Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая

— Не просто какой-то тролль! — строго воздел палец Виктор. — Тролль, который купил титул и теперь станет первым не-человеком в Палате эрлов. Это же круто!!! Эм-м… дорогая? А у тебя нет знакомого тролля, производящего гантели и турники?

— Ой, да ну тебя…

Как только весна окончательно возвратила людям тепло, каждое утро начиналось с пробежки, и каждый вечер ей завершался. Дети, которых в приюте заметно прибавилось, бежали сквозь туман, под солнцем и звездами, в любую погоду, кроме неописуемо скверной. Ошибкой было предположить, что директор возглавлял их. Он замыкал группу, невозмутимо вылавливая дезертиров из всевозможных укрытий.

Кроме утренней и вечерней была дополнительная пробежка — штрафная. Каждая шалость имела свою цену, а цена измерялась кругами. Старый дом не вмешивался. Возможно, ему даже нравилось быть центром событий — буквально.

Но однажды, туманным утром на пути бегущих воздвиглась кухарка. Люди постоянно допускают одну и ту же ошибку, думая: если тролль большой, то он неуклюжий. Тетка Лемпи умела двигаться очень быстро и тихо. Секунду назад ее не было, и вот она уже стоит на дорожке, а перед ней — куча-мала из юных спортсменов.

Виктор аккуратно разобрал кучу-малу и строго взглянул на кухарку:

— Чему обязан?

— Вот вы тута бегаете, а там картоха на всю ораву не чищена, — не менее строго ответила та.

— И что?

— И то… — тетка Лемпи достала из кармана фартука исписанный лист, — что выполнение работы с кухонным инвентарем способствует развитию мелкой моторики у детей, а также улучшает внимание и аккуратность. Вот.

Виктор бросил быстрый взгляд в сторону дома. Я успела шарахнуться за портьеру.

— Это заговор! — Виктор очень старался выглядеть серьезным, даже суровым.

— Не-е-е. Это бумажка, — отозвалась тетка Лемпи, сделав фирменное выражение лица "Моя — тупой тролль, только слезть с ёлки". Именно это выражение заставляло торговцев на рынке всхлипывать от бессилия и отдавать кухарке всю сдачу, часто — с избытком.

С тех пор тетка Лемпи вела у детей домоводство. Иногда оно было штрафным.

Это должно было произойти. Когда у приюта появляются солидные попечители, следом незваным гостем вваливается их мнение. Сколько бы Виктор ни пытался бороться с этим, лично выбирая детей, все бесполезно. Можно сказать, нам повезло: только один ребенок со стажем побегов и репутацией задиры. Не целая банда.

И все это отошло на второй план, когда мы прочитали бумаги полностью.

Брен ванКаннис, одиннадцати лет от роду. Девочка-измененная.

Сразу после войны пострадали все измененные: носили повязки на рукаве, жили в гетто. Через два поколения ситуация стала чуть лучше: люди узнали, что по мужской линии звериные черты быстро сходят на нет. Мальчишкам повезло, девочкам не везет по сей день. Почти не везет: их больше не убивают сразу после рождения — по официальной статистике.

"Годик перекантуется, получит паспорт, и можете вышвырнуть!" — сказали нам попечители. Что сказал им в ответ Виктор, записывать не рискну: вдруг это прочтут воспитанники. Он редко использует по-настоящему крепкие выражения, но высказаться умеет. В любом случае, попечители поняли его по-своему: решили, что требует больше денег. Слова "дружный коллектив счастливых детей" для них звучали, как "на'т'вса'ха'c'эээту" с неверным апострофом.

Виктор обзавелся собственным кабинетом, где проводил время кто угодно кроме него. Когда в дверь с табличкой "Директор" зашвырнули Брен, в кабинете была только я — готовилась к уроку сервировки. Нужно быть практичными: не все дети станут звездами спорта, кому-то достанется работа горничной или лакея. Искусство сложить салфетку пригодится не меньше, чем грамотный хук или быстрые ноги.

Дверь захлопнулась. Матерчатые лебеди дружно упали в обморок.

Брен напоминала Люути: невысокая, коренастая с черными волосами, в нелепой бесформенной кофте с чужого плеча. На этом сходство заканчивалось. Густые лохматые брови, круглые карие глаза, вздернутый нос, который…

"О, боги, он действительно покрыт бежевой шерстью. Как и уши."

Девочка, похожая на ротвейлера. Наглого ротвейлера, который прошелся по кабинету, выгреб мятные карамельки из вазы, забрал почти все карандаши, сморкнулся в рукав и с вызовом уставился на меня.

Измененные с чертами псовых, отчасти — собаки, как бы дико это не прозвучало. Немного — не настолько, чтобы приходилось показывать им, кто в стае лидер. Хотя, судя по виду новенькой, она как раз и ждала, что ее облают.

— Молодец, Брен! Именно столько карандашей нам будет нужно для рисования. А конфеты — невкусные, они — для случайных гостей.

Я взяла очередую салфетку и продолжила тренироваться. Девочка молча сопела. Лебедей стало на одного больше. Сопение сделалось громче. В конце концов раздалось возмущенное:

— Что за шняги?! Не умеете — не беритесь!

Она схватила две салфетки и сложила цветок, рядом с которым мои недоптицы действительно были полным провалом.

"Вот это поворот! Сюрприз похлеще лохматого носа."

— Научишь меня?

Посопев еще немного для приличия, Брен кивнула. Зазвонил многострадальный приютский гонг: кухарка колотила по нему от души, он уже весь был покрыт вмятинами. Девочка вздрогнула и принюхалась.

— Всего лишь сигнал к обеду, не бойся. Идем, Брен.

Прежде чем дверь в кабинет закрылась, я обнаружила, что большая часть конфет и все карандаши вернулись на место.

А вот и первая драка в девчачьей спальне.

Впрочем, дракой это назвать было сложно, явившись на шум, мы с Виктором наблюдали удивительную картину: сестры-дварфы улепетывали от Брен, швыряя в нее чем попало. Она прыгала через кровати, явно нацелившись на чемодан близнецов. Виктор полюбовался погоней и свистнул. На Брен это действовало сильнее, чем ведро холодной воды: девочка с размаху уселась на пол, не закончив прыжок.

— Объяснитесь, — потребовал Виктор. Ири и Мари развели руками.

— Только я чую, что эта чертова дрянь опасна?! — рявкнула Брен.

— Девочки, я все понимаю, но пришло время наконец предъявить содержимое.

— Потому что…

— …она так сказала?! — возмутились дуэтом сестры, вцепившись в свое сокровище.

— Нет. Потому что она почуяла.

Злобно ворча, сестрички принялись отпирать замки. К тому времени, когда щелкнул последний, пришли Бертран и Мишель.

— Мама дорогая! — сказала Мишель при виде темных сосудов, залитых сургучом. Я успела заметить на одном из них трещинку. Бертан добавил к словам жены несколько менее добрых, закрыл чемодан и вынес его — так осторожно, словно это было хрупкое произведение искусства. Испуг передался детям, сестрички больше не пытались скандалить. Все молчали, пока Бертран не вернулся.

— Бездымный порох, — объяснил он. — Экспериментальная взрывчатка дварфов-шахтеров.

— Но мы не дружим с огнем, — полувопросительно сказала Матильда.

— Поэтому чемодан сейчас достаточно далеко от дома, — кивнул Бертран и потрепал Брен по голове. — Молодчина!

— Ну, еще за ухом почешите, — буркнула та, но было видно, что она рада.

— А ты куда смотрел? — спросил Виктор, подняв голову к потолку. Дом в ответ уронил на него здоровенный кусок штукатурки. Логично. Не архитектурное это дело — приглядывать за детьми.

— Бросай тетради, вспомни, что у тебя есть муж, — Виктор бродил вокруг, я отмахивалась, не прекращая писать.

— Это не тетради. Помнишь, ты обещал второй клавишный инструмент?

— Внезапно! — Виктор плюхнулся в кресло и почесал в затылке. — Ладно, какой ты хочешь? Хоть бы маленький, хоть бы маленький, — он скрестил пальцы, глядя на меня искоса.

— Никакой! Вместо него выбьешь из попечителей бюджет на привратника. Или сторожа.