердце, одобрительно кивая, мэтр созерцал, как под руководством двух его человечков окрестные нищие бьют безумно дорогие зеркальные окна в мастерской нахалки, возомнившей о себе слишком много. До того, как поспеет дозор, его молодцы должны были успеть справиться с дверью и основательно пошерудить внутри мастерской, а может, и пощупать саму цыпочку с белошвейками… так, попугать на первый раз, до серьёзного членовредительства дойти дело не должно было… сегодня. Свидетели происходящего безобразия чудесным образом растворились в вечернем сумраке; впрочем, кое-кто из них исчез не бесшумно, а с криками, подзывая караул, на что, собственно, и рассчитывал паук-сколопендр, затаившийся в своём возке на углу квартала и предусмотрительно не высовывающий нос наружу. У обнаглевшей мушки должно сложиться впечатление, что только неожиданно подоспевшая помощь доблестной городской стражи спасла её от неминуемой гибели.

Но… как это иногда случается, некие высшие силы решились вмешаться. И совсем не вовремя послали на вовсе не центральную улочку богатую карету с гербом не кого-нибудь, а его светлости… У Ламбера потемнело в глазах. Герб д'Эстре был, конечно, не во всю дверцу, а в правом верхнем углу, и куда меньше, чем на каретах, в коих обычно выезжал сиятельный властитель. Но миниатюрный разъярённый дракон на золотой эмали, украшенной тремя венценосными лилиями, недвусмысленно давал понять: едет некто из самого Гайярда, из личного штата обслуги, и горе тому, кто осмелится встать на пути позолоченного возка, даже если на атласных подушках сидит щербатый поварёнок, по прихоти судьбы или домоправительницы срочно посланный за ценными пряностями к послезавтрашнему обеду…

Кучеру довольно было беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. Оглушительно свистнув, он направил лошадей прямо на тротуар, на суетящихся клошаров, распалившихся в полном осознании своей безнаказанности до такой степени, что никто даже головы не повернул на стук копыт и сердитый оклик. Оглушительно, выстрелом, щёлкнул в воздухе кнут — и вот уже один из бродяг, заорав, рухнул на мостовую и завыл, корчась и пытаясь схватиться за спину. У другого кнут обвился вокруг шеи и свалил с ног, едва не придушив. Хитро потянув на себя кнутовище, возница ослабил натяг, затем дёрнул на себя, освобождая полоску кожи, а другой рукой ловко выхватил пистоль, заткнутую за пояс.

А как же! Время вечернее, городская стража не вездесуща, а матушке Аглае может придти в голову заглянуть и в бедный приют, и к знакомой старушке на окраине… Капитан Модильяни строго следил за тем, чтобы дураков и трусов на козлы не сажали, да и на запятки тоже. Кучер только ухмыльнулся, глядя, как парочка лакеев от души пинками разгоняет враз присмиревшую сволочь. Вот, а госпожа Аглая каждый раз бурчит, на кой им столько народу с собой возить, лучше бы делом занимались, дармоеды… Ан нет, не дармоеды, службу знают!

Огюст Ламбер был весьма чуткий и отзывчивый человек. Вот и сейчас: он прямо-таки почуял всеми фибрами души грядущие неприятности. И тут же отозвалась интуиция, вопя, что домоправительница — это в других домах, может, невелика фря, а у этой — сыночек в первых помощниках у С а м о г о, каждый день, почитай, великие дела вместе творят… Ох, не повезло… И что ей в сытости и покое не сидится, этот Модильяни, вон уже выскочила, глазищи сверкают, синие, гневливые, такие же, как, поговаривают, у сынка, когда он порядки начинает наводить, а после кого на плаху, кого на виселицу… Ему-то, Ламберу, по простоте происхождения, сразу верёвку намылят.

Бежать!

Даже не оглянувшись на шум срывающегося с места возка, матушка Аглая, гневно выдохнув, откинула с дороги носком туфли особо крупный осколок стекла, упёрла руки в бока и внятно и доходчиво разъяснила подоспевшему, наконец, дозору в количестве пяти человек всё, что думает о расторопности и смышлёности стражей порядка. А заодно и о тех, кто подбирает на ответственные должности молодых неоперившихся сосунков и любителей дарового пива, коим животы уже мешают бегать достаточно быстро. Не дослушав возражений, затребовала имена, звания и номер развода и заверила, что разбираться с ними окончательно будет уже не она. Резво обернулась на скрип приоткрывающейся двери мастерской.

— А вы тоже хороши, милая, — напустилась на побелевшую от страха Бланш. — Женщина должна уметь защищаться! У вас на окнах полно горшков с цветами, почему они до сих пор на месте? Один метко пущенный горшок — минус один мерзавец! Всему-то вас надо учить…

Бланш присела в глубочайшем реверансе. Не только из благодарности, а просто — подогнулись ноги. Хоть нервы у неё были железные, но переволновалась она изрядно. Ей пришлось собраться с силами, чтобы достойно ответить.

— Завтра же заставлю своих девочек упражняться, сударыня. Не соизволите войти? Чем я могу вас отблагодарить?

— Можете, — великодушно отозвалась матушка Аглая. — Очень даже можете, милая. Мне позарез нужен этот ваш… кофевар-шоколадник. Одолжите мне его дня на три… нет, пожалуй, на недельку. Его светлости вздумалось иногда баловать себя чашкой кофия по утрам, а мои оболтусы не справляются: то зёрна пережарят, то сварят какую-то бурду… А уж о цене мы с вами договоримся.