Россия, которой не было. Славянская книга проклятий - Александр Бушков

Поговорим о дряни - о Шуйских, царе Василии и его брате Дмитрии.

Их племянник, двадцатичетырехлетний князь Михаил Скопин-Шуйский, по справедливости считался лучшим русским полководцем того времени, славным многими победами над тушинцами. О нем самого высокого мнения был и поднаторевший в европейских войнах Делагарди, а популярность князя у русских можно без малейших преувеличений назвать общенародной. Именно этот человек был как нельзя более кстати, на своем месте, во главе русских войск перед лицом иностранного вторжения.

Однако удар последовал с неожиданной стороны…

В народе пошли вполне оправданные толки о том, что молодой князь Михаил, ежели судить по справедливости и заслугам, - лучший из возможных преемник царя Василия. Сам Василий к этим слухам относился довольно равнодушно (поскольку был бездетным), но его брат Дмитрий считал преемником царя как раз себя - и потому клеветал Василию на племянника, как только мог.

23 апреля 1610 г. на пиру у князя Воротынского жена Дмитрия Марья (кстати, дочь Малюты Скуратова) преподнесла Скопину-Шуйскому почетную чашу. Уже через несколько минут князь Михаил почувствовал себя плохо, пошла носом кровь (как у Бориса Годунова!), его увезли домой… С постели он уже не встал, не помогли ни царские лекари, ни срочно доставленные Делагарди немецкие врачи. Через две недели молодой князь умер. Толпа москвичей тут же бросилась разносить дом Дмитрия Шуйского - и, если бы не прискакали посланные царем ратники, несомненно, добилась бы своего.

Мало кто из историков сомневается, что князь Михаил был отравлен своими дядьями. Современники событий другой версии и не хотели принимать. Навыки Шуйского в обращении с ядами общеизвестны - подсылал отравителей и к Лжедмитрию II, и к Болотникову (вполне возможно, что и Годунова отравил он). Таким образом, братья Шуйские своими руками уничтожили человека, который мог спасти их династию. Прокопий Ляпунов, человек, без сомнения, осведомленный, в глаза обвинил всех трех братьев в отравлении князя Михаила - и ушел к Лжедмитрию II…

24 июля 1610 г. неподалеку от Можайска, у села Клушино, произошло сражение, которое, безусловно, должно считаться самой позорной страницей в летописи русского оружия. Разгром, который потерпели русские войска, можно сравнить разве что с поражением под Нарвой, однако под Нарвой войско Петра I состояло главным образом из новобранцев, а под Клушино пришли люди с немалым боевым опытом…

Историки обеих стран по-разному оценивают противостоявшие друг другу силы. Некоторые польские источники придерживаются следующей версии: у поляков - 6800 конников и 200 пехотинцев, у русских - 30 000 русских и пятитысячный корпус Делагарди. По русским данным, силы поляков составляли около двадцати тысяч, русских - около сорока. Впрочем, и такой расклад достаточно угнетает: проигрывать унизительно что при двухкратном превосходстве, что при четырехкратном…

Главное, польскими силами командовал талантливый и опытный полководец гетман Станислав Жулкевский, а русскими - Дмитрий Шуйский, пригодный для этой цели не более, чем для чтения лекций по алгебре. Едва победа стала склоняться на сторону гетмана, Дмитрий в панике ускакал от войска - по свидетельствам современников, при этом увяз в болоте, потерял сапоги и коня и прискакал в Москву босой, на крестьянской клячонке. Даже если это и придумано злопыхателями, полную военную бездарность Дмитрия не оспаривал никто. Именно в этот момент стране нужен был Михаил Скопин-Шуйский, но он лежал в земле…

17 июля Шуйского свергли, насильно постригли в монахи. Боярская дума с князем Мстиславским во главе обратилась к королю Сигизмунду, заявив, что согласна избрать русским царем королевича Владислава. Среди присягнувших Владиславу был и Михаил Романов. Ничего странного, если вспомнить, что его отец Филарет как раз и был уполномочен Земским Собором на то, чтобы добиться от Сигизмунда согласия на принятие Владиславом русской короны. Даже позже, когда Михаил был уже венчан на царство, в одной из первых грамот к Сигизмунду имя Михаила стояло на четырнадцатом месте, после бояр. Не удивительно, что поляки так долго не признавали Михаила законным государем…

Наступило время так называемой «семибоярщины». Правда, во всех сохранившихся официальных грамотах «бояр» не семь, а шесть: три боярина, Мстиславский, Шереметев и Голицын; окольничий, князь Мезецкий, и два думных дьяка - Телепнев и Луговской.

Коли уж мы помним героев, обязаны помнить и предателей. Вот они, все шестеро, поименно:

Федор Иванович Мстиславский

Василий Васильевич Голицын

Федор Иванович Шереметев

Данило Иванович Мезецкий

Василий Телепнев

Томило Луговской.

Именно эти шестеро от имени всего русского народа ночью впустили в Москву польские войска. И привели москвичей к торжественной присяге Владиславу, а потом разослали по всей стране «известительные» грамоты, требуя, чтобы королевичу присягала вся Русь.

Пожарище разгоралось. Смоленск был занят поляками оттого, что некий русский предатель Иванко с символическим прозвищем Шваль показал ведущие в город потайные ходы. (А русский воевода Бутурлин, перед тем как отступить из города под напором поляков, старательно ограбил лавки смоленских купцов.) Лжедмитрия II к тому времени уже прикончили касимовские татары, но осталось его воинство, расколовшееся надвое. Поляки и литовцы, так называемые «лисовчики» (по имени их предводителя, того самого Александра Лисовского, что был приговорен в Жечи к повешению), сражались теперь исключительно за себя. Деваться им было попросту некуда, король Сигизмунд, хоть и не предпринимал против них прямых военных действий, не препятствовал истреблять их московским полкам. Казаки, бывшие в подчинении Тушинского вора, убили Прокопия Ляпунова и, на словах, выступали против поляков, однако о том, как они «боролись» против Сигизмунда, лучше всего расскажет русский летописец: «Беспрестанно ездя по городам из подмосковных таборов, казаки грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают; боярынь и простых жен и девиц насилуют, церкви Божьи разоряют, святые иконы обдирают и ругаются над ними так, что и писать о том страшно. А когда Ивашка Заруцкий[78] с товарищами взяли Новодевичий монастырь, они также разорили церковь и ободрали образа, и таких черниц, как бывшую королеву Ливонскую, дочь Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и глядеть не смели, ограбили донага, а иных бедных черниц грабили и насиловали, а как пошли из монастыря, то его выжгли. Они считаются христианами, а сами хуже жидов».

(Кстати, эти строчки не мешало бы перечесть нынешним казакам, которые пока что вместо реальных дел лишь пыжливо разгуливают по улицам, увешавшись бутафорскими крестами и при каждом удобном случае не преминут ввернуть, что их предки, изволите ли видеть, всегда служили России верой и правдой…)

В Москве в плотной осаде сидели поляки (королевича Владислава столица так и не дождалась, что неудивительно - ни один нормальный человек на его месте не приехал бы). На севере «корпус» Делагарди, дочиста ограбив Новгород, попытался было проделать то же самое со Псковом, однако Псков отбился - правда, тут же попал в руки шайки некоего «вора Сидорки», который, не мудрствуя лукаво, объявил себя чудесно спасшимся от убийц «царем Дмитрием».

Это был уже третий Лжедмитрий. Чуть позже появился и четвертый - в Астрахани, и его признало царем все Нижнее Поволжье.

Таким образом, в России одновременно существовало целых пять правительств, каждое из них считало себя законным, издавало указы, жаловало землями, а заодно, понятное дело, карало супротивников. По сравнению с тогдашней ситуацией известное противостояние президента и парламента в 1993 г. - детская игра в коняшки.

Эти пять правительств были следующие:

1. Так называемое Ярославское, состоявшее человек примерно из двадцати вождей ополчения, которое мы теперь называем несколько проще: «ополчение Минина и Пожарского».

2. Боярская дума в Москве («шестибоярщина»), под крылом польского гетмана Ходасевича.

3. Атаманы Трубецкой и Заруцкий, со своими войсками обосновавшиеся под Москвой.

4. Лжедмитрий III в Пскове.

5. Лжедмитрий IV в Астрахани.

Речь идет только о тех, кто контролировал достаточно обширные территории (Делагарди, правда, тоже захватил изрядный кусок русского северо-востока, но он, по крайней мере, не издавал никаких указов, хотя грабил, стервец, за троих).

Где-то, словно киплинговская кошка, гулявшая сама по себе, мотался со своим воинством Александр Лисовский, чье положение было самым безвыходным - за участие в шляхетском мятеже и прочие художества его приговорили к вечному изгнанию из пределов Жечи Посполитой, и податься ему было абсолютно некуда. «Лисовчики», своеобразное солдатское братство, в пору своего расцвета насчитывали до десяти тысяч конников. Военные историки отмечают железную внутреннюю дисциплину этой ватаги, ее исключительную отчаянность в бою и незаменимость при дальних кавалерийских рейдах по тылам противника. Однако, с другой стороны, по грабежам и мародерству эта теплая компания наверняка заняла бы первое место в европейском чемпионате, вздумай его кто-нибудь проводить…