...Это не сон! (сборник) - Рабиндранат Тагор

И Шойлоджа потащила Комолу к дверям комнаты, где находился Нолинакхо.

Нолинакхо выслушал Уми, прописал лекарство и ушел.

– Знаешь, Комола, хотя всевышний и заставил тебя много страдать, ты все же счастливая, – сказала Шойла после ухода доктора. – Наберись терпения. Скоро все устроится. А пока мы регулярно будем приглашать доктора к Уми, так что ты сможешь видеть его.

Через несколько дней Чоккроборти, выбрав время, когда Нолинакхо не было дома, пришел к нему.

На слова слуги, что доктора нет, он сказал:

– Но ведь госпожа дома. Пойди доложи, что ее желает видеть один старый брахман.

Сверху, от Кхемонкори, последовало приглашение.

– Мать, ваше имя известно в Бенаресе, – сказал дядя, – и я явился с тем, чтобы поучиться у вас благочестию. Другой цели у меня нет. Моя внучка заболела, и я пришел пригласить вашего сына к ней. Но оказалось, что его нет дома. Тогда я решил, что не уйду, пока не увижу вас.

– Нолин скоро вернется. Подождите немного, – предложила Кхемонкори. – Уже поздно, я прикажу покормить вас.

– Я знал, что вы не отпустите меня без угощения, – ответил дядя. – Люди всегда узнают во мне любителя вкусно поесть. Все, кто меня знает, прощают мне эту слабость.

Кхемонкори с удовольствием угощала дядю.

– Приходите завтра ко мне на обед, – пригласила она. – Сегодня я не могла хорошо угостить вас, так как не была готова к вашему приходу.

– Когда вы будете готовы, не забудьте старого брахмана, – шутил дядя. – Кстати, я живу недалеко от вас. Если хотите, я возьму с собой вашего слугу и покажу ему свой дом.

После нескольких посещений Чоккроборти стал своим человеком в доме Кхемонкори.

Однажды, когда дядя сидел у Кхемонкори, она позвала к себе сына и сказала ему:

– Нолин, ты не должен ничего брать за лечение с господина Чоккроборти.

– Он, видно, предупреждает желание матери, потому что и так не берет с нас, – рассмеялся дядя. – Ваш сын – благородный человек: узнает бедняка с первого взгляда.

В течение нескольких дней дядя о чем-то совещался с дочерью и наконец однажды утром сказал Комоле:

– Сегодня мы с тобой пойдем совершать омовение на Дашашвамедх-гхат.

– А ты, диди, пойдешь? – спросила Комола Шойлу.

– Нет, дорогая, Уми еще нездоровится.

После омовения дядя повел Комолу домой другой дорогой.

Немного пройдя, они увидели пожилую, одетую в шелковое сари женщину, она медленно шла, возвращаясь после омовения, с кувшином, до краев наполненным водой из Ганги.

– Дорогая, поклонись этой женщине, – сказал дядя, повернувшись к Комоле. – Это мать нашего доктора.

Комола от неожиданности вздрогнула. Она с глубоким почтением взяла прах от ног Кхемонкори.

– Кто ты? Какая красавица! Прямо сама богиня Лакшми, – восхищалась Кхемонкори, приподняв покрывало и разглядывая смущенное личико Комолы. – Как тебя зовут, дитя мое?

Комола хотела ответить, но дядя перебил ее:

– Ее зовут Хоридаши. Она – дочь моего троюродного брата, сирота и живет у меня.

– Зайдемте ко мне, господин Чоккроборти? – предложила Кхемонкори.

Когда они пришли, Кхемонкори позвала сына, но его не оказалось дома. Тем временем дядя уселся в кресло, а Комола опустилась рядом на пол.

– Моя племянница очень несчастна, – заговорил дядя. – На следующий день после свадьбы ее муж решил стать саньяси[97] и покинул ее. После этого они не встречались. Единственное желание Хоридаши – посвятить себя служению всевышнему и поселиться в Бенаресе. Но я живу не здесь, у меня служба, я должен работать, чтобы прокормить семью. И у меня нет возможности поселиться с ней здесь. Я рассчитываю на вас. Я был бы спокоен, если бы вы согласились оставить ее в своем доме. Она была бы вам дочерью. Если же вам станет неудобно, вы всегда сможете отослать ее обратно ко мне, в Газипур. Но я уверен, что не пройдет и двух дней, как вы поймете, что она сокровище, и не захотите расстаться с ней и на миг.

– Что же, я согласна, – сказала Кхемонкори. – С удовольствием оставлю у себя такую девушку. Много раз я приводила с улицы чужих девочек, кормила и одевала их с радостью, но удержать их мне не удавалось. Теперь у меня будет Хоридаши. Вы можете быть вполне спокойны за нее. Вам, конечно, доводилось слышать от многих о моем Нолинакхо. Он – прекрасный сын, кроме него, в доме у меня никто не живет.

– Все знают Нолинакхо-бабу, – заверил ее дядя. – И я рад, что он находится у вас. Я слышал, что он живет почти отшельником с тех пор, как после свадьбы утонула его жена.

– Что было, то прошло, – отвечала Кхемонкори. – Лучше не говорите мне о том случае. Дрожь охватывает меня при одном воспоминании об этом несчастье.

– Итак, я оставляю Хоридаши у вас, а теперь разрешите откланяться. Иногда я буду навещать ее. У Хоридаши есть старшая сестра, она зайдет познакомиться с вами.

Когда дядя ушел, Кхемонкори подозвала Комолу:

– Подойди ко мне, дорогая. Дай я взгляну на тебя. Да ты совсем еще дитя! Бросить такую красавицу! Есть же каменные сердца на свете! Желаю тебе, чтобы он вернулся. Всевышний не мог дать тебе красоту, чтобы она пропадала зря. – Старая женщина взяла Комолу за подбородок и поцеловала ее. – Здесь у тебя не будет сверстниц. Не заскучаешь ли ты со мной? – спросила она.

– Нет! – самозабвенно воскликнула Комола, поднимая свои большие и кроткие глаза на Кхемонкори.

– Надо подумать, чем бы тебя занять на весь день, – продолжала Кхемонкори.

– Я буду работать для вас.

– О несчастная! Будешь работать на меня! У меня на свете один-единственный сын, да и тот живет, как саньяси. Хоть бы раз он сказал мне, попросил бы меня: «Мама, мне нужно то-то и то-то, я хотел бы съесть это, мне это нравится!» Как бы я была счастлива и ни в чем не отказала бы ему. Но он ни разу не сделал так. Он не оставляет себе ни гроша из денег, которые зарабатывает. И скрывает от всех, что помогает беднякам. Дорогая, ты будешь со мной круглые сутки, и я хочу предупредить заранее, что буду часто хвалить сына. Так что не сердись, к этому придется привыкнуть.

Сердце Комолы радостно забилось, но она опустила глаза, чтобы скрыть свое волнение.

– Какое же занятие мне для тебя придумать, – вслух размышляла Кхемонкори, – шить умеешь?

– Не очень хорошо, ма.

– Ну ладно. Выучу тебя, а читать умеешь?

– Умею!

– Чудесно. Без очков я уже ничего не вижу. Будешь мне читать вслух.

– Я еще умею готовить, – робко сообщила Комола.

– Каждый, увидев твое лицо Аннапурны, подумал бы, что ты хорошо стряпаешь. До недавнего времени я сама готовила еду для себя и Нолина. Но с тех пор, как я заболела, Нолину приходится самому себе готовить, чтобы не есть пищу, приготовленную чужими руками. А теперь благодаря тебе это кончится. Не возражаю, если ты будешь готовить и для меня, когда я заболею, только что-нибудь попроще. Пойдем, дорогая, я покажу тебе кухню и кладовку.

Кхемонкори показала Комоле свое небольшое хозяйство. Когда они пришли на кухню, Комола воспользовалась случаем и получила позволение приготовить обед. Кхемонкори улыбнулась.

– Царство хозяйки – ее кухня и кладовая, – сказала она. – В жизни мне пришлось от многого отказаться. Только это и осталось у меня. Но так и быть, готовь сегодня. Постепенно я передам все хозяйство в твои руки и смогу всецело посвятить себя служению всевышнему. Но не так легко отойти от всех домашних дел, некоторое время душа будет пребывать в беспокойстве. Хозяйка в доме все равно что царица на троне.

Кхемонкори объяснила Комоле, что и как приготовить, и удалилась в молельню. Таким образом, жизнь Комолы в доме Кхемонкори началась с испытания ее кулинарного искусства.

Со свойственной ей аккуратностью принялась девушка за работу: обвязала вокруг талии конец сари, волосы заколола пучком на затылке.

Возвращаясь домой, Нолинакхо прежде всего шел проведать мать. Беспокойство о ее здоровье никогда не покидало его. Так и сегодня, услыхав шум на кухне и ощутив запах пищи, Нолинакхо, уверенный в том, что на кухне возится его мать, поспешил туда.

На звук его шагов Комола быстро обернулась, и глаза ее встретились с глазами Нолинакхо. От неожиданности ложка выпала из рук девушки. Тщетно торопилась она накинуть край сари на голову, совсем позабыв, что он обвязан вокруг талии. Когда же ей наконец удалось сделать это, Нолинакхо, озадаченный, покинул кухню. Девушка подняла оброненную ложку, руки у нее дрожали.

Когда Кхемонкори, закончив молитвы, заглянула на кухню, обед был уже готов. Комола вымыла и убрала все помещение, и оно сверкало чистотой: нигде не валялись ни обгоревшие щепки, ни очистки от овощей.

– Да ты, дорогая моя, истинная брахманка, – воскликнула довольная Кхемонкори.

Когда Нолинакхо сел обедать, его мать расположилась напротив него, а взволнованная Комола притаилась за дверью, стараясь не пропустить ни слова. Она боялась шелохнуться и замирала от страха, что обед не удался.