Россия, которой не было. Славянская книга проклятий - Александр Бушков

Скорее всего, Лжедмитрий II просто-напросто на досуге имел привычку баловаться алхимией и прочим чернокнижием, отсюда и загадочные книги с еврейскими письменами. То же, что в случае Нострадамуса, Калиостро и сотен шарлатанов помельче калибром… Всего и дел. Какие там, к черту, жидомасоны и опередившие время предшественники отцов-основателей государства Израиль…

Вот тут настало время вспомнить народную поговорку о зеркале, на которое при известных обстоятельствах не годится пенять… Сам по себе второй самозванец был личностью жалкой и ничтожной, и в подметки не годившейся тому, чье имя принял. Однако, каков бы он ни был, русская знать прямо-таки массово бросилась к нему поцеловать ножку и выпросить милостей…

Лучше всего ситуацию охарактеризовал С. Ф. Платонов: «В Москве, благодаря Тушину, все сословия дошли до глубокого политического разврата. Москвичи служили и тому, и другому государю: и царю Василию, и Вору. Они то ходили в Тушино за разными подачками, чинами и „деревнишками“, то возвращались в Москву и, сохраняя тушинское жалованье, ждали награды от Шуйского за то, что возвратились, „отстали“ от измены. Они открыто торговали с Тушином, смотрели на него не как на вражий стан, а как на очень удобное подспорье для служебной карьеры и денежных дел. Так относились к Тушину не отдельные лица, а масса лиц в московском обществе… оба соперника… своим совместным существованием влияли растлевающим образом на народ, развращали его».

Можно добавить, что именно Тушинский вор как раз и посвятил в патриархи всея Руси Филарета, отца будущего царя… Основной опорой, военной силой Лжедмитрия II были, конечно, авантюристы из Польши и Литвы (знаменитый Лисовский, один из воевод Тушинского вора, как раз и бежал из Жечи Посполитой оттого, что его там собирались повесить), но без «тушинских перелетов», как прозвали сновавших меж Москвой и Тушино русских, самозванец ни за что не продержался бы так долго. Мало того, есть печальные для самолюбия потомков свидетельства: русские сподвижники Вора не только не мешали чужеземцам грабить и бесчестить церкви, но, наоборот, сами подавали пример. Сохранились воспоминания очевидца и участника событий, келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. Монах прямо пишет, что даже «поляки с литвой» удивлялись, глядя, как русские тушинцы держат в алтарях своих церквей собак и скотину, а на иконах играют в кости… (Истины ради нужно упомянуть, что и сам Палицын не без греха. Вскоре, когда зашла речь об избрании на русский престол польского королевича Владислава, Палицын присягнул Владиславу и без особого смущения принял то, что гоголевский герой деликатно именовал «борзыми щенками». Впрочем, так в те чертовски сложные годы поступали слишком многие, и не нам судить этих людей, сыновей своего времени…)

Вот тут на сцене появляются те, кого без всякого на то основания именуют «шведскими интервентами».

«Интервенция» - это вторжение войск одного государства на территорию другого. Войска Шведского королевства вторглись на Русь гораздо позднее, в 1615 г., когда на троне уже два года сидел Михаил Романов и со Смутой, в общем, было покончено. Те, кого назвали «интервентами», на самом деле были наемниками, нанятыми Шуйским в Швеции, - примерно пятитысячный отряд из шведов, французов, немцев, шотландцев и финнов под командой молодого, но весьма толкового Якуба Делагарди, тридцатилетнего генерала. За помощь в войне против тушинцев Шуйский обещал, кроме денег, еще и передать Швеции область Корелу (часть нынешней Карелии) - однако по своему всегдашнему обыкновению соврал. Ландскнехты не получили не только Корелы, но и обещанного жалованья, вдобавок солдаты Шуйского разграбили их обоз…

Корпус Делагарди оказался в «подвешенном» положении. Большую его часть составляли отнюдь не шведы - да и чистокровных шведов по ту сторону границы никто не ждал. Предстояло либо подыхать с голоду, либо грабить.

Нужно добавить, что к тому времени история наемничества насчитывала несколько столетий. И «неплатежи» случались настолько часто, что наемные войска успели создать самый настоящий то ли церемониал, то ли ритуал - узнав, что им не намерены платить, они собирали сходку, без особых проклятий и жалоб выбирали себе «маршала» и его заместителей, после чего начинали добывать себе средства к пропитанию грабежом всего, до чего могли дотянуться.

Даже русские источники отзываются о Делагарди довольно дружелюбно. Судя по всему, молодой генерал (бывший в приятельских отношениях с молодым военачальником князем Михаилом Скопиным-Шуйским), как ни странно, близко к сердцу принимал русские беды. Но вряд ли смог бы втолковать своему воинству, почему оно обязано умирать не за плату, а за некие идеалы…

Одним словом, корпус Делагарди перешел на «самообеспечение». Захватив Новгород, принялись грабить во всю ивановскую - но, повторяю, не для шведской короны, а исключительно для себя. Время от времени Делагарди, правда, пытался вести нечто вроде переговоров о возможной кандидатуре шведского принца на русский престол, но никто, даже он сам, к этому не относился серьезно. Все за то, что эти телодвижения понадобились Якубу для того, чтобы не выглядеть откровенным предводителем разбойничьей шайки. Даже в те времена, собравшись грабить, уже думали об имидже и респектабельности.

Именно художества наемников Делагарди, занятых исключительно заботой о своем кармане, и назвали впоследствии отчего-то «шведским вторжением»…

(Ходят даже слухи, что именно тогда на Руси как раз и появился шотландец Лермонт, а вовсе не во времена Михаила, но проверить эту версию я сейчас не в состоянии.)

Необходимо отметить, что к рождению легенды о «шведских интервентах» причастны не только русские историки позднего времени, но и современник событий король Сигизмунд. Соль в том, что Жечь Посполитая и Швеция находились тогда в состоянии войны, и при некоторой изобретательности ума присутствие на территории Московского государства регулярных шведских войск давало королю формальный повод нарушить мирный договор с Москвой…

Сигизмунд прекрасно знал, что представляет собой «корпус Делагарди», но притворился, что искренне считает его «шведским регулярным войском».

И началась польская интервенция - на сей раз настоящая, без всяких кавычек. Смоленск был осажден войсками гетмана Жулкевского…

Я нисколько не рвусь оправдывать поляков (благо мои предки принадлежат не к полякам, а как раз к литвинам, тут есть свои тонкости и стародавние польско-литовские трения, постороннему непонятные). Однако никак не могу согласиться с тем, что вторжение польских войск в 1609 г. в пределы России в трудах иных национал-патриотично озабоченных тружеников пера предстает едва ли не самым черным злодеянием в мировой истории…

Когда речь идет о двух соседствующих державах, существующих бок о бок не одну сотню лет, лучше всего сразу отказаться от привычки видеть все в черно-белом цвете. Просто-таки невозможно доискаться, кто и когда нанес первую зуботычину, послужившую детонатором многовековых испано-французских, франко-итальянских, англо-шотландских и германо-французских войн. Проще признать, что рыльце в пушку у всех заинтересованных сторон.

Именно так и обстоит с русско-польскими отношениями. Никто не спорит: безусловно, король Сигизмунд поступил, как последний негодяй, вторгшись в охваченную смутой соседнюю державу. Однако тот, кто согласится с этой формулировкой, будет вынужден, если хочет сохранить беспристрастность, применить точно те же слова к великому князю Ивану III. В 1492 г., когда внезапно умер польский король Казимир и у поляков хлопот стало выше головы, войска Ивана неожиданно ударили на соседей и заняли большую территорию с несколькими городами, присоединив ее к московским владениям. А если забраться еще дальше, мы, к своему некоторому смущению, обнаружим, что первое в истории упоминание о русско-польском конфликте гласит, что «русские напали на поляков и отобрали несколько городов». Причем пишут это русские летописцы…

Короче, интервенция имела место, но безусловной ошибкой было бы считать ее самым черным преступлением всех времен и народов - поскольку наши собственные предки порой были не лучше…

О героической обороне русскими Смоленска написано много, и я не стану к ней возвращаться. Наоборот… По моему глубокому убеждению, патриотизм состоит не в том, чтобы замалчивать наиболее неприглядные страницы собственной истории, а в том, чтобы на их примере учиться избегать повторения. Как писал Владимир Маяковский (хотя ссылаться на него не особенно ныне и модно): «Слава! Слава! Слава героям! Впрочем, им довольно воздали дани. Теперь поговорим о дряни».

Поговорим о дряни - о Шуйских, царе Василии и его брате Дмитрии.

Их племянник, двадцатичетырехлетний князь Михаил Скопин-Шуйский, по справедливости считался лучшим русским полководцем того времени, славным многими победами над тушинцами. О нем самого высокого мнения был и поднаторевший в европейских войнах Делагарди, а популярность князя у русских можно без малейших преувеличений назвать общенародной. Именно этот человек был как нельзя более кстати, на своем месте, во главе русских войск перед лицом иностранного вторжения.