Они были мелкие и золотокрылые - Юлиана Лебединская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О да, Филип написал много чего! Как и наделал, – и тихо добавила. – Как и мой сын…
– Хватит! Выпустите меня из вирта! Немедленно, слышишь?!
Последнее слова я орал, уже сидя в корыте.
Я выпутался из проводов, выскочил из подвала, из дома и бросился, куда глаза глядят. У реки спотыкнулся, упал, едва не свалился в воду. Отполз чуть в сторону, за заросли камышей. Отсюда, если что, бабку сразу увижу и удеру. Да и вообще – удеру. Нет, чего мне удирать-то? Просто вернусь домой. Сейчас же. Только отдохну немного.
Расскажу всё отцу и дяде Филипу, пусть решают, что с этой ненормальной делать.
А ведь дядя Филип всегда был против Заповедника. Из своих родичей «с заскоками» никого не пожалел. Все в Африке гниют. Или сгнили уже.
Дядя Филип… Неужели он врал всё это время? И отец врал? И хрено… златокрылы несли добро и эмпатию?
Я изо всех сил напряг мозг, вспоминая, о чём при мне говорили взрослые. И почему я их так плохо слушал? Думал, что всё это скучный бред. Что ещё успею вникнуть во всю эту мутотень с устройством мира. Потом. А пока гораздо интереснее посидеть в вирте…
…Вот, значит, дядя Филип дарит первый в моей жизни вирт на пятнадцатилетие. Пока ещё – с виртуальной подружкой. Отец ворчит: мол, стоило подождать до совершеннолетия. Филип смеётся: на шестнадцать лет он мне подарит настоящую вирт-девицу. И дарит. Ту самую, с веснушками и ясным взглядом. Отец не говорит ничего, но ставит ограничение на программу. Заходить в неё можно раз в две недели. Пацаны ржут. У них сеансы каждую неделю, а то и чаще. Дядя Филип обещает сводить в свой персональный салон, с живыми девками! Отец заявляет: не раньше, чем исполнится восемнадцать. И подключает следилку, чтобы знать, куда я хожу. Дядя Филип предлагает её отключить втихаря на пару часиков, но… Меня отправляют сюда.
И что ты сделал, отец? Лучше сделал? Уж лучше бы я с девками сейчас, чем в этом дурдоме… А может, отец уже подозревал бабку, потому и прислал меня к ней, чтобы проследил? Почему тогда прямо не сказал? Я бы мог и не заметить ничего…
Сколько же вопросов!
Зачем я здесь, отец?
4. Хозяйка «Утренней звезды»
До границы Заповедника с нормальным миром я добрёл уже после обеда. Лезть пришлось по зарослям колючего бурьяна, через кочки и овраги бесконечные. Дряхлый старик и захочет – не проберётся через всё это.
И это… Я ещё на уличный туалет жаловался. А теперь, мои поздравления: вся улица – туалет! Фу, стыд-то какой.
Границу охраняли страж-боты, пыльно-белые цилиндры с глазами-лупами и руко-дулами. Я залёг за раскидистой колючкой с сиреневыми цветами. Вот сейчас парочка «цилиндров» расползлась в разные стороны, ещё чуть-чуть и можно будет проскользнуть между…
Цилиндр развернулся и уставился на колючий куст. А потом заскользил прямиком ко мне. И что, корчиться на земле перед железякой? Я гордо встал. Ну, насколько мог – гордо. Вообще-то хотелось дать дёру.
Бот, тем временем, подполз ближе, сверкнул красными глазами и протянул манипулятор к моей кисти. Код личности считать хочет. Я покосился по сторонам. Меня окружали красноглазые боты. Я протянул руку. Подумаешь, вернут к бабке. Может, хоть запрос отцу дадут отправить?
Страж-бот деловито исследовал моё запястье, пискнул и отполз в сторону.
Глаза загорелись зелёным.
– Проход разрешён, – прогудела железяка.
Это что же? Я в любую минуту мог отсюда уйти?!
И следующая мысль: как быстро отец об этом узнает?
Я неуверенно топтался перед страж-ботами. Боты удивленно попискивали. Я поплёлся прочь – от них, от Заповедника, от свихнувшихся бабок.
Заработал встроенный в чип маршрутизатор и сообщил, что я – в полутора километрах от границы со второй полосой, почти в двух километрах от соответствующей моему статусу гостиницы «Алмаз» и в километре и шестистах метрах от низкосортного пансионата «Утренняя звезда».
Я велел строить маршрут к «Звезде».
Противный голос в ушах запищал что-то о статусе и рекомендациях. Я послал его к чёрту.
Я хотел подумать.
Данные из высокостатусной гостиницы немедленно отправятся к отцу, в мелком пансионате можно рассчитаться монетами, от которых давеча бабка отказалась, благо они в кармане джинсов так и валяются.
Монет на «Утреннюю звезду» хватило.
Встретила меня высокая грудастая дама с выкрашенными в блонд волосами, немолодая, но эффектная. Представилась Варисой, хозяйкой. Она окинула взглядом запылившуюся одежду и оцарапанное лицо, но ничего не сказала. Взяла монеты, показала комнату.
А что? Вполне себе жильё. Номер маленький, но уютный и чистый. Душ есть и кондёр. И кровать. После бабкиной халупы – вообще хоромы! Я вышел на балкон. За ним рос кедр, совал в лицо пушисто-колючие ветки, ронял иголки на пластмассовый столик и стул.
Отличное место, чтобы подумать.
Я уселся на стул и уставился на кедр.
Перед глазами снова замелькали луг и конь, и брызги воды в лицо. Проклятая картинка, заела! Но, что если, заела – потому как настоящая? Я мотнул головой. Вот поймают бабку и… И что тогда?
Я представил, как красавицу-Неонилу секут кнутом. Делают что-то похуже. Стало дурно. Я что – чувствующий?
Да нет, ерунда. Это от голода тошнит. Я же не жрал целый день. Хозяйка говорила, можно заказать обед на кухне. Но сначала – душ.
Через полчаса я ел суп из био-грибов, салат из заменителя овощей и большой кусок синто-мяса. Над барной стойкой размеренно гудело ТиВи. У соседнего столика суетилась девочка-официантка – редкий случай, когда официант не бот. Наверное, такое только на окраине второй полосы и возможно. Хозяйка Вариса сидела за стойкой и щелкала клавишами по электронному меню, внося то ли правки, то ли пометки.
На экране ТиВи мелькнуло круглое лицо дяди Филипа. Как всегда самодовольное и хитрое. Дядя что-то бубнил о проблемах третьей полосы, но почему-то сейчас его слова звучали как-то… фальшиво, что ли.
– …все Заповедники с сентября месяца. Решение принято окончательно…
Что он сказал?
Я вскочил, едва не опрокинув стул.
– Что он сказал? – я бросился к Варисе. – Вы слышали? Что он только что сказал? Филип Огаров…
Вариса подняла на меня светло-голубые глаза.
– Ты с Луны свалился, мальчик? Он уже не первый раз
